Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Четыре тысячи? – ошеломленно охнула Саманта, остановившись на полпути. – И ты на что-то рассчитываешь?

Девочка пожала плечами:

– А почему нет? Кого-то же выберут. Может, это буду я. А может, ты.

– Ты – может быть, – заявила Саманта, оглядываясь на гудящую толпу в конце длинного коридора. – У тебя глаза сказочные, как у выросшей Дюймовочки. А я… Знаешь, трудно вообразить, что из-за меня остальным трем тысячам девятистам девяноста девяти откажут. Пойду-ка я домой.

– Не глупи! – Девочка взяла Саманту за локоть. – Ты ведь зачем-то сюда пришла? Так хоть попытайся!

– Потеря времени, – пробормотала Саманта, вы–свобождая руку, – четыре тысячи – ты смеешься, что ли? И потом сегодня же пятница, через полтора часа начнется шоу Билли Морено. Я его всегда смотрю и сегодня не пропущу. Больше пользы, чем здесь торчать и без толку надеяться… А тебе удачи!

Саманта развернулась и, не оборачиваясь, направилась к лифту. С мечтой о звездной кинокарьере было покончено раз и навсегда.

Когда Саманте было пятнадцать, в их классе появилась новая ученица. В тот день первый урок (ненавистная математика) проходил в кабинете, располагавшемся в восточном крыле. В осенние утренние часы ряд столов, расставленных вдоль окон, освещали лучи пробуждающегося несмелого солнышка. Саманта, словно котенок, обожала купаться в еще неярких, но удивительно нежных лучах и неизменно облюбовывала себе место у самого окна – перед учительским столом. Хотя в математике она разбиралась так же посредственно, как и почти во всех остальных предметах (точнее, не понимала практически ничего), но мозолить глаза преподавательнице, постоянно торча перед самым ее носом с отсутствующим видом, она не боялась. Немолодая болезненная дама, преподающая эту дисциплину, по непонятным причинам благоволила к Саманте и относилась к ее математической невменяемости довольно снисходительно. Время от времени она пыталась пробиться сквозь эту глухую стену и довести до сознания Саманты хоть какие-то элементарные сведения, но затем оставляла бесплодные попытки и с печальными вздохами выставляла ей оценки, позволяющие худо-бедно тянуть эту лямку дальше.

Саманта только-только комфортно расположилась за столом, скрестив руки на новеньком учебнике и уронив на них голову, как рядом раздался хрипловатый голос:

– Здесь свободно?

Подняв глаза, Саманта увидела костлявую бесформенную дылду с немного лошадиным лицом, чрезмерно вытянутым подбородком, серовато-бледной кожей и светлыми жидкими волосами. Однако в ее взгляде не наблюдалось ни затравленности, ни испуга – что было бы вполне естественно для девочки с такой жуткой внешно–стью, впервые оказавшейся в новом классе. Новенькая обеими руками держала перед собой школьную сумку, то и дело наподдавая ее коленом, и смотрела на Саманту уверенно и безмятежно. От нее исходило некое необъяснимое обаяние: возможно, причиной тому был умный и проницательный взгляд голубовато-серых глаз, возможно, спокойная улыбка без малейшего намека на заискивание. Саманта улыбнулась в ответ и кивнула:

– Присаживайся. Преподавательница у нас классная, сидеть прямо перед ней не страшно.

Девочка, уже успевшая бухнуть сумку на стол, повернулась к Саманте и несколько секунд изучающе смотрела на нее.

– Да меня вообще этот предмет не пугает. Я люблю математику.

– А я ненавижу. Просто у меня зрение постоянно ухудшается, поэтому приходится сидеть поближе к доске.

– Постоянно ухудшается? – деловито переспросила девочка, раскладывая перед собой разноцветные ручки. – Это серьезная проблема, скажу я тебе. У меня тоже проблемы со зрением. Левый глаз видит почти идеально, а правый полуслепой. Чтобы разглядеть то, что написано на доске, мне приходится делать так…

Она большим пальцем оттянула нижнее веко левого глаза чуть не до щеки, а средним приподняла нижнее веко правого. Саманта смотрела на нее с ужасом.

