— Причин нет.

— За исключением, — пробормотала Элега через мгновение, — того факта, что все это, похоже, чересчур аккуратно подстроено, чтобы быть случайностью.

Мисте расплылась в такой довольной улыбке, что теперь ее красил даже шрам на щеке.

Элега вздохнула. Ее хорошее настроение постепенно улетучивалось. — Должна заметить, Мисте, — заявила она, — что испытываю неодолимое желание рассказать обо всем принцу Крагену. К несчастью, он возьмет тебя в плен. И, вероятно, использует в качестве рычага воздействия на отца — или на твоего Воина.

— В таком случае, — ответила Мисте. — Дарсинт придет за мной. Вряд ли он позволит использовать меня в качестве рычага.

— И будет убито много алендцев, — добавила Элега. — Сила его оружия иссякнет. Без всякой пользы.

— Это… — Мисте жестко улыбнулась, словно научилась любить риск, — и есть довод, который я использовала, чтобы он отпустил меня к тебе.

Элегу ждал последний сюрприз этого полного сюрпризов вечера: она обнаружила, что никогда не любила свою сестру так сильно, как в эту минуту.

— В таком случае, — растягивая слова заявила Элега, — мне кажется, в моих интересах помочь тебе покинуть лагерь, прежде чем весть о твоем визите достигнет ушей принца Крагена. Идем. Бери свой плащ. Мы возьмем мех с этим вином и поскорее уйдем.

Но, прежде чем уйти, они с Мисте крепко обнялись, словно впервые по—настоящему узнали друг друга.

На следующее утро, выслушав доклады своих капитанов, принц Краген вызвал Элегу из шатра. Она никогда еще не видела его таким злым. Даже усы его, казалось, топорщились от гнева.

— Миледи, — сказал он, — прошлой ночью в лагерь пришла женщина. Она утверждала, что она — ваша сестра. Ее отвели в ваш шатер.

Элега смело смотрела на него, скрывая страх в сердце.

— Да, милорд принц. Это была моя сестра Мисте.

— Та, что исчезла после того, как Воплотители воплотили своего Воина? — Похоже, он знал о ней лишь это. — Где она сейчас?

Вспомнив, что лгунья из нее никудышная, Элега выдержала его взгляд и ответила:

— Мы долго беседовали с ней. Потом я помогла ей уйти, не беспокоя стражу.

— Дочь короля Джойса. Одна из самых ценных женщин Морданта. Вы «помогли ей уйти». — Тон принца стал таким, что все солдаты поблизости повернулись к нему, прислушиваясь. — Почему?

Элега попыталась улыбнуться так, как улыбалась Мисте: словно она обожала риск.

— Давайте зайдем в мой шатер, милорд принц. Мне нужно кое—что рассказать вам. Это заставит вас усомниться в ваших суждениях.

За это она и полюбила его: хотя она была дочерью его врага — хотя она предала своего отца и, следовательно, могла предать кого угодно — хотя она помогала другой дочери короля бежать, — принц Краген отправился с ней в шатер и выслушал ее рассказ.

Почти в тот же час Артагель получил разрешение впервые встать с постели. Бок быстро заживал, лихорадка отступила, и ему удалось убедить врача, что он чувствует себя прекрасно. Вдобавок после его безумного визита в подземелья он стал примерным пациентом. И ему было позволено подниматься ради короткой, очень короткой прогулки.

Он то и дело улыбался врачу. Улыбнулся беззубой кухарке, приносившей ему еду. Улыбнулся горничной, убиравшей его комнаты. Но не пытался одеться и выйти, пока не уверился, что ему никто не помешает. Он не хотел, чтобы кто—то видел его в тот момент, когда он подвернет испытаниям свое тело и поймет, насколько он слаб.

Попытка надеть просторную рубаху и штаны вызвала у него испарину. Пока он пытался обуться в сапоги—закружилась голова. Подняв свой двуручный меч, он покачнулся от слабости. С каждым новым движением рана начинала пульсировать, словно собиралась открыться вновь.

Безостановочно улыбаясь, чтобы подбодрить себя, он вышел из комнат и, устроив себе короткую, очень короткую прогулку, отправился на поиски Смотрителя Леббика.

У него было множество поводов побеседовать со Смотрителем. Во—первых, несколько дней назад Леббик хотел видеть его, но помешала лихорадка. Во—вторых, если его удастся разговорить, Смотритель будет бесценным кладезем сведений о том, что интересовало Артагеля в первую очередь: осада; планы короля Джойса; поиски Джерадина.

Благодаря тому, что большинство его друзей были стражниками и многие из них заходили проведать его во время болезни, Артагель знал, что осада после первого дня протекала вяло. Но это могло означать все, что угодно, — и он хотел знать, что именно. Вдобавок, Артагель слышал, что Мастер Квилон убит и вместо него магистром Гильдии стал Мастер Барсонаж. Он слышал, что Териза исчезла. Он даже слышал, что существует взаимосвязь между смертью Квилона и исчезновением Теризы. И только один человек — наверное, это был врач, лечивший Артагеля, — упомянул, что до сих пор есть вопросы касательно Андервелла.

Недоумений было достаточно, чтобы заставить Артагеля прогуляться к Смотрителю. Несмотря ни на что, они с Леббиком были старыми друзьями — если у Смотрителя вообще могли быть друзья. Фактически он был учителем и командиром Артагеля с тех пор, как Артагель достиг такого уровня, что первому встречному стало небезопасно указывать, что ему следует делать. И поэтому все — во всяком случае активные защитники замка — верили, что он единственный в Орисоне может отправиться к Смотрителю, задать ему вопросы и получить на них ответы.

Но так случилось, что у Артагеля было два дополнительных повода побеседовать со Смотрителем, более важных, чем все прочие.

Первое: он долго и мучительно — что было не в его обыкновении — думал о своей последней беседе с леди Теризой, и ему не понравились выводы, которые он из этой беседы сделал.

Второе: он слышал по меньшей мере от шести достойных доверия друзей, что утром после исчезновения Теризы Смотритель Леббик вернулся к себе домой и застал в своей постели женщину.

Бывшую служанку Теризы Саддит.

И избил ее до полусмерти.

Даже сейчас, через пять или шесть дней после происшествия, его врач не был уверен, что она сможет пользоваться руками. Что же касается лица… Собственно, никто не хотел подробно описывать, насколько оно обезображено.

С тех пор Смотритель не выходил из своих комнат. Он руководил обороной Орисона через посредника — через выбранного им человека, который приносил ему свежую информацию и получал от него указания.

По очень странному совпадению, от которого сердце Артагеля сжималось, человека, выбранного Смотрителем, звали Рибальд. Это был тот самый покрытый шрамами ветеран, который время от времени оберегал Теризу по просьбе Джерадина, тот, кто потерял своего лучшего друга, Аргуса, при неудачной попытке застать принца Крагена врасплох.

Почему именно Рибальд? Леббик никогда особо не доверял ему. Честно говоря, Рибальд частенько жаловался, что Леббик совершенно не замечает его, разве что когда он проштрафится.

И хотя от усилий его сердце судорожно трепыхалось, а кости болели, Артагель решил встретиться со Смотрителем и задать ему несколько вопросов.

Ему не понравилось, как Териза кричала на него: «Ты что, сошел с ума? Джерадин — твой браг!» В то время не понимал ее. Но тогда он горел в лихорадке, то, что произошло с Найлом, терзало ему душу и сердце. А сейчас ее слова жгли его словно обвинение. Появившись в квартире Леббика, он немного удивился, обнаружив, что дверь охраняется. Прежде Смотритель никогда не старался охранять свою квартиру. Тем не менее, Артагель не колебался. Он подошел к стражнику, человеку, которого знал много лет, и спросил:

— Он до сих пор отказывается видеться с кем бы то ни было?

Стражник кивнул. Несмотря на очевидную радость от того, что Артагель наконец—то встал с постели, он заметил:

— И не собирается делать никаких исключений. Ни для кого.

Артагель улыбнулся. Вероятно, неплохо, что он не смог прихватить с собой меч. Он выглядел бы по—дурацки, обнажив его — и роняя на пол. И, словно это заявление ничуть не задело его, он сказал: