– Это они сейчас никто, – гордо сообщила она, – а с нашими дипломами – ого-го! Вы еще локти кусать будете!

Лена с удовольствием бы укусила приставучую наставницу за жирный локоть прямо сейчас, но мамино воспитание не позволяло бросаться на людей, даже таких навязчивых.

Светка потом долго хвасталась цветастой заплаткой в дипломных корочках, погуляла с ней по фирмам в поисках работы, разочаровалась в бизнесе и переключилась на другую тему. Диплом оказался в пачке таких же сомнительных документов, между удостоверением консультанта широкого профиля и акциями «МММ».

Вероника Федоровна трагически скосила глаза на Карякину, надеясь найти поддержку.

Поддержка не заставила себя ждать:

– Противоположный пол, Ленка, это такой пол, у которого все наоборот: где у тебя выпукло, у него вогнуто, где у тебя коса, у него плешь, то, что тебе кажется смешным, до него не доходит, а то, что кажется смешным ему, тебя злит…

– Экое убогое создание, – пробормотала Лена. – И для чего он нужен?

– Его надо жалеть и воспитывать.

– Тогда уж лучше ребенок, – хмыкнула Лена.

– Вот, – радостно подтвердила Светка. – А я к чему веду! Ребенок бабе нужен, но без этого убогого никак!

– Да ты что! Правда? – Лена хлопнула рукой по столу и сурово добавила: – Ликбез по половым вопросам предлагаю перенести на завтра. У меня от вас обеих голова уже болит.

В этот раз она решила не сдаваться. Когда-то надо было начинать учиться говорить «нет». Единственное, на чем они сошлись, что Лена будет читать Светкины конспекты.

И вот теперь Лена настраивалась на позитивную волну, пытаясь внешнее довольство судьбой привести в гармонию со своим внутренним состоянием. Состояние бунтовало и от предлагаемой гармонии увиливало.

Впереди маячили два долгих и пустых выходных дня. Светка сбила все планы, позвонив накануне и сообщив, что у нее рандеву. Подробности обещано было рассказать в понедельник.

Жизнь вокруг активной Карякиной постоянно бурлила, шипела и исходила многообещающими пузырями. Пузыри лопались, обдавая разочарованную, но не унывающую Светку брызгами надежд: кавалеры пропадали за линией горизонта или резко сворачивали с проложенной заботливой невестой колеи. Светлана была самой близкой Лениной подругой уже больше шести лет. Познакомились они в троллейбусе.

Лена Кораблева всегда переходила улицу только на зеленый свет, уступала места пожилым людям и пассажирам с детьми и никогда не ездила зайцем. В тот судьбоносный день она по привычке затолкала пробитый талончик поглубже в рукавичку и уткнулась носом в слепое белесое стекло, разрисованное причудливыми морозными узорами. О красоте этой зимней сказки Леночка могла только догадываться, поскольку очки, как обычно, моментально запотели, едва она внедрилась в теплое многолюдное нутро жалобно поскрипывавшего троллейбуса. Чтобы не веселить окружающих мутными очками, она по привычке ввинтилась в самый угол: там меньше толкали и не беспокоили навязчивыми просьбами пропустить, пробить талон или уточнить, когда кольцо. Она задремала под хищное лязганье жестяных троллейбусных внутренностей и спонтанно разгорающиеся там и сям скандалы.

– …Будем дальше прикидываться или штраф платить? – увесистый тычок в плечо подтвердил, что обращаются именно к ней.

– У меня талон, – Лена даже не знала, обидеться на это неэтичное предположение о ее безбилетности или, наоборот, погордиться собственной сознательностью. Она скребла по дну рукавички тоненькими пальчиками, но, как назло, не могла нашарить подтверждение своей порядочности.

Контролеров оказалось целых два. Народ резко схлынул: то ли всем действительно срочно понадобилось выйти, то ли ретивые охотники неосторожно спугнули добычу.

