Черный ус, черный ус, черный ус моих предков витал

В запорожском пространстве, в периметре черных дыр,

И когда кандидатскую диссертацию защищал,

Перепутались формулы с дыр-бул-щил.

«Комсомолец» разваливался по частям.

Говорили ему: В океан не ходи!

Пионерское детство, однако, блюло на часах

Большевистскую физику вместе с Роже Гароди.

Америций-120 шестнадцать веков проникал

В эпителий народа, творя абсурдизм во плоти,

А другой америций, как сытый, икал,

За шестнадцать минут все пожрав на пути.

Петра Келли, я думал, что ты коммунист,

Не сочувствовал «зеленым», думал: изъян!

А теперь просто вижу, как ты падаешь вниз,

И с тобой – генерал Бастиан.

То ли падаешь вверх средь кометных шиншилл:

Исчезает зеленый германский рай.

Черен был черный дыр, черный бул, черный шил.

Ауфвидерзеен, майн самурай!

Как мы молоды были, когда курили махру

И строили совковые атомные города!

Кругло-квадратный большевистский хрущ

Даты жирного счастья назначал тогда.

Физик лирика сильно тогда понимал,

В твисте огненном крутил Тарковский Андрей,

Индустрия маячила свой шершавый маял,

Дул по строчкам гиперборей.

Возникал мотоцикл, возникает и нынче он, мча,

И махновцем загульным ревет, матерясь

в самогонном плясу.

Раздави на лету, мотоцикл, паука-стукача,

И возникни опять, словно Фауст, продавшийся псу!

Кто продулся в той сделке, чей слаще искус?

Черный пудель крутит свой хвост.

Пожирающий время Чернобыль, как кактус,

топорщит свой ус.

Древо жизни шумит, ДНК приглашает в хаос.

Кто трехглавых телят не видал, пригласим

К речке Припять, принять ее гать,

Над которой развесил красные свои волосы

Всесоюзный физический гад.

В мексиканской глуши суждено мне пропасть.

Отдаю свое сердце жрецу!

Вот и лопасти плоско лопатят лопасть:

Стокопытно лететь жеребцу!

Кто прислал мне такой стокопытный презент,

Сам себя бьющий вспышками шпор?

Опускается в койку мою Президент,

Приглашает в «Эксцельсиор».