Мастер Эремис заставил себя глубоко вздохнуть, расслабиться и разжать стиснутые зубы. Восстановив свою небрежную позу, он сказал:

— Вы утверждаете, что верите мне. Вы верите мне настолько, чтобы сообщить, какого рода доказательство вы получили?

И снова Мастер Барсонаж ответил:

— Конечно.

Смотритель крепкий мужчина, которого нелегко оглушить. Он как раз приходил в себя, когда леди Териза и Мастер Гилбур покидали хранилище зеркал Знатока Хэвелока. Он видел, что они ушли не вместе.

Леди Териза исчезла в зеркале. Мастер Гилбур был слишком далеко от нее, чтобы осуществить воплощение. Он покинул комнату тем же путем, как и вошел: воспользовавшись коридором.

Магистр наградил Мастера Эремиса улыбкой, пресной, как ключевая вода.

Эремис гордился своей сдержанностью. И тем не менее, выказал удивление, запротестовав:

— Это совсем не то, что рассказывал Леббик.

Он был удивлен, поскольку не думал, что Барсонаж знает так много. А как человек, который знает больше, чем думают, он мог делать больше, чем от него ждали. А если он действительно не верит Мастеру Эремису (что становилось все яснее), зачем откровенничает?

— Нет, — вежливо поправил своего гостя магистр, — широкой публике Смотритель Леббик рассказал совсем другое. Подозреваю, что сначала он был слишком переполнен яростью и отчаянием, чтобы придать значение увиденному. И с тех пор решил держать свои мысли при себе, но обо всем рассказать Артагелю. А Артагель поведал эту историю мне. Он верит — и совершенно справедливо — что эти сведения жизненно важны для Гильдии.

Тоном простака Мастер Барсонаж сказал: — Это позволило мне объединить Мастеров впервые с тех пор, как была создана Гильдия.

Мастер Эремис выпил еще вина, пытаясь скрыть, что все эти сюрпризы начали действовать ему на нервы. Леббик рассказал Артагелю, Артагель рассказал Барсонажу. Но Гилбур клялся и божился, что, когда он уходил, Леббик лежал без сознания. Неужели он просто пытался как—то сгладить свою оплошность? Или Барсонаж лгал — Барсонаж, подумать только! Он что, затеял какую—то игру? Эремис улыбнулся, отпивая из своего бокала. События развивались лучше, чем он предполагал, обещая больше удовольствия. Он любил противников, способных преподнести сюрприз. Он почти уважал короля Джойса. Даже у Леббика были свои хорошие стороны. А что касается Теризы…

Это делало их уничтожение особенно волнующим.

Объединить Мастеров, вот как? А до тех пор они были разъединены?

Он принялся крутить бокал в длинных пальцах.

— Благодарю вас, Мастер Барсонаж, — сказал он довольно. — Сейчас я понял вас. И какую же работу проделывает Гильдия, вновь обретя смысл существования?

И снова магистр пожал плечами. Струйка воды с его волос на груди потекла по животу.

— Это не удивит вас. Мы стараемся узнать, как людям вроде Бретера верховного короля, далекого от Воплощений, и Мастеру Гилбуру, чьи таланты нам известны, удается воплощаться в Орисоне и вне него, и не сходя при этом с ума. Воплощение посредством плоских зеркал порождает безумие. Так было с первых дней Воплощений. Почему же наши враги не были уничтожены тем оружием, которое используют против нас?

Ага. Именно об этом Мастер Эремис готовился поспорить. С легким внутренним вздохом облегчения и разочарования он сказал:

— Может быть, мне удастся помочь вам. У меня есть идея, которая может пролить свет на эту загадку.

И впервые с начала беседы на лице Мастера Барсонажа отобразился интерес.

— Пожалуйста, подробнее, — мгновенно сказал он. — Вы знаете, что этот вопрос слишком серьезен.

— Ну конечно. — Отметив про себя невозмутимый тон Мастера Барсонажа, Эремис пояснил: — Насколько все мы знаем, насколько вы знаете, плоское зеркало создает опасность при собственно воплощении, а не при простом перемещении в нашем мире. Сила, позволяющая путешествовать между совершенно различными мирами, обращается против человека, потому что не требуется в этом случае.

Барсонаж кивнул.

