На свое счастье, Шарло не успел перепиться до такой степени, чтобы совсем потерять инстинкт самосохранения. Или же просто его ноги были умнее головы, и, усмотря угрозу внутренностям, по сравнению с которой обоженная ладонь – детская забава, они поспешили унести незадачливого ухажера подальше от разбушевавшегося объекта его чувств.

Так что Шарло тяжелым галопом выскочил из кухни, оря на ходу:

– Придурошная баба! Ведьма чертова!!!

Увидев бегущего копейщика, Аньес решила, что он уже прикончил Жаккетту, и ее визг перешел в терзающий душу вой.

Единственный сохранивший в этот бедламе здравый ум, Большой Пьер схватил извивающуюся девушку в охапку и понес ее в кухню, чтобы там отпоить и, наконец, самому увидеть, что же твориться за обычной кухонной дверью.

По сравнению с сошедшим с ума двором, кухня показалась Большому Пьеру тихой и мирной. Невозмутимая Жаккетта снимала с огня вкусно пахнущие гусятницы и выставляла их в ряд на каменные плиты.

Увидев подругу живой и невредимой, Аньес отцепилась от безрукавки Большой Пьера и кинулась к Жаккетте, уже смеясь сквозь слезы.

Большой Пьер недоуменно рухнул на дубовую скамью.

– Ну, девки! Вы меня уморите вконец! В скольких баталиях был, а такого страха нигде не натерпелся, как сейчас. А ну рассказывайте, что тут было? Ты что, Жаккетта, на метле летала или еще чего, что люди из кухни, как ошпаренные скакали?!

– Да ну его! Чуть из-за этого дурака гуси не пригорели! – совсем невпопад объяснила Жаккетта, выкладывая куски гусятины на поднос на столе, чтобы они обсохли.

Судя по ее виду, ничего больше говорить она не собиралась, считая, что и так все сказала, подробней некуда.

К чести Аньес, она быстро пришла в себя и принялась сама объяснять Большому Пьеру.

– Тут этот приперся. Шарло ваш. Пьяный в стельку. И давай к Жаккетте приставать. Он к ней давно лезет, гад противный! Давай обзываться, оскорблять нас по-всякому! Из кожи вон лез, как мог! Под конец стал есть требовать. Ну, Жаккетта не выдержала и горячего гуся ему в руку всунула! А потом чуть вилкой его не пропорола. Хорошо, что это дурак убежать догадался!

– А чего же ты орала, как резаная? – удивился Большой Пьер.

– Вы бы видали, как они тут друг напротив друга стояли, тоже бы заорали! Я думала, они поубивают друг друга насмерть!

Громко, во все горло, так, что отдавалось в кухонных сводах, Большой Пьер захохотал. Засмеялась и Жаккетта, прыснула в передник Аньес. Неприятная история осталась позади и они, кто вспоминая, а кто представляя произошедшую сцену, веселились от души.

Отсмеявшись, Большой Пьер сказал:

– Так вот кого надо в караулы ставит. Вы любого врага сковородками раскидаете. Но вилка, Жаккетта, ненадежное оружие!

– Еще как надежное! – не согласилась Жаккетта.

– На кухне – может быть. У Шарло ты надолго охоту к женскому полу отбила, но ведь кроме него найдутся желающие. Не будешь же ты всюду эту вилку таскать. Что-то поудобней тебе надо, раз уж парни так заглядываются.

– Ага, пушку чугунную! – мрачно заявила Жаккетта. – На веревочке таскать буду – враз разбегутся.

Она принесла из кладовой кувшины с деревянными пробками и принялась складывать туда подсохшие куски.

Большой Пьер взял кусочек на пробу и, жуя хорошо протушившегося гуся, вслух рассуждал:

– Вот бы тебе такую штуку, кинжал не кинжал, но что-то такое, что и вреда сильного не нанесет, но и проучит наглеца как следует…

У Аньес утка тоже сготовилась, она унесла ее прямо в утятнице в кладовую, чтобы та отлежалась за ночь в жирном наваре и принялась толочь разопревшую фасоль, делая гарнир к тушеной гусятине.

– Я попрошу Ришара, пусть он Жаккетте хлыст подберет! – подкинула она неожиданно здравую идею. – И обращаться с ним научит. Ришар говорит, хлыстом даже волка убить можно – значит и противного ухажера отогнать тоже! Ведь, правда, Большой Пьер?!

