Терпение!!!

Судебное следствие, во главе с г-ном де ла Ривельри, прибыло с двенадцатичасовым поездом. Судебные чиновники заехали сначала в гостиницу «Белый голубь», где оставили свои вещи. В настоящее время они, должно быть, уже начали следствие.

Я сижу в своей комнате, за тем же самым столом, совершенно так же, как в день, о котором я говорю в начале этих записок. Как и тогда, мои часы положены передо мною и стрелки передвигаются по циферблату. Окурки папирос лежат кучкою в пепельнице. Через окно я смотрю на деревья общественного сада. Они все больше и больше обнажаются, но облюбованный мною красивый золотистый листок все еще колышется на веточке. Он качается, дрожит, но не падает; однако я чувствую, что он упадет. Увижу ли я, как он медленно и плавно будет опускаться, как он полежит минуточку на краю террасы, как бы желая вздохнуть, а затем будет продолжать свое падение до самой земли, на которой вытянется мягко и немного зябко? Буду ли я свидетелем меланхолического и спокойного падения золотого листка или же еще раньше услышу шум шагов по лестнице, грубый стук в мою дверь? Ведь, в конце концов… Я слушаю. Ничего. Со двора доносится кудахтанье кур. Они спокойно прохаживаются, хорохорятся, клюют зернышки. Никто не тревожит их. Старая Мариэта не придет в этот час делать свой выбор среди птицы. Они не зажмет какой-нибудь из них у себя между колен, и в то время, как та отчаянно будет биться крыльями, не проткнет ей глотки своими ужасными ножницами. Кровь не потечет из клюва, медленно, капля за каплей. Ни звука; слышно только вспыхивание спички, которую я зажигаю, чтобы закурить папиросу. Поднимается легкий дымок… Я думаю о старой пословице: нет дыма без огня. Не означает ли она, что ничто не остается втайне, что всякий факт заключает в себе другой, что всякое действие зависит от предшествующего действия, которое управляет им и определяет его? Мир, совокупность существ и фактов, имеет иероглифическую природу, но его иероглифы все же можно прочесть. Люди умеют расшифровывать человеческую путаницу, умеют разбираться в лабиринте действий и фактов, относить одни к другим, распутывать мотки, развязывать узлы.

Маленький золотой листок дрожит на веточке и не решается упасть… Моя папироса гаснет. Ее легкий дымок рассеивается и исчезает. Пепел осыпается, и я вижу ее красноватый конец. Этой раскаленной частички достаточно, чтобы поджечь дом. Откройте глаза, милейший г-н де Ривельри! Я погружен в мечтания. Стрелки моих часов движутся все вперед. Время, которое казалось мне таким тягучим в течение последних дней, мчится с головокружительною быстротою. Мне представляется теперь, что я живу в другом мире, дышу другим воздухом. Я чувствую себя как бы облегченным, очищенным; тяжесть, которая давила на меня, вдруг скатилась с моих плеч… Скука, отравлявшая меня своим темным ядом, внезапно рассеялась. Окружавший меня туман поднялся к небу; я ясно вижу предметы, и я вижу вот что… Я вижу вот что. Час дня или ранее; я толкнул стоявшую полуоткрытой садовую калитку. Я пошел по посыпанной песком дорожке между подстриженными плодовыми деревьями. Я остановился подле бассейна. В нем отражалось мягкое и немного пасмурное небо. Несколько насекомых скользило по водной поверхности; у закраины бассейна лежала лейка. Невдалеке воткнутый в грядку заступ рассекал землю своим острием. В течение некоторого времени я смотрел на расположенный в конце сада дом и затем подошел к нему. Я поднялся на крыльцо и вошел в сени, а оттуда в пустую столовую и тоже пустую кухню. Я возвратился в сени. Я поднялся по лестнице до самой двери, которая была закрыта… и за этою самою дверью несколько часов спустя нашли убитого человека, человека с перерезанным горлом… Но ведь мои шаги все время отпечатывались на песке аллеи, руки мои прикасались к перилам лестницы, пальцы брались за ручку двери. Меня могли видеть в саду. Рядом с домом г-на де Блиньеля расположены соседние дома, и г-н де ла Ривельри, наверное, будет допрашивать их обитателей, когда дело дойдет до собирания «вещественных доказательств». Я хотел бы видеть выражение лица г-на де ла Ривельри, когда ему скажут, что племянник г-жи де Шальтрэ был замечен выходящим из дома, где было совершено преступление, или прогуливающимся по аллеям сада…

