Оскар исподлобья взглянул на нее своими совиными глазами, вздохнул о чем-то и продолжил:

– И все же прав Ларри, телевидение – грустная вещь. И ситуация еще грустнее оттого, что все мы, здесь присутствующие, отчасти продажны. Вот мы сейчас сидим здесь и благостно заумствуем, а ведь и я, и милая Саманта, и Серхио имеем эту замечательную возможность лишь благодаря тому, что живем за счет рекламы. Тех же чипсов, той же газировки… Часть денег за рекламу этой гадости, проделав долгий путь, оседает в виде заработной платы в наших карманах – и ничего, мы не ропщем и не возмущаемся.

Вот так. Заунывно пронудел умиротворяющую песню, как старая черепаха, и Ларри явно остыл. Вначале улыбнулся, потом пожал плечами:

– Честно говоря, Оскар, тот информационный и эмоциональный посыл, который несет реклама, на меня не действует. Рекламные ролики я рассматриваю исключительно с эстетической точки зрения: этот остроумный, тот тупой… Я помню сюжеты многих клипов, но, хоть убейте меня, не могу вспомнить, какой, собственно, товар в них рекламировали – мобильные телефоны или жевательную резинку. А уж когда я смотрю рекламу пищевых продуктов, у меня ни в коей мере не появляется чувство голода и не начинает вырабатываться слюна. Скорее наоборот.

Оскар кивнул, вновь утыкаясь в карты:

– Все верно, Ларри. Нечего смотреть телевизор. Лучше читать книги!

– Ну вы уж договорились до полного абсурда, – подал голос Серхио. – Оскар, это резюме настолько примитивно, что недостойно тебя. Да черт с ней, с рекламой, – это шлак, топливо для работы огромного организма. А как же чемпионаты мира по футболу и хоккею? А олимпиады? А церемония вручения «Оскара», наконец? Я имею в виду не тебя, Оскар, а твоего позолоченного тезку… Как их можно не смотреть? Куда вы все без телевидения?!

– Без «Оскара» я проживу с легкостью, – сдержанно отозвался Ларри. – Простите, Оскар. Никогда эту церемонию не смотрел и не собираюсь.

– Бросьте! – Серхио постепенно повысил голос. Он разозлился. Это было видно еще и по тому, что он постоянно поправлял очки. Саманта уже изучила эти нервические движения. Умница Серхио, сейчас он поможет ей, сам того не ведая. – Ах, сериалы, ах, реклама, ах, все люди идиоты, а плохое телевидение только поощряет и развивает у них этот идиотизм! Бросьте! Если население смотрит сериалы, это признак стабильности в обществе! Все хорошо – и общество себя развлекает. Вы же не станете ополчаться на производителя погремушек лишь потому, что младенец целый день трясет ими и доводит вас треском до белого каления? Вы скажете этому производителю спасибо: не будь погремушек, младенец целый день бы орал, что еще хуже! С другой стороны, если завтра в районе озера Гурон упадет метеорит, все забудут о сериалах и будут целый день не отрываясь смотреть новости Си-би-си. И вы, Ларри! Если где-то – не приведи бог! – что-то взорвется или рухнет, все прилипнут к экранам, хотя по статистике (о которой ты, Саманта, говорила) после таких форс-мажорных ситуаций количество обострений нервных и прочих заболеваний резко возрастает! Люди просто не могут оторваться от телевизора, хотя им очень страшно, что нечто подобное может случиться и с ними. А в результате – или психический срыв, или желудочное кровотечение!

Ларри, подобно Оскару, невозмутимо смотрел в карты. Или спор ему надоел, или он счел недостойным себя заводиться перед этими суматошными людьми.

– Вы сами себе противоречите, Серхио. Значит, телевидение все же плохо?

– Нет, оно необходимо!

– То есть?

– Оно – как заботливая нянька, которая целый день рассказывает интересные сказки и истории, но может и поставить в угол за баловство. Плоха такая нянька или хороша? Она необходима! Во всяком случае, большинству. И большинство ею довольно. И слава богу, что она есть. Отказ от телевидения – это… Это еще хуже. Это уход в Сеть, или в компьютерные игры, или подсадка на «дурь»… Вот поэтому я пишу сценарии «мыльных опер». Ну пусть они тупые. Зато там все хорошо: герои прикольные, веселые, много любви и комических ситуаций…

– Герои дерутся тортами?