— Предположим, что наши знания верны, — продолжал Мастер Эремис, — и вот что я подумал. Допустим, сделаны два зеркала — одно плоское, показывающее, скажем, нежилую комнату в Орисоне, а другое нормальное, показывающее безжизненную пустыню. Предположим, плоское зеркало воплощено в то, другое, так, что оно появилось в том Воплотимом, и проделано это таким образом, что плоское зеркало заполняет все Воплотимое нормального. Неужели нельзя поверить, что Воплотитель, отливший оба этих зеркала, может в такой момент пройти сквозь них, совершая в целом два безопасных воплощения вместо одного, которое привело бы его к безумию?

Магистр слушал внимательно; казалось, он всеми порами впитывал слова Эремиса. Тихо, словно глубоко изумленный, он выдохнул:

— Убедительно.

— Ну конечно. — Мастер Эремис делал паузу просто для того чтобы увидеть реакцию магистра. — Трудность в том, что Воплотитель, шагнувший сам, не сможет вернуться назад. А чтобы послать и затем вернуть кого—нибудь тем же способом, ему придется осуществить два воплощения одновременно. Но мы пока не знаем, возможно ли это. — Как и другая его ложь, эта очень походила на правду. — Здесь Вагель опередил нас. Вероятно, он провел пятнадцать лет, совершенствуя свои перемещения.

Но можем ли мы основываться на этом? Мы сами должны решить, действительно ли эта мысль осуществима в той же степени, в какой убедительна?

— Да. — Мастер Барсонаж утратил свою напускную беззаботность или глупость. Его глаза горели. — Нужно принять решение.

Внезапно он вскочил, словно тюлень вынырнул из воды.

— Мы попробуем и решим. Сегодня. Дайте мне час, чтобы собрать Мастеров. Пойдемте в лаборатории. Начнем экспериментировать. — И на одном дыхании добавил: — Великолепная мысль! Два зеркала—одновременное воплощение. Даже если ничего не получится — все равно идея прекрасная. Великолепная.

Поймав свою рыбку на крючок, Мастер Эремис повел себя так, словно мог дать магистру сорваться с крючка. Он на все согласился, встал, приготовился уходить… и остановился у двери.

— Мастер Барсонаж, еще один вопрос — на случай, если потом я забуду. Ходят слухи, что некоторые наши зеркала разбиты. Это правда?

Мастер Барсонаж мгновенно помрачнел; похоже, случившееся его поразило.

— Во время бунта против Смотрителя Леббика, — признал он. — Пять зеркал. — Он покачал головой. — Становится ясно, что нас ненавидят. Но почему только пять? Почему именно эти пять? Будь вы достаточно безумны и желай оставить Орисон без защиты, разве вы не разбили бы все зеркала, которые смогли бы найти?

— Ну конечно. — Мастер Эремис заставил и себя смотреть изумленно. — К несчастью, действия безумцев непредсказуемы. Какие зеркала были разбиты?

Магистр ответил коротко; он был готов к этому.

— Зеркало, с помощью которого вы наполнили резервуар. Это явно атака на Орисон. И зеркало Джерадина, с помощью которого он воплотил здесь леди Теризу. Сейчас она — вероятно, и он тоже — осталась без своего Воплотимого, что, впрочем, относится и к нашему потерянному Воину. Это была атака на кого—то из них троих. Третьим было плоское зеркало Мастера Квилона, показывающее поле с виноградом в Термигане. Четвертым — зеркало с воплощением беззвездного неба. И пятым — гигантский слизняк, зеркало, которое король Джойс захватил в своих войнах. Атака на виноград? На небеса? Атака на чудовище? Чушь.

— Джерадин, леди Териза и наш Воин — если они до сих пор живы — могли остаться без защиты по чистой случайности; тот, кто это сделал, вероятно, не предполагал, какой вред причинит.

Пытаясь говорить обеспокоенно, даже озабоченно, Мастер Эремис сказал:

— Мое зеркало! Значит, мы будем зависеть от погоды. Больше я не смогу помогать Орисону.

— Верно, — ответил Мастер Барсонаж. — Позиция принца Крагена укрепилась. Будем надеяться, что он не знает об этом.

Мастер Эремис проглотил проступившую улыбку и вышел из квартиры магистра. Он хотел побыстрее добраться до своих комнат и вволю посмеяться вслух.