После этого смерть стала постоянным моим компаньоном. В тот день я также умер, потому что мне стало ясно одно - будь тебе семь лет или семьдесят (моему дедушке было семьдесят лет), тебе придется умереть.

Мой дедушка был редкий человек. Я не могу его обвинить в том, что он когда-нибудь солгал, нарушил обещание или осудил кого-нибудь. Я вспоминаю одну ночь... В деревне не было ни полиции, ни полицейского участка. Мой дедушка был самым богатым человеком в деревне. Я часто спал вместе с ним на одной кровати. Однажды ночью в наш дом забрался вор. Мой дедушка видел, как вор перелез через забор и вошел в дом. Дедушка стал рассказывать мне какую-то историю. Вор притаился в углу и казалось, что история, которую рассказывает мой дедушка, его тоже заинтересовала. У моего дедушки была привычка, как у Тару, все время жевать бетель. Его сумка, чудесная сумка была всегда с ним, и он доставал из нее свой бетель для жевания. В ту ночь он начал жевать бетель и сплевывать на вора, который сидел в углу. Вор не мог избежать этого, потому что боялся, что его поймают. Наконец, терпение его истощилось и он сказал: «Нана» - так я обычно называл своего дедушку, и так его называли все в деревне. Итак, вор сказал: «Нана, хватит, я с удовольствием слушаю твою историю, но я не получаю удовольствия от твоей жвачки. Пожалуйста, перестань. Ты испортишь мне одежду».

Мой дедушка сказал: «Можешь прийти завтра и взять новую одежду — ведь я плевал на тебя специально. Конечно, это нехорошо, мне не нужно было бы это делать». «Но, - сказал человек, — я вор, и я приходил, чтобы украсть».

Мой дедушка сказал: «Вор ты или нет — это твое дело, но завтра ты приходи и возьми новую одежду». Мой дедушка был владельцем сельской лавки, в которой продавалось все: одежда, обувь, зонтики, сладости, то есть там было все необходимое для сельских жителей. На следующий день этот вор пришел, и я сказал ему: «А у тебя крепкие нервы! Ты пришел сюда в своей рубашке и дхоти, испорченных красным бетелем». А он ответил: «Что же мне делать? Я бедняк, я не могу позволить себе купить новую одежду. Нана пообещал мне, а он человек слова». Я сказал: «Ты уверен? Он может собрать всех соседей и поймать тебя, потому что ты приходил с целью украсть что-то. Ты сознался в этом, иначе, что бы тебе тут делать? » А он оставил все эти метки в качестве доказательства.

Он сказал: «Не старайся вызвать сомнение во мне. Я знаю твоего Нана. Даже если бы я украл, - ая ничего не украл, потому что у меня не было возможности, - он бы никогда никому ничего не сказал». И он вошел и взял новую одежду. Я сказал своему Нана: «Это, кажется, заходит уже слишком далеко. Пусть его не поймали, пусть ты не называешь его вором, ладно, но ведь ты награждаешь его!»

Он сказал: «Нет, я не награждаю его. Я испортил его одежду. Я просто заменяю то, что я испортил. А он ведь и не украл. Намерение - это всего лишь намерение. А даже если бы он и украл, то что же здесь такого? В нашей деревне все бедняки и только я богатый, так что если они и берут что-то, то это принадлежит им. Откуда у меня появились все эти богатства? -

От этих бедняков. Они работают на меня, они работают на моей ферме, они работают в моем саду. Все, что я имею, я не произвожу сам - я не хожу работать в поле, я не хожу собирать урожай, — все это делают за меня другие. Поэтому если когда-нибудь кто-нибудь и ворует, то он ворует свои собственные вещи. Меня это не волнует. Не думай об этом человеке, как о воре. Это не твое дело. А ведь мы с тобой получили удовольствие от вчерашнего события. Это было большое развлечение». Я сказал: «Да, это правда, мы оба с удовольствием за ним наблюдали».

Вор прятался в углу, но чем глубже он втискивался в этот угол, тем в большей степени он попадал в ловушку. Он хотел спастись от сока жвачки, но он не мог выбраться из угла, потому что этот угол был почти что рядом с кроватью моего дедушки. Там было темно, поэтому вначале он думал, что плевки попадают в угол случайно, но потом он стал тихо отодвигаться, а плевки следовали за ним. И наконец он подумал: «Это не случайно. Этот старик плюется как будто стреляет. А история, которую он рассказывает, - это всего лишь предупреждение для меня, что он не спит и что украсть здесь что-нибудь будет нелегко». Поэтому он, в. конце концов, должен был объявиться. И он сказал: «Я здесь, и я страдаю. Пожалуйста, перестань плеваться и отпусти меня».

