Понемногу и Жаккетта включилась в захватывающую игру, резонно рассудив, что раз святая Агата дело проиграла, а святая Агнесса за него еще не бралась, то она, Жаккетта, предоставлена самой себе, а значит не грех и поразвлечься.

От чистой, гладкой кожи итальянца пахло мускусом и еще чем-то очень приятным, а ловкие руки куафера, оказывается, умели управляться не только с женскими волосами…

Котелок с учебным варевом булькал уже часа три, а прекращать свои атаки итальянец, судя по всему, и не собирался.

«Ну и силен мужик!» – с уважением подумала подуставшая уже Жаккетта. – «А с виду не скажешь. Нашим парням до него далеко!»

Внезапно ее плечо что-то укололо. На ощупь пошарив там ладонью, Жаккетта зацепила какую-то небольшую, но острую штучку в щели между спинкой и сидением и осторожно зажала находку в кулак.

Мессир Марчелло, наконец-то, решил, что на сегодня любви хватит, и с видимым сожалением оторвался от Жаккетты.

Выудив откуда-то из-под кресла бутылочку вина, он налил девушке в изящный, явно из графских запасов, бокал. А сам, особо не церемонясь, принялся употреблять божественный нектар из горла.

Жаккетта потихоньку тянула кларет, отдыхая после такого бурного событиями урока. Разжав ладонь, она украдкой посмотрела на свою находку. В руке поблескивала искорками рубиновая шпилька баронессы де Шатонуар.

Когда куафер пошел проверять котелок, Жаккетта спрятала шпильку в замшевый мешочек на поясе и, убедившись, что он ничего не заметил, принялась шнуровать платье, приводя себя в порядок.

– Смотри, Cara mia! Ты приготовила отвар для ращения волос. Его втирают вечером и выдерживают до утра, – мессир Марчелло принес ей котелок.

– Сейчас он будет остывать, а потом я перелью его в бутыль темного венецианского стекла. Гости разъехались, значит, будем пользовать этим отваром госпожу Изабеллу. На сегодня все. Мне, как и отвару, надо остыть. Завтра в это же время я тебя жду.

«А мне будто не надо!» – так и вертелось на языке у Жаккетты.

Но она со скромным видом еще раз оправила юбку, проверила все ли на месте и двинулась к выходу вслед за итальянцем, который опять повел ее извилистым лабиринтом между столов, сундуков и прочей дребедени. У самого выхода он нежно обнял ее и припал к губам долгим прощальным поцелуем.

Но потом объятия из легких превратились в весьма ощутимые, а поцелуй больше стал походить на встречающий.

«Неужто все опять по новой?!» – встревожилась Жаккетта.

Но мессир Марчелло, сам удивленный своим порывом, отпрянул от нее и воскликнул:

– Клянусь Пасхой Господней! Ты необычная девушка, малышка! Меня опять тянет к тебе с такой силой, словно я женщин год не видел!

– Да обыкновенная я, обыкновенная! – Буркнула Жаккетта, пытаясь поскорее открыть неподатливую дверь. – Вы, видать, с утра паштета из щуки переели, вот и все. Нормальное дело. До завтра, мессир Марчелло.

Дверь, наконец, поддалась и Жаккетта с облегчением выскочила на свежий воздух.

Отойдя подальше от башни, она присела на камушек, и принялась размышлять, что же делать дальше:

«Итальянец теперь от меня не отстанет, это ясней ясного. Но он мужик вроде неплохой, хоть и ученый больно. А вот что со шпилькой делать?»

Из-за этой шпильки перед турниром осушили пруд и долго-долго обшаривали дно, а баронесса, закатив глаза и заломив руки, с надрывом рассказывала, как она гуляла по саду и решила полюбоваться водой с мостков, когда рубиновая безделушка выскользнула из ее прически.

«Значит, госпожа Беатриса гуляла не по саду, а по креслу итальянца попой, это как пить дать. Сунешься к ней с находкой – она визг на весь замок поднимет, ежели правду скажешь. А коли соврешь, что из пруда… Так ведь она вроде успокоилась, что не нашли. Не буду отдавать!» – здраво рассудила Жаккетта.

Она вынула шпильку из мешочка и сунула в щель между камнями. Залепила получившийся тайничок комочком глины и пошла в свою каморку.

Войдя в комнатенку, Жаккетта застала там Аньес, которая пришла ей помочь перебраться к себе и теперь сидела на лежанке и болтала ногами.

