Он мог попросить Бинелла открыть хранилище под предлогом, что хочет якобы взглянуть на номера тех тысячных купюр или заменить их каким-то образом, так чтобы банк не понес потерь.
Но когда Бинелл открыл хранилище, Крэнделл почувствовал большой соблазн, к тому же Бинелл, вероятно, выдал себя, задав Крэнделлу несколько щекотливых вопросов, показавших, что Лейси и миссис Берк поделились с ним своей тайной. Помнишь, Бинелл старался уговорить меня прекратить расследование? Возможно, он действовал по просьбе миссис Берк. Во всяком случае, Крэнделл внезапно понял, если смерть Бинелла будет выглядеть как результат нападения на банк, он сможет спокойно уйти с пятьюдесятью тысячами.
А эти пятьдесят тысяч ему были очень нужны. А также ему нужно было, чтоб Бинелл вышел из игры.
Тем временем их машина на большой скорости ворвалась в Мэдисон-Сити.
— Поезжайте в больницу, — распорядился шериф Брэндон, — четыре квартала прямо по этой улице, потом поворот направо.
Водитель с облегчением остановил машину перед больницей. Селби, Сильвия, Брэндон и Боб Терри выскочили и побежали по ступенькам. Врач «Скорой помощи» ждал их.
— Пострадавший в сознании, — сказал он, — но быстро угасает и понимает это. Он сказал, что будет говорить… если вы успеете…
Была полночь, когда Селби поставил машину и вошел в свою маленькую квартирку.
Нервное возбуждение, которое поддерживало его, пока он работал над делом и пока они слушали исповедь умирающего, исчезло. Внезапно он почувствовал себя таким усталым, что ему понадобилось физическое усилие, чтобы подняться по лестнице, ведущей в его квартиру.
С минуты он стоял у окна и глядел вниз на спящий город.
Там, на главной улице, сияние неоновых огней обозначало проходящее через весь город шоссе, высвечивало ночные клубы и отели, обслуживающие ночное движение по главной артерии города. Совсем близко к шоссе высились величественные пальмы, чья листва в сияющем лунном свете казалась зеленовато-золотистой. Жилые дома стояли темными. Люди спали в тиши пригорода — спали мирно, ничего не опасаясь, потому что существовали закон и порядок. И Селби вдруг пронзила мысль — он ведь тоже является частью огромной машины, призванной охранять порядок, защищать собственность и пресекать насилие. Он…
Его мысли были прерваны телефонным звонком. Он отвернулся от окна. После яркого лунного света ему понадобилось некоторое время, чтобы глаза приспособились к темноте. Он подошел к телефону, взял трубку, сказал «хэлло» и услышал голос Инес Стэплтон:
— Дуг, я так рада, что поймала тебя. — В ее голосе чувствовалось волнение. — Я звоню тебе каждые десять минут. Ты… Дуг… Ты побил меня в моей собственной игре.
— Это не игра, Инес, — возразил он, — это закон и правосудие. Разве ты не поняла, что это не игра?
В ее голосе слышались истерические нотки:
— Дуг, я могла бы победить тебя, и я бы это сделала. Я… У меня была идеальная защита, а теперь ты лишил меня заслуженного триумфа… Обошел меня с фланга. — Чувствовалось, что она вот-вот заплачет. — Дуг, я заставлю тебя уважать меня, потому что… я… я люблю тебя. Ты будешь… уважать меня. Ты не можешь пренебрегать мной. Я… я должна здесь удержаться.
И сразу линия замолчала. Она повесила трубку.
Селби постоял минуту, глядя на умолкший телефон.
Затем тихонько положил трубку и возвратился к окну, чтобы еще раз взглянуть на спящий город, на уходящую с неба луну, на яркие звезды — они спокойно освещали непреходящее великолепие вселенной, подчиняющейся великому небесному закону, всегда беспристрастному и непредубежденному.
Он знал, что там, внизу, в освещенном кабинете, Сильвия Мартин стучит на своей машинке, дописывая статью о процессе, который войдет в политическую историю Мэдисон-Сити.
И тепло ее поцелуя все еще трепетало на его губах…