– Острите сколько хотите. Мое мнение на сей счет – броня, вы ее не прошибете. Не буду поминать Чарли Чаплина – это прозвучит нескромно, хотя я ни с кем не собираюсь себя сравнивать, вспомню просто Бенни Хилла. Он тридцать лет снимал свои фильмики-миниатюрки, пока не умер от сердечного приступа. Уж сколько его честили за пошлость, дурновкусие, примитивизм – а тридцать лет миллионы людей сидят у телевизоров, смотрят эти фильмы, умирают со смеху и будут смотреть еще лет сто. Посмотрел любой скетч в его исполнении, посмеялся – вот вам, пожалуйста, поднятие тонуса и, как следствие, удлинение срока жизни. Ни депрессий, ни желудочных язв. Чем плохо? А чем, в конце концов, вам не угодила реклама мясного ленча с соусом карри? Вы же его наверняка покупали и потребляли, Ларри!

– Да, грешен.

– Ну вот видите…

И Серхио не помог. Да еще в кармане Ларри снова зазвонил телефон, и он с извинениями полез за трубкой – вряд ли стоило пытаться потом вновь накалять страсти. Пока Ларри немного раздраженно беседовал (интересно, что его раздражило – телефонный собеседник или все же их разговор?), Саманта, которой выпал черед мешать карты, вместо этого принялась строить из них трехэтажный домик. Сейчас ее внутреннее «я», как бывало часто, разделилось надвое, и одна часть строго допрашивала другую. Ларри ей нравится? Пожалуй, да. А если честно, то очень даже «да» без «пожалуй». Тогда какого черта она провоцирует конфликт? Разве она не знает, что ни одному мужчине не доставляет удовольствия, когда женщина пытается выставить его дураком? Но она и не пытается. Просто почему-то именно с этим субъектом ей хочется вести себя именно так. Дразнить. Идти на конфронтацию. И чего она добьется? Точнее, до чего доиграется? Ни до чего. Что принуждает ее к напрасному умничанью? Ведь если считать себя слишком умной, резвенько окажешься глупее распоследней дурочки. Они-то знают, как потакать самолюбию мужчин. Только разве она мало им потакала? И чего добилась? Ничего. Стоп, конфронтация конфронтацией, но зачем она тогда так тщательно подбирала помаду? Ну… Одно другому не мешает. Почему бы разок не попробовать зайти с другого конца? В комедиях Шекспира герои второго плана, которые на протяжении всей пьесы обмениваются колкостями, всегда куда колоритнее пастельно-аморфных главных героев. Только не следует забывать, что она не персонаж пьесы. А впрочем, что себя насиловать? Если сейчас ей хочется побыть язвительной штучкой, можно и побыть. Хотя, статься, она безразлична этому Ларри в любой своей ипостаси. Но дерзнуть стоит. Только следует помнить, что… «из ничего и выйдет ничего».

Наконец, с энной попытки, Саманте удалось закончить возведение домика и увенчать шаткое остроконечное строение парой прислоненных друг к другу карт. Получилось ничем не хуже какой-нибудь церковки на берегах Рейна. Ларри следил за строительством почти профессиональным взглядом. Наконец он отключил телефон.

– Я должен извиниться еще раз. Но обстоятельства складываются так, что мне придется уйти минут через двадцать. Надеюсь, вы меня простите.

– Придется, – бросил Серхио и неожиданно коварным движением выдернул из основания домика одну карту. Остальные беспорядочно осыпались на стол. – Упс! Землетрясение во Флориде. Рухнуло старинное здание университета – правда, есть подозрение, что к этому приложили руку не только силы природы, но и студенты…

– Такое случается, – заметил Ларри. – Да будет вам известно, студенты архитектурного факультета Йельского университета однажды подожгли свое здание.

– Да неужели? Какие, однако, бывают революционно настроенные студенты… Мешай, Саманта, и сдавай, наконец. Ларри, а вам нравится псевдоготический стиль?

– Что вы имеете в виду?

– Ну там всякие башенки, ажурные окошечки?

– Дешевый шик! – отрезал Ларри. – То ли дет–ский конструктор для строительства замков, то ли торт с марципанами. Вскрываемся? Три дамы, господа.