– Ты чего какая-то кислая? – спросила она. – Радоваться надо, из этой норы в нормальную комнату выберешься, к людям поближе!

– Чего-чего… – пробурчала Жаккетта. – Не каждый день, небось, вместе с учебой еще и трахают почем зря! Ты бы, небось, не веселилась, если бы тебя ни с того, ни сего завалили на травку!

– Ой! Да что ты такое говоришь! – всполошилась Аньес. – Кто?!

– Кто, кто… господин Марчелло, вот кто!

– Врешь! – неожиданно надула губки Аньес.

– Ну, здрасьте! – удивилась Жаккетта. – Меня, значит, три часа по лежанке возили туда-сюда, и я же вру! Больно надо…

Аньес соскочила с лежанки и обошла Жаккетту кругом, внимательно её рассматривая, словно пытаясь увидеть в подруге что-то новое, неизвестное ей.

Ничего не найдя, она села обратно на кровать и задумчиво сказала:

– Извини, Жаккетта, но сама посуди: мессир Марчелло появился здесь три года назад. И за все это время до нас, служанок, ни разу не снизошел. Да ему не больно-то надо. К нему дамы пачками рвутся, не только как к астрологу. Вон баронесса за ним бегает, только шум стоит. И он к ней ночевать в окошко лазит – зря она, что ли осталась! Да и кто из местных красавиц, которые благородные и все такое прочее, у него в башенке не побывал. У Маргариты кузина в камеристках у госпожи де Пуа, так вот эта госпожа, Маргаритина сестра говорила, отравиться хотела, когда он ее бросил. Говорят он та-а-акой кавалер! – она лукаво посмотрела на невозмутимую Жаккетту.

– Наши девчонки знаешь как бы хотели его подцепить?! Маргарита уже год перед ним юбками крутит – и все без толку, а она в замке первая красавица, ну среди нас. И вдруг ты такое говоришь! Да еще, мол, без авансов с твоей стороны! Я, ей Богу, не пойму, что он в тебе нашел, ты уж извини…

– Да чего там! – отмахнулась от последних слов Жаккетта, нисколько, видно, не удивленная, что перебежала дорожку первой красавице. – Ты, лучше, скажи: знаешь, которая статуя в часовне святая Агнесса будет?

– Знаю.

– Покажи мне, очень надо. Прямо сейчас!

– Зачем, Жаккетта? Ты какая-то ненормальная, ей Богу! Я тебе такие вещи рассказала, а ты как будто так и надо! Говорю тебе: он только с благородными, да красивыми спит. Ты первая сподобилась, хоть не благородная, да и не красавица!

– Я-то знаю почему! – отрезала Жаккетта. – Сказала же, в часовню надо. Отведи!

– Ну, нет! – глаза у Аньес загорелись. – Ты расскажи сначала, почему знаешь! Да и что на вечер глядя к святой идти. У нее, наверное, уже голова кругом идет от молитв и просьб. Ничего не вымолишь – точно говорю! С утра и сходим, я всегда так делаю!

– Ну ладно! Не отвяжешься ведь…

Жаккетта забралась с ногами на ложе и, довольно уютно устроившись в уголке, потребовала:

– Только клятву дай, что не расскажешь никому!

– Пресвятой Девой клянусь! – начала Аньес.

– Нет, не пойдет! – оборвала ее Жаккетта. – Пресвятая Дева добрая, она простит, даже если нарушишь. Ты мне вот так поклянись: «Святым Бавоном клянусь, что не выйду замуж, если разболтаю эту тайну». Бавон – мужик серьезный и за клятвой проследит.

– Ладно… Святым Бавоном клянусь, что не выйду замуж, если проболтаюсь. Рассказывай!

– Я давно это знаю, уже года полтора, наверное. Знаешь, как стали меня родители на улицу, на гулянье пускать – в деревне ни у кого из девчонок столько дружков не было, сколько у меня. Они даже косились… А что я? Я же парней не отбивала у других, сами липли, как мухи на мед. Поначалу-то я ничего не подозревала, думала, нравлюсь, потому как не кривляюсь, не строю из себя святую, как некоторые… Вот дружок всегда и есть. Наш старенький кюре в ту пору помер и прислали нового, молодого. Пошла я как-то к нему на исповедь. Поначалу все было как положено… Слушал он, слушал, да вдруг как накинется с поцелуями!