ОТВЕТ

— Что вы делаете, несчастная? — Ироудек поднес ленту к глазам Сандры, но она словно не замечала ничего вокруг себя.

Он отошел к окну, наморщил лоб, что-то пробурчал себе под нос, время от времени бросая на девушку подозрительные взгляды. Она старалась вспомнить, о чем он ее спрашивал, ведь он должен был о чем-то ее спрашивать. «Почему он так смотрит на меня? Неужели я спала?» Она будто во власти какого-то удивительного сна, красочного, необыкновенно увлекательного…

Сандра покосилась на шефа. Почему же он не разбудил ее, если она и в самом деле заснула? «Или он не понял, что я спала? Заснуть в вычислительном центре!»

— Ну так что? Для кого вы производите расчеты втайне от меня?

Она испугалась. «Я никогда не позволю подозревать меня в чем-то нечестном. Но я должна ему сказать, что мне приснился сон, обязана сказать…»

— Я видела во сне картины, — сказала она и, немного помолчав, добавила: — Может быть, мне удастся застать похитителей на месте преступления. Я рассчитала вероятность повторения краж. Они происходят регулярно. Значит, можно воспрепятствовать исчезновению картин.

«Бог мой, я все выдумываю, фантазирую!» Ей стало стыдно. Сейчас шеф поймет, что она несет околесицу, и начнет кричать. Она вся сжалась при мысли, что вот-вот раздастся разгневанный голос начальника. Но Ироудек молчал. Только внимательно, словно изучая, смотрел на нее…

— Двадцать семь, — сказал он наконец. — Ватикан: двадцать, Лувр: двадцать, Прадо: двадцать, Метрополитен-музей: шестнадцать тридцать… — Ироудек подошел к ней. — Значит, вы утверждаете, что двадцать седьмого в восемь часов вечера будут совершены кражи в Риме, Париже и Мадриде, а в половине пятого — в Нью-Йорке. — Он постучал себе по лбу.

— А может, все-таки стоит попробовать, — настаивала Сандра, сама не отдавая себе отчет, почему, собственно, она продолжает ломать комедию.

— Двадцать седьмое — это послезавтра. Мне следует поднять на ноги Интерпол? — Шеф делал вид, будто принимает ее слова всерьез.

— Хотя бы поставить музеи в известность, — умоляюще произнесла Сандра.

— Вы что, сошли с ума? Еще обвинят нас в соучастии! Хотя все это чепуха. Как вам такое могло прийти в голову? — Он махнул рукой. — Вам остается только попросить у меня разрешение на отпуск и самой отправиться туда. Вы и так две недели без еды и сна, только и знаете, что порхать по музеям. До чего себя довели! Неудивительно, что у вас мозги стали набекрень.

— А если их все же украдут, — сказала Сандра чуть не плача. — Эль Греко, его картин так мало… «Вид Толедо» в Нью-Йорке, «Распятие» в Париже, «Воскресение» в Мадриде… — Она в растерянности замолчала. — Мне кажется, что исчезнет именно Эль Греко.

— Послушайте, — настойчиво предложил Ироудек. — Ступайте-ка домой, я все здесь приберу. А утром… утром пойдите к врачу.

Сандра ушла.

Блуждая по улицам, она вдруг заметила здание почты. «Надо телеграфировать в музеи, — вертелось у нее в голове. — Ироудек ничего не сделает, я должна сама…»

Она заставила себя перейти на противоположную сторону улицы и, не оглядываясь, направилась прямо к почте. В голове настойчиво билась мысль: «А не лучше ли обратиться к врачу?»

Нельзя сказать, чтобы подобное состояние было неприятным. Скорее, немного странным. Больше всего ее удручал тот факт, что она бессильна понять, откуда в ее голове появляются такие навязчивые идеи. Но одно она знала точно: она должна сберечь картины.

Двадцать седьмого…

«Откуда мне это известно? Как я поняла, находясь во Флоренции, что мне необходимо снова взглянуть на Боттичелли прежде, чем картина исчезнет? Откуда узнала, что полотну Караваджо «Маленький больной вакх» недолго находиться в музее? Но тогда у меня не' возникало желания воспрепятствовать исчезновению шедевров живописи. Почему же теперь я активно стараюсь вмешаться?»