Когда Лена наконец-то выгребла два мятых бумажных шарика и старательно их расправила, выяснилось, что ни тот, ни другой не соответствуют требованиям. Может, дырки и в самом деле были не на месте, или контролерам просто хотелось получить с нее штраф в преддверии выходных, но отпускать ее не собирались. Денег на штраф у Лены не было. У нее вообще не было никаких денег. Последнюю наличность она выскребла из кошелька в университетском кафе, чтобы оплатить черствую булочку и компот в липком стакане.

Сколько Лена себя помнила, с деньгами в доме всегда была напряженка. Они с мамой не голодали, конечно, но на жизнь хватало с трудом. Отца у нее никогда не было. То есть теоретически был какой-то мужчина, поучаствовавший в зарождении новой жизни, но мама на эту тему не распространялась. Она не обманывала дочь рассказами про летчика-испытателя или капитана дальнего плавания, но любые Ленины попытки выяснить хоть какие-нибудь подробности своего генеалогического древа по отцовской линии терпели крах. Мама обычно замыкалась, а потом долго ходила с красными глазами, и Лена, чувствуя себя виноватой, отставала до лучших времен. Сначала она придумала историю про папу-разведчика. Он на важнейшем государственном задании в тылу врага, но однажды он вернется. Потом разведчик трансформировался в заморского миллионера, разыскивающего на необъятных просторах бывшей родины свою дочь. Это было связано с переходом Леночки в поздний подростковый период, когда уже невозможно было не замечать, что все девочки одеты лучше ее, что ходить в детских колготках и старушечьих панталонах неприлично и что мальчикам нравятся те девочки, у которых есть, как минимум, цветной телевизор. Обычно дети играли во дворе, но в двенадцать лет она впервые была приглашена на день рождения к однокласснице, родители которой работали в торговле. Лена была потрясена. Вернувшись после праздника домой, девочка впервые поняла, что дома не так уж уютно и красиво. В конце недели она, как и все участники дня рождения, получила цветную фотографию. Мама долго рассматривала глянцевую карточку, а потом неожиданно повела Лену в «Детский мир» и купила красивое темно-синее платье с кружевным воротничком. Это платье было самой нарядной и запоминающейся вещью из ее детства, она носила его до тех пор, пока оно не стало совершенно неприлично мало. Лена Кораблева не была отличницей, но училась всегда хорошо, особенно легко ей давался немецкий язык, поэтому вопрос о будущей профессии был решен однозначно – переводчица. Хотя ни она, ни мама не были людьми меркантильными, тем не менее тот факт, что переводчицы очень хорошо зарабатывают, сыграл не последнюю роль. Замахнулась она ни много ни мало на университет.

Мама долго бегала по знакомым, искала связи и выходы на приемную комиссию, а когда, наконец, нашла, вернулась домой с совершенно безумным выражением лица. Поступить на дневное отделение было можно, но сумма взятки была не просто бессовестной, она не имела никаких точек соприкосновения с их материальным положением.

Высокая полная женщина, с которой свели Веронику Федоровну добрые люди, была лицом, приближенным к комиссии. Категорически не желая встречаться взглядом с посетительницей, дама ездила глазами по стенам и потолку, мычала, экала и, наконец, зыркнув на одежду и сумочку пришедшей, которую та судорожно прижимала к себе, словно в автобусе в час пик, озвучила цифру.

Вероника Федоровна моргнула, попыталась повторить сказанное про себя, но мозг отказывался считать нули. Он свернулся, как позавчерашнее молоко, и затих, оставив на лице Кораблевой-старшей выражение дикого удивления и полнейшее отсутствие мыслительной деятельности во взгляде.

Правильно поняв ступор родственницы будущей абитуриентки, тетка быстро попрощалась, предложив заходить как-нибудь еще, если что.

Посидев на кухне и поуспокаивав обалдевшую маму, Лена приняла решение поступать самостоятельно. На дневной она решила ломиться для пробы, чтобы примерно представить себе процесс, а на вечерний поступать, уже набравшись минимального опыта.

Трюк удался, и Лена стала студенткой университета. Она была почти счастлива. Почти потому, что с личной жизнью категорически не ладилось. То есть ее не просто не было, но и чисто теоретически выделить время на эту самую личную жизнь не получалось.