Первый день следствия, по-видимому, ничего не дал судебным властям, и они остались ночевать в гостинице «Белый голубь». Завтра они возобновят свои занятия. До сих пор результатом следствия был только арест бравого Жюля, слуги г-на де Блиньеля. Этот малый был на свадьбе в имении Никэ. Пятьдесят человек видели его там, и его alibi кажется бесспорным; все же на его месте я не был бы особенно спокоен. На крестьян никогда нельзя положиться, к ним всегда нужно относиться с недоверием. Положение, в котором находился Жюль, его заключение под стражу располагает к самым худшим наветам. Так приятно вредить своему ближнему, имея при этом вид, будто знаешь его насквозь. Они вполне способны взвалить на Жюля самые неправдоподобные злодеяния, и все из низости, из тщеславия, чтобы подложить ему свинью и быть в хороших отношениях с властями. Что касается судебных чиновников, то арест Жюля является для них профессиональным актом, своего рода пробным камнем. Они предвкушают таким образом поимку настоящего преступника, что им почти всегда и удается; разве только, при невозможности нормального разрешения, дело приобретет «загадочный» характер.

Но большинство судебных процессов не вправе притязать на эту загадочность. Они заслуживают такой характеристики только в тех случаях, когда какие-нибудь исключительные обстоятельства отмечают их и сообщают им особенный интерес. «Загадочность» преступления состоит в том, что оно окружено своеобразною атмосферою. Какая же судьба постигнет преступление, положившее конец бесполезной жизни г-на де Блиньеля? Суждено ли ему возвыситься до степени громкого дела и «загадочного» преступления или же оно так и останется процессом местного значения, сереньким провинциальным преступлением?

Город все еще волнуется по поводу убийства г-на де Блиньеля, и салон тетушки Шальтрэ не пустеет в течение целого дня. Посещения следуют одно за другим без перерыва. Дверной колокольчик, раскачиваемый облезлой оленьей ножкой, все время звонит похоронный звон по несчастном Блиньеле.

Я не присутствую при разговорах в гостиной, но я ясно представляю, чем они могут быть. Тетушка Шальтрэ проявляется на них во всем великолепии. Теперь, когда г-н де Блиньель мертв, он служит для нее лишь «темою для разговора», предлогом для одного из тех моральных рассечений, в которых она такая мастерица. Пока врачи занимаются вскрытием трупа бедняги Блиньеля, тетушка Шальтрэ не остается в долгу перед ним по своей части. По-видимому, я не ошибся в своих предположениях, потому что за обедом тетушка обнаружила отличное расположение духа. Из ряда выходящая смерть г-на де Блиньеля всю ее помолодила, и она гордится, что один из ее друзей занимает в умах жителей П. такое выдающееся и исключительное место. Благодаря своей смерти г-н де Блиньель становится личностью значительною. Он приобретает репутацию общественного деятеля. Он причиняет беспокойство видным судебным чиновникам, ставит на ноги полицию. Бездыханный, окровавленный, с перерезанным горлом, маленький г-н де Блиньель во всем своем ничтожестве владеет нами после своей смерти. Весь город принадлежит ему; он как будто обновил его атмосферу. Мертвый, он возродил город к жизни. Улицы оживлены; образуются группы; люди ходят более быстрым шагом, имеют более значительный вид. Похороны г-на де Блиньеля явятся поводом для внушительной манифестации. Весь П. будет присутствовать на них. Может быть, имя убийцы будет переходить тогда из уст в уста?

На этот счет высказываются самые разнообразные предположения. Тетушка Шальтрэ перечислила мне главнейшие. Они крайне расплывчаты. Впрочем, никто почти не верит в виновность Жюля, слуги образцового во всех отношениях. Он один исполнял все работы для г-на де Блиньеля: был поваром, стирал и чинил белье, ухаживал за садом.