– Да… – невозмутимо продолжала девочка, никак не реагируя (или делая вид, что не реагирует) на изумленное выражение лица Саманты, которую весьма впечатлила эта пантомима. – Носить очки я не хочу – они меня уродуют. А носить линзы не могу – у меня слабые глазные мышцы. Я решила так: подожду до восемнадцати лет, а потом буду делать операцию. Она, конечно, опасная – перед ее началом веки смазывают йодом, а если у медсестры дрогнет рука, йод может попасть на сетчатку, и тогда появляется риск, что во время операции ты ослепнешь… Но для меня это единственный выход. Правда, потом нельзя рожать детей: из-за сильного физиче–ского напряжения зрение опять может полететь к чертям, и все предыдущие усилия окажутся напрасными. Но ничего: сделаем кесарево сечение.

– А почему ты хочешь ждать до восемнадцати лет? – после небольшой паузы спросила Саманта, совершенно раздавленная обрушившимися на нее яркими и многогранными сведениями.

– Я должна окончить школу и поступить в престижный колледж, – ответила девочка с королевским достоинством. – Этого хочет мой отец, и, скажу я тебе, наши с ним желания совпадают, что бывает не так уж часто… Кстати, меня зовут Джоди.

Последние слова девочка договорила уже торопливым шепотом, потому что в класс, кашляя и отдуваясь, вплыла математичка.

Джоди оказалась весьма занятной и сверхнеза–урядной личностью – она разбиралась во всем: в теории медитации и творчестве «Битлз», математических головоломках и генетических кодах, немецких глаголах и наиболее надежных и безвредных способах контрацепции. Возможно, ее познания были не столь уж верны и глубоки, но на любую тему она рассуждала с таким завидным апломбом и уверенностью, что усомниться в ее словах даже не приходило в голову. Не прошло и месяца, как Саманта стала ее лучшей подругой и теперь взахлеб обсуждала с Джоди на переменах толстые романы и фильмы «не для всех», представляясь самой себе необычайно продвинутой интеллектуалкой. Гадкие завистливые соученицы шептались за ее спиной, что Саманта специально подобрала себе подружку поуродливее, чтобы на ее фоне казаться первой красавицей. Недалекие бедняжки! Они снова ошибались, на сей раз приписывая Саманте отвратительную трезвую расчетливость. Просто она растворилась в Джоди, почитая ее гениальнейшей остроумицей и неповторимейшей оригиналкой, она была счастлива, что наконец обзавелась такой самобытной подругой, которая к тому же прекрасно понимает самые тончайшие движения ее души – настолько мятущейся, насколько это возможно в пятнадцать лет. Да они вообще понимают друг друга с полуслова и с полунамека!

Общения в школе Саманте не хватало: после уроков они с Джоди еще не меньше часа бродили по улицам, изучая магазинные витрины и завершая беседы, начатые и брошенные на переменах. Каждую тему необходимо было довести до логического конца – подвести итог в их взаимных рассуждениях Саманта неизменно позволяла Джоди. И пусть ее моралите всегда бывало несколько опереточным – Саманта этого не замечала. И уже к вечеру, соскучившись по любимой собеседнице, воодушевленно набирала номер ее телефона и, едва услышав знакомый голос с хрипотцой, сразу брала быка за рога:

– Джоди, я тут подумала… Наверное, я все же долж–на проявить инициативу и первой подойти к Питу. Он слишком застенчив.

– Поверь, сейчас этого делать не стоит, – веско изрекала Джоди, поразмыслив несколько секунд. – Подожди пару недель – до вечеринки. Когда все начнут прыгать под музыку, как безумные, ты подойдешь к нему якобы случайно и скажешь словно между прочим: «Здесь ужасно жарко». В этот момент быстрая музыка закончится, начнется медленный танец, и он будет просто вынужден тебя пригласить. В крайнем случае предложить тебе стакан сока.

– Гениально! – восхищенно отвечала Саманта. – А он не подумает, что я навязываюсь?

– Он не успеет это подумать. Потому что у него почти сразу должно появиться желание самому стать навязчивым.

– Классно… Надеюсь, он полезет целоваться. С другой стороны… Он так увлечен точными науками. По-моему, он вообще ни разу не целовался с девушкой.

9
{"b":"96948","o":1}