А, пожалуй… – солдат задумался и почесал макушку. – Я видел, как кнутом с человека кожу ремнями сдирали. Страшное зрелище. Давайте-ка, я сам с Ришаром потолкую.

– Ладно, это не к спеху… – недоверчиво заметила Жаккетта.

Она процедила жир, в котором тушились гуси, залила им кувшины по горлышко и плотно забила деревянные крышки. Из отложенных к обеду кусков она выбрала самый маленький, кинула его в глиняную миску, добавила туда половник приготовленного Аньес пюре из фасоли, сунула ложку и прикрыла все пресной лепешкой.

– На! – протянула она миску Большому Пьеру. – Отнеси этому извергу, чтобы он мне на глаза не показывался. И есть понемногу всех зови. Сейчас мы кувшины в погреб спрячем, и на стол накрывать будем.

Большой Пьер ушел.

Аньес понесла два первых кувшина. А резко уставшая Жаккетта на минутку присела у стола и задумалась: может и правда, какой-нибудь хлыст поможет ей и святой Агнессе держать оборону?…

– Видите вон тот колпак? – спросил компанию конюх Ришар, показывая рукояткой бича на свой бегуин, висящий на гвозде, вбитом в столб, поддерживающий балки перекрытия конюшни.

Не откладывая дела в долгий ящик, Большой Пьер вечером переговорил с Ришаром и сегодня с утра, как только Жанна уехала в замок, Аньес с Жаккеттой и Большой Пьер собрались в каретном сарае.

Как настоящий знаток и приверженец своего дела, Ришар сначала захотел показать, что можно делать кнутом.

Из висящей на стене коллекции кнутов, кнутиков, бичей, хлыстов и плеток он выбрал довольно невзрачный, с корявым кнутовищем, бич и вышел с ним на середину просторного, высокого сарая.

Зрители нашли себе места по душе. Аньес с Жаккеттой забрались на старую телегу, а Большой Пьер присел на мешок с сеном. Они с любопытством смотрели за действиями конюха.

Правда, Жаккетта была настроена довольно скептически, с недоверием поглядывая на увлеченных друзей: бич казался ей слишком несерьезным оружием.

Разминаясь перед выступлением, Ришар сделал легкий, но резкий взмах рукой и бич ожил, зазмеился, и с сухим треском щелкнул, словно взорвалась петарда.

– Ап!

Конюх опять взмахнул бичом, и не успели зрители что-нибудь понять, как он уже держал в руках свой бегуин.

– Давай, Аньес! – кивнул он.

Раскрасневшаяся Аньес принялась вынимать из корзинки, в которую она до представления упорно не давала заглянуть, куриные яйца и стала раскладывать их по всему сараю на достаточном удалении от Ришара. Под конец она вытащила несколько свечей.

Заинтересовавшийся Большой Пьер отобрал у нее свечи, сам принес лестницу и расставил их на балке.

– Сейчас зажечь, или как? – крикнул он сверху.

– Сейчас! – ответил конюх, поигрывая бичом.

– Прямо балаган! – шепнула Жаккетта севшей обратно на телегу Аньес. – Как на ярмарке! Я смотрю, ты быстро с Ришаром поладила – всего-то пару раз на рынок сходили!

Аньес пихнула ее локтем в бок.

Наконец декорации к представлению установили.

Ришар, стоя в центре, как укротитель, высматривал начальную жертву.

Первый взмах – и первое яйцо разлетелось на мелкие осколки и липучие брызги! Еще взмах – и второе яйцо взорвалось, забрызгав желтком сено. Ришар, ни на шаг не сходя с места, словно невидимой рукой, дотягивался бичом до нужных ему мест.

Когда все яйца из корзинки Аньес были расщелканы, конюх принялся посылать извивающийся конец бича в сторону шеренги свечей, взмах, за взмахом гася огоньки пламени и не задевая при этом самих свечек.

– Ух ты! – восхитилась поверившая в достоинства бича Жаккетта. – Как дракон языком пламя слизывает!

– Это только цветочки! – услышав ее возглас, довольно сообщил конюх. – То простой бич, а теперь посмотрите кнут со свинчаткой.

Ласковыми движениями он аккуратно свернул и повесил любимый инструмент на место, и снял другой. У этого кнута в конец сужающегося плетеного хвоста был вплетен кусочек свинца.

Конюх согнал Большого Пьера с мешка с сеном и прислонил этот мешок к столбу. Затем опять вернулся в центр сарая.