Мой дедушка был такой добрый, такой хороший - он всем помогал, кто бы к нему ни пришел. Он обычно давал деньги людям. Если они к нему приходили, чтобы взять в долг, и хотели оставить что-нибудь в залог, он всегда отказывался. Он говорил: «Я не знаю, может быть, я завтра умру. Тогда кто же отдаст тебе этот залог? Ты бери деньги. Если ты сможешь вернуть их -хорошо. Если не сможешь, не беспокойся ни о чем - у меня достаточно».

Он никогда не заставлял этих людей давать расписки в том, что они взяли у него деньги. Я говорил ему: «Тебе надо брать с них расписки в качестве доказательства того, что дал им деньги в долг». Он отвечал: «Это не долг, это их деньги. Они могут думать, что это их долг, но я так не думаю. Поэтому, если они вернут их - хорошо, если нет, то я ничего не теряю, потому что я никогда и не ожидаю, что они вернут. Они такие бедные. Как же они могут вернуть эти деньги?»

И вот такой хороший, такой прекрасный человек просто умер. В чем же был смысл его жизни? Это стало для меня навязчивой идеей - в чем смысл его жизни? Чего же он достиг в жизни? Семьдесят лет он прожил жизнью хорошего человека — ну и что? Его жизнь просто закончилась, и даже следа от нее не осталось. Его смерть сделала меня очень серьезным.

Я был серьезным даже до его смерти. К четырем годам я начал задумываться над проблемами, которые некоторые люди как-то ухитряются откладывать до самого конца их жизни. Я начал задавать вопросы моему дедушке, и он обычно говорил: «Опять эти вопросы? Вся твоя жизнь впереди. Не торопись, ты слишком мал».

А я отвечал: «Я видел, как маленькие мальчики умирают в деревне. Они не задавали такие вопросы и умерли без ответов на них. Ты можешь гарантировать, что я не умру завтра или послезавтра? Ты можешь гарантировать, что я умру только после того, как найду ответы на них?»

Он отвечал: «Я не могу гарантировать это, потому что я не властен ни над смертью, ни над жизнью».

«Тогда, — сказал я, — ты не должен предлагать мне что-нибудь откладывать на будущее. Я хочу получить ответы сейчас. Если ты знаешь, то скажи, что ты знаешь, и дай мне ответ. Если же не знаешь, то не стесняйся сознаться в своем невежестве».

Вскоре он понял, что со мной нужно разговаривать, как со взрослым человеком, либо надо сознаваться в своем невежестве... Но тогда это было нелегко - надо было говорить об этом более подробно, чтобы не .вводить меня в заблуждение. И он стал говорить мне, что он не знает, он стал признавать свое невежество.

Я сказал: «Ты очень стар, и скоро ты умрешь. Что же ты делал всю свою жизнь? К моменту смерти у тебя в руках будет только твое невежество и ничего больше. Я задаю тебе очень важные вопросы - я не задаю тебе никаких тривиальных вопросов».

«Ты ходишь в храм. Я спрашиваю тебя, почему ты ходишь в храм? Ты в этом храме что-нибудь нашел? Ты ходил туда всю свою жизнь. Ты старался заставить меня ходить с тобой в этот храм». Этот храм сделал он. Однажды он признался, что правда заключается в том, что он ходит в этот храм, потому что он его сделал. «Если я не буду ходить туда, то тогда кто же пойдет туда? Но перед тобой я признаюсь, что это было бесполезно. Я ходил туда всю свою жизнь, и я там ничего не получил».

Тогда я сказал: «Попробуй что-нибудь еще. Не умирай с вопросом - умри с ответом». Но он умер с вопросом.

В последний раз, когда он говорил со мной, почти за десять часов до смерти, он открыл глаза и сказал: «Ты был прав — откладывать нельзя. Я умираю со всеми вопросами. Поэтому запомни: все, что я тебе предлагал, - это неверно. Ты был прав — не откладывай. Если возникает вопрос, старайся найти на него ответ как можно скорее».