Действительно, по-моему, дружба может отлично существовать между мужчиной и женщиной, так же как между двумя женщинами или двумя мужчинами. Общность вкусов, обмен мыслей, на которых зиждется дружба, не требуют однородности пола. Мне кажется, я бы очень могла чувствовать дружбу к мужчине, не испытывая при этом никакого смущения и двусмысленности. Я бы охотно сделала подобный опыт. Мне бы очень хотелось выйти из сердечного одиночества, в котором я прожила до сих пор, но я отнюдь не хотела бы выйти из него посредством чувства любви. Быть может, я не всегда так буду думать, и я узнаю час, когда пробудится снова во мне жажда любви. Прибавлю, что встречу я его без боязни. В подобном случае я извещу Вас, дорогой Жером.
Это будет средством для меня проверить мои чувства. Вы послужите мне пробным камнем.
Покуда сообщу, что из визитов, которые я должна была сделать, я оставила к концу тот, который заранее радовал меня всего больше, — визит к добрейшей г-же Брюван. Мысль о свидании единственно с нею доставляла мне удовольствие, и я не знаю, почему я так медлила с этим визитом. Действительно, нужно было обезуметь от Парижа, как я обезумела, чтобы сейчас же по приезде не отправиться к славной г-же Брюван. Тем более что такое откладыванье могло граничить с неблагодарностью. Г-жа Брюван все время выказывала ко мне неподдельный интерес. Она искренне любила мою мать. А между тем во время своего пребывания в Америке я несколько забросила ее. К счастью, г-жа Брюван мало считается с условностями. Как только я известила ее о своем прибытии, она радушно и поспешно откликнулась. В этом тем более заслуги, что в данную минуту она очень озабочена положением своего племянника Антуана Гюртэна. При слове «озабочена», я уверена, что вам воображается совсем не то, что есть на самом деле. Вы, естественно, предполагаете, что дело идет о деньгах. Какую же глупость еще мог сделать этот веселый кутила, проводящий время с жокеями, девицами, а ночами ищущий в клубах и картежных домах удачи, которая не всегда, конечно, ему сопутствует? Вы думаете, что тетушка Брюван принуждена заштопать какую-нибудь прореху или успокоить слишком требовательного кредитора? Вы не угадали! Если Антуан Гюртэн что и проиграл, так свое здоровье. Он заболел острой неврастенией, заставившей его резко изменить образ жизни. Этот приступ совершенно изменил крепкого малого, и Антуан Гюртэн превратился в меланхолическое существо, подавленное своею болезнью, которое убеждено, что ему уже никогда не суждено будет вернуться к прежним привычкам. При этом ходить за ним нелегко. Положение это удручает г-жу Брюван, но не помешало ей встретить меня с обычной своей добротою. Что же касается до моего развода, то он удивляет ее так же, как удивило и мое замужество. Так же, как она не могла прийти в себя оттого, что вы женились на мне без приданого, теперь она не может понять, как согласились Вы расстаться с такой милой особой, как я. Правда, она не знает мисс Алисию Гардингтон, и ей неизвестно, что от этой замены Вы в выигрыше.
Несмотря на свои треволнения, г-жа Брюван самым любезным образом предложила мне свои услуги во всем, что могло бы облегчить мое устройство в Париже, прерывая свои предложения жалобами на здоровье своего племянника. Ах, если бы он не вел такой нелепой жизни и спокойно женился бы! Я старалась ее подбодрить и разговорить, как могла. Я говорила ей, что подобные состояния нервного истощения довольно часто бывают у американских деловиков и что сезон на чистом швейцарском воздухе или укрепляющее морское путешествие легко могут преодолеть эту физическую угнетенность.
