Всякий, кто заинтересован во власти, страдает от комплекса неполноценности; в глубине он чувствует себя никчемным, человеком ниже других.

И определенно, каждый из людей в том или ином смысле ниже других. Вы не Иегуди Менухин, но нет необходимости чувствовать свою неполноценность по этому поводу, ведь вы никогда и не пытались им быть, это не ваше дело. И Иегуди Менухин - не вы; так в чем же проблема? Где здесь конфликт?

Политический же ум страдает от раны неполноценности, и политик все время тревожит эту рану. Интеллектуально он не Альберт Эйнштейн - он сравнивает себя с гигантами, - психологически он не Зигмунд Фрейд... Если вы сравниваете себя с гигантами человечества, то обязательно почувствуете себя никчемными.

Эта никчемность может быть устранена двумя путями: один путь - религия, другой путь - политика.

На самом деле, политика не устраняет, она лишь прикрывает ее. В президентах сидит тот же самый больной человек, тот же самый человек, который чувствовал свою неполноценность. Простое сидение в кресле президента, изменит ли оно хоть что-нибудь в вашей внутренней ситуации?

Мой первый конфликт с Морари Десаи случился точно в такой ситуации. Один из великих джайнских монахов... великих для джайнов, не для меня - для меня он был самым фальшивым человеком, каких только можно встретить. На самом деле, мне очень трудно сравнивать его с любым другим фальшивым человеком, он побьет всякого. Он созвал религиозную конференцию; это было празднование их годовщины, день рождения их основателя. Был приглашен Морари Десаи. Я тоже был приглашен. Было, по меньшей мере, двадцать гостей со всей Индии, представители всех религий, представители всех направлений мысли и идеологии, и, по меньшей мере, пятьдесят тысяч последователей ачарьи Тулси.

Перед встречей ачарья Тулси приветствовал гостей, этих двадцать особых гостей. Это было, наверное, в 1960 году, в маленьком красивом местечке в Раджастане, в Раджсамунде. Там было очень красивое озеро, такое большое и широкое, отсюда и название Раджсамунд. Самунд в Раджастане означает океан, а Радж означает королевский. Оно такое красивое, что это название в точности ему подходит. Это королевский океан, озеро-император. Волны на нем почти такие же, как в океане. Это всего лишь озеро, но противоположного берега увидеть невозможно.

Он позвал нас на встречу, - перед тем как мы все пошли говорить с этими пятьюдесятью тысячами людей, собравшихся там, - чтобы познакомить нас друг с другом, ведь он был хозяином, который пригласил всех нас. Но неприятности начались с самого начала.

Неприятность заключалась в том, что он сидел на высоком пьедестале, а все гости сидели на земле. Ни для кого это не было проблемой, кроме Морари Десаи, политика. Он был единственным политиком среди этих двадцати человек. Кто-то был ученым, доктором наук. Котхари был председателем комиссии по атомной энергии Индии - кто-то был вице-канцлером... Эти люди собрались с самых разных направлений, но проблемы не возникло ни у кого.

Морари сказал: «Я хотел бы начать разговор». Он сидел как раз рядом со мной. Ни он не знал, ни я, что тогда начиналась дружба на всю жизнь. Он сказал: «Мой первый вопрос заключается в том, что вы хозяин, а мы гости. Гости сидят на полу, а хозяин восседает на высоком пьедестале. Что же это за учтивость? Если вы выступаете на митинге, то понятно, вы должны сидеть выше, чтобы люди могли вас видеть и слышать. Но здесь только двадцать человек - вы не выступаете на митинге, вы просто знакомите, представляете людей друг другу перед началом настоящей конференции».

Ачарья Тулси растерялся. Настоящему религиозному человеку было бы так просто сойти вниз и извиниться: «Это действительно самая идиотская ошибка с моей стороны». Но он не сдвинулся со своего места. Вместо этого он попросил одного из своих главных учеников, который теперь стал его преемником, Муни Натхмала: «Ответь на вопрос».

Муни Натхмал был растерян еще больше, нервничал - что сказать? Морари Десаи был в то время министром финансов Индии, именно поэтому его и пригласили. Они предпринимали усилия к тому, чтобы создать институт джайнизма, и он был человеком, от которого это зависело. Если бы он захотел, с финансами не было бы проблем. Муни Натхмал сказал: «Это никакая не неучтивость по отношению к гостям, это наша традиция, согласно которой глава секты сидит выше других. Это просто обычай, которому у нас принято следовать, ничего другого. Это никого не оскорбляет».

Морари не был человеком, который промолчал бы на такой ответ. Он сказал: «Мы не являемся вашими учениками, вы не наш руководитель. Никто из присутствующих здесь двадцати человек не признает вас как своего учителя или руководителя. Вы можете сидеть на каком хотите пьедестале среди своих учеников, среди своей секты, среди своих людей, - но мы ваши гости. Кроме того, вы провозглашаете себя революционным святым, так почему же вы цепляетесь за традицию, за обычай, такой нецивилизованный, такой некультурный?» Одним из провозглашений ачарьи Тулси было то, что он революционный святой.

Теперь Натхмал молчал, ачарья Тулси молчал, и все гости начали чувствовать себя неловко: начало было не очень хорошим.

Я спросил Морари Десаи: «Хотя это и не мое дело, меня это совсем не касается, но, видя ситуацию, не хотели бы вы, чтобы я ответил на ваш вопрос? Просто, чтобы начать разговор, чтобы эта встреча не закончилась такой неловкостью».

Он сказал: «Ответ меня интересует. Да, вы можете ответить».

Я сказал ему: «Несколько вещей: первое, здесь есть девятнадцать других человек, вы не один здесь. Никто другой не поднимал этого вопроса - почему только вы спрашиваете об этом? У меня такой вопрос не возник». И я спросил у людей: «Возник ли этот вопрос у вас? Если вопрос не возник, пожалуйста, поднимите руки». Все восемнадцать человек подняли руки в знак того, что такой вопрос у них не возник.

Тогда я сказал Морари: «Вы единственный человек, который почувствовал себя задетым. Должно быть, в вас есть какая-то рана, должно быть, вы страдаете некоторой неполноценностью - это психологический случай. Посмотрите: вы прекрасно знаете доктора наук Котхари, поскольку он председатель атомной комиссии Индии; вы знаете остальных этих выдающихся людей - никого это не обеспокоило. Так в чем же дело?»

«Вы видите паука, который идет по потолку? Он выше ачарьи Тулси... Оттого что вы выше, разве станете вы более великим? Но это как-то вас задело. В вас есть какая-то рана, которая не излечена даже тем, что вы стали министром финансов Индии. Вы хотели бы однажды стать премьер-министром Индии ».

Он очень рассердился. Он сказал: «Вы назвали меня психически больным?»

Я сказал: «Конечно. