Я увидел старика на рынке и сказал ему: «Великолепно! Вы поступили хорошо, дав приданое».

«Да, - сказал он, - у меня единственная дочь, и я хотел что-нибудь сделать для моего зятя, Я отдал ему лучшее место для сбора подаяний. Теперь я здесь, снова пытаюсь организовать себе монополию на рынке. Работа здесь очень крутая, потому что нищих тут много, много главных, уже завладевших клиентурой. Но не стоит беспокоиться. Я управлюсь с ними; выброшу отсюда нескольких», — и точно, он так и сделал.

Итак, когда лес занялся огнем, те двое нищих задумались на мгновение. Они были врагами, даже не разговаривали друг с другом, но наступила минута опасности. Слепой сказал тому, у которого не было ног: «Теперь спастись можно только одним способом - садись мне на плечи; пользуйся моими ногами, а я буду пользоваться твоими глазами. Только так мы можем спастись».

Это было немедленно понято. Не было проблем. Человек без ног не мог убежать; он не мог пробраться сквозь лес - тот был весь в огне. Немного он мог двигаться, но это не помогло бы: нужен был выход, очень быстрый выход. Слепой тоже ясно понимал, что один он не сможет выбраться. Он не знал, где огонь, где дорога, где деревья горели, а где нет: слепой человек, он заблудился бы. Но оба они были разумными людьми; они отбросили свою вражду, стали друзьями и спасли свои жизни. Это восточная притча. Она о вашем интеллекте и о вашем сердце. Она не имеет никакого отношения к нищим, она имеет отношение к вам. Она не имеет никакого отношения к пожару в лесу, она имеет отношение к вам - ведь это вы в огне. Каждое мгновение вы сгораете, страдаете, вы в горе, в муке. В одиночку ваш интеллект слеп. У него есть ноги, он может быстро бегать, он может быстро двигаться, но поскольку он слеп, он не может выбрать правильного направления, в котором следует идти. Он обязательно будет постоянно запинаться, падать, ранить себя и чувствовать бессмысленность жизни. Именно об этом и говорят интеллектуалы со всего мира: «Жизнь бессмысленна».

Причина того, что жизнь кажется бессмысленной, лежит в том, что слепой интеллект пытается увидеть свет. Это невозможно.

Внутри вас есть сердце, и оно видит, оно чувствует, но у него нет ног; оно не умеет бегать.

Оно остается там, где оно есть, бьется, ждет: когда-нибудь интеллект поймет и сможет воспользоваться глазами сердца.

Когда я произношу слово «доверие», я имею в виду глаза сердца.

А когда я произношу слово «сомнение», я имею в виду ноги вашего интеллекта.

Они вместе могут вывести вас из огня; нет никаких проблем. Но запомните, интеллект должен принять сердце на свои плечи. Он должен это сделать. У сердца нет ног, только глаза, и интеллект должен слушаться сердца и следовать его указаниям.

В руках сердца интеллект становится разумом. Это преобразование, полное преобразование энергии. Тогда человек не становится интеллектуальным, он становится просто мудрым.

Мудрость возникает от встречи сердца с интеллектом.

И когда вы научитесь искусству, как синхронизировать биения вашего сердца с работой вашего интеллекта, тогда весь секрет будет в ваших руках, главный ключ к открытию всех тайн.

Я мог бы научить вас сомнению, но это сделало бы вас интеллектуалами. Так я исказил бы свои намерения, так я бы разрушил ваши жизни. И в том, что я делаю, нет противоречия. Прежде всего, я должен учить вас сердечному пути, потому что я хочу, чтобы вы поняли: сердце выше интеллекта. Я вынужден полностью отвергать интеллект, чтобы вы забыли ваши сомнения и скептицизм, накопленный вами со школ, колледжей, университетов, - которые ничего не знают о сердце, которые полагаются только на интеллект. Они создают интеллигенцию.

Даже их величайшие интеллектуалы, подобные Бертрану

Расселу, Жану Полю Сартру, Мартину Хайдеггеру, - все они великие интеллектуалы... но бедные, слепые; они ничего не знают. Они обладают потрясающей способностью к приобретению знаний, но они ничего не знают. Они совершенно ничего не пережили, потому что переживание - это нечто, что случается через сердце.

Интеллект может привести сердце в то пространство, где случается переживание.

Сам же интеллект не может ощутить переживания.

Сердце будет тем, кто ощутит переживание.

Интеллект же может быть хорошим средством передвижения.

Если узды правления в руках сердца, то лошадь интеллекта потрясающе красива. И это и есть гармония, которая создает настоящего, подлинного искателя.

То было для меня проблемой: с чего начать? Я должен был начать с чего-то; или я должен был начать с сомнения, или я должен был начать с доверия. И то и другое я сравнивал, взвешивал годами. Невозможно учить и тому и другому; так можно только запутать людей. Самое лучшее, сначала учить одному, потом другому. Но и тогда возникают трудности. Вопрос вот в чем: эти два подхода представляются противоречащими друг другу. Но на самом деле это не так.

Разве дружба слепого нищего и нищего, лишенного ног, противоречива? Что еще может быть более гармоничным? Два человека действуют как один - что может быть еще более гармоничным? Кому-то принадлежат глаза, кому-то другому принадлежат ноги; но эти глаза и ноги, принадлежащие разным людям, функционируют так, как если бы они принадлежали одному человеку.

Я предпочел бы начинать с сомнения, потому что это проще; вы уже подготовлены к такому подходу. Именно этим всю свою жизнь занимался Дж.Кришнамурти, и он потерпел абсолютную неудачу. А теперь ему уже совершенно невозможно изменить свой стиль работы. Девяносто лет он непрерывно учил сомнению, скепсису, интеллекту, разуму... Он упорно работал; можно посочувствовать ему, но все, что он мог создать, - это Фомы неверующие по всему миру.

Эти Фомы неверующие слепы, может быть, и сам Дж.Кришнамурти не способен видеть ясно. Он не слеп, но его сердце не находится поверх его интеллекта; его интеллект сидит верхом на его сердце. Он никудане сдвинулся: то, что онговорил в 1925 году, то же самое он говорит и в 1985, - то же самое.

Совсем недавно Шила говорила мне, что одна из моих санньясинов, Дикша, отправилась повидаться с Кришнамурти в Англию. Прежде всего, он не захотел повидаться с нею, но Дикша не такой человек, чтобы оставить кого-нибудь так просто. Она докучала ему, она не оставляла его в покое; в конце концов, бедный Кришнамурти вынужден был встретиться с Дикшей.

Но первое, что она сделала, ей не следовало делать. Она захотела завладеть кухонным хозяйством Кришнамурти, - то была хорошая идея, она прекрасная повариха, - но что она сделала неправильно: она упомянула, что была со мною. Это не очень подходящая рекомендация. Это не очень подходящая квалификация; это была абсолютно неправильная квалификация, неправильная рекомендация.

Если бы она спросила меня, я сказал бы ей, как подойти к Кришнамурти: как минимум, не упоминать моего имени, никогда, потому что моя работа прямо противоположна его работе. И он немедленно вошел в ярость... В то самое мгновение, когда она упомянула мое имя, вы не поверите, что такой человек, как Кришнамурти, мог говорить такое, - он сказал: «Да, Бхагаван был просветленным, но теперь он больше не является им».

Это что-то великолепное! Никто никогда не слышал, чтобы кто-то, ставший просветленным, перестал быть просветленным. Никто не может упасть оттуда, потому что некуда падать, нечему падать, некому падать; нет ни одного ингредиента. Куда вы будете падать? В вас вся вселенная, и вы во всей вселенной. Куда вам падать? Нет же никакого другого пространства. И кто может пасть? — Ведь тот, кто мог упасть, пал уже давным-давно: его падение и сделало возможным просветление.

Личность существует до просветления, не после него.

После просветления существует просветление.

Нет личности, нет эго, нет «я» - так кто же может упасть?

Это одна из тех вещей в существовании, которая невозможна: выпасть из просветления.

Да, один человек умудрился сделать это, и это был один из моих санньясинов, Гунакар; немцы могут делать и невозможное. Он много раз становился просветленным. Он сам себя объявлял просветленным: он не мог ждать. Он становился просветленным и потом начинал писать, пытаясь показать себя просветленным в письмах, - а все это была ерунда.