Как раз об этом мы и говорили, когда в гостиную кто-то вошел. Вновь прибывший был друг Антуана Гюртэна, единственно с которым, по капризу, он соглашается видеться в это время и зовут которого Жюльен Дельбрэй. У него очень приличный вид и приятная внешность. По-видимому, он очень милый и культурный молодой человек, знающий толк в безделушках и мебели. Г-жа Брюван, знакомя меня с г-ном Дельбрэем, сказала, что тот мог бы быть мне очень полезен при устройстве квартиры и ручалась за его любезное согласие. Г-н Дельбрэй подтвердил это очень вежливо, но с каким-то рассеянным видом, так что я подозреваю, что или он не так компетентен в этих вещах, или у него нет практического чувства. Прибавлю, что если г-н Дельбрэй и знаток редкостей, то он совсем не знаток в лицах. Действительно, как-то утром в прошлом месяце я завтракала в ресторане Фуайо и имела честь сидеть за соседним с ним столиком, и он, по-видимому, меня даже не заметил, меж тем как я отлично его запомнила. В конце концов, тщеславие мое нисколько не оскорблено плохой памятью г-на Дельбрэя, и я охотно буду с ним советоваться насчет своих будущих покупок. Я даже с удовольствием буду следовать его советам, если они будут соответствовать моему вкусу. Жму Вашу руку, дорогой Жером, и остаюсь дружески Ваша
Лаура де Лерэн.
Г-ну Жерому Картье, Берлингем,
Сан-Франциско (Соединенные Штаты)
Отель «Манфред», улица Лорда Байрона
Париж, 16 апреля
Дорогой Жером!
Все еще пишу Вам из вечного моего отеля «Манфред», а не с квартиры на улице Гастон-де-Сен-Поль. Вы, может быть, думаете, что я уже там устроилась. Ничего подобного, ничего еще не готово. И, что всего страннее, в задержке этой виноват — угадайте кто? — г-н Жюльен Дельбрэй своей особой. Да, дорогой мой, это так.
Я представляю себе, какое лицо Вы сделали, потому что, хотя я уже больше и не жена Вам и Вы больше не отвечаете за мои поступки и действия, Вы очень еще способны, уверена в этом, немного меня ревновать. Я даже надеюсь, что Вы ревнуете, и сочла бы себя униженной, если бы было иначе. Это значило бы, что у Вас обо мне не сохранилось такого рода воспоминаний, оставить которые я все-таки рассчитывала. Моя женская суетность оскорбилась бы этим. Однако успокойтесь, я не желаю, чтобы ревность Вас мучила и причиняла Вам малейшее огорчение. Я хочу только, чтобы она внушила Вам немного беспокойства на мой счет и дурного настроения. Я хочу, чтобы она оживила Вашу память обо мне. Я требую от Вас знаков уважения, а не собираюсь налагать на Вас наказания. Одним словом, я ничего не имею против того, чтобы Вы несколько омрачились от этого Жюльена Дельбрэя.
Не предполагайте, однако, что г-н Жюльен Дельбрэй внезапно завоевал значительное место в моей жизни и что сердце мое хоть сколько-нибудь в этом заинтересовано. Нет, просто г-н Дельбрэй, кажется мне, может сделаться тем другом и товарищем, которого я желала и отсутствие которого образовывало незаполненное место в моем существовании. Больше ничего; по крайней мере, в настоящую минуту. Все, что я могу сказать, сводится к тому, что г-н Дельбрэй, по-видимому, обладает некоторыми качествами, необходимыми для очень приятного друга и премилого компаньона. Прибавлю, что существуют все шансы, что мы оба на этом и остановимся. Признаки этого я охотно Вам сообщу.
Вернемся к тому завтраку в январе, о котором я упоминала в конце последнего моего письма. Это утро было одним из тех, в которые, как я Вам говорила уже, я была совершенно опьянена моей парижской свободой. Завтракать так, по-холостому, одной, в ресторане, казалось мне прелестным подвигом. Оживленная этим, я в это утро была, право, очень хорошенькой. Очевидно, г-н Дельбрэй — для меня в эту минуту господин с третьего стола — заметил это, так как он, по-видимому, испытывал искреннее удовольствие наблюдать за мною. Внимательные взгляды этого господина нисколько меня не раздражали. Я говорила себе: «Вот какой-то человек находит меня себе по вкусу, я произвожу на него сильное впечатление. Он будет вспоминать обо мне с нежностью».
Через два месяца я встречаю у г-жи Брюван моего восторженного наблюдателя из ресторана Фуайо. Нас знакомят… и должна признаться, что я не произвела на него неизгладимого впечатления. Г-н Дельбрэй совершенно позабыл мое лицо. Согласитесь, дорогой Жером, что большие страсти не так начинаются. Это противоречило бы всем традициям чувств!