Придя домой, Сандра приняла транквилизатор, но он не подействовал. И вторая таблетка не сняла настойчивого, поистине болезненного желания поднять телефонную трубку и сообщить пражской полиции о предстоящей краже.

На всякий случай она сунула под мышку термометр: 36,2° С. Головная боль. Навязчивое желание обратиться в полицию с требованием спасти картины, не допустить их исчезновения, иначе в ближайшее время в музеях не останется ничего ценного! И не только в музеях. У Михала, например, пропала его прелестная «Композиция»…

Перед поликлиникой Сандра остановилась — она ведь не записана заранее на прием. И с радостью ухватилась за эту мысль. «Но почему именно к психиатру? Единственное, что меня беспокоит, — то, что я знаю больше других. Разве это болезнь?» Но, несмотря на сомнения, она все же заставила себя войти в здание поликлиники.

Приемная подействовала на нее отрезвляюще: унылая обстановка, молчаливые пациенты. Из кабинета врача вышла медсестра, посетители поднялись, подали ей талончики. Сандра смущенно переминалась с ноги на ногу.

— Вы записаны?

— Нет. — Сандра резко повернулась к двери, намереваясь побыстрее уйти.

— Как ваша фамилия?

Вопрос медсестры заставил ее остановиться, в голосе женщины слышались повелительные нотки. Скрыться некуда, что ответить?

— У пана доктора сегодня всего несколько диспансерных больных, он вас примет, — сказала медсестра, указав на стул.

Сандра села ближе к выходу. «Еще можно уйти, — снова пришло ей в голову. — Чего я здесь жду?» И она словно услышала чей-то приказ: «Встань, открой дверь, выйди в коридор, никто тебе не помешает». Это был ее собственный внутренний голос, но она уверена, что кто-то придумал за нее эту фразу. Ведь она сама не додумалась бы до такой мысли, фраза кем-то придумана. Но кем?..

Она явно ощущала присутствие чужого мышления: «Ты в здравом уме, ты и сама знаешь, что врач тебе не нужен. Ты совершенно здорова». «Да, я это знаю». Она вздохнула. Только когда человек старается доказать, что он здоров, это и есть доказательство его болезни.

«Но ты должна сохранить картины!»

«Да, я обязана сохранить картины…»

Кто-то коснулся плеча Сандры, она вздрогнула. Рядом стояла медсестра.

— Проходите, ваша очередь. Я уже вызывала вас.

Сестра обращалась с ней как с ребенком. Сандра вскочила. «Неужели мои дела так плохи?»

Доктор, оказавшийся пожилым человеком, производил впечатление всемогущего оптимиста.

— Мы поможем вам избавиться от звучания в вашем сознании навязчивого чужого голоса.

— Он не чужой, — защищалась Сандра. — Просто голос хочет того же, что и я.

— Так чего же вы оба желаете, ваш внутренний голос и вы?

Неужели доктор верит в присутствие в Сандре какого-то другого существа?

Она отвела взгляд.

— Я хочу уберечь картины.

— Какие картины?

— Те, что крадут. — «Неужели он ни о чем не знает?» — Во всем мире сейчас пропадают шедевры живописи, под угрозой нападения все музеи и частные коллекции.

Доктор кивнул, да, он слышал.

— И каким же образом вы собираетесь спасать эти шедевры?

— Сообщить в полицию… — неуверенно сказала она.

Доктор одобрительно кивал головой, и это сбивало Сандру с толку. Говорят, с сумасшедшими не спорят, поэтому-то он и соглашается. Поэтому-то и изображает, будто верит ей.

— Я говорю вполне серьезно, пан доктор, я не сумасшедшая.

— Разумеется, нет. Сообщить в полицию? Что ж, это вполне разумно. Но, право, думаю, полиция уже в курсе? Они ищут. Делают все, что могут. Полагаю, ограбления — дело рук опытных преступников, возможно, какой-то огромной организации, притом международной. У этой организации разветвленная сеть, всюду свои агенты. Они подкупают служителей, охрану, вы, разумеется, читали обо всем. Напрасно вы считаете, уважаемая, что вам по плечу сделать больше, чем полиции. Зачем же принимать все так близко к сердцу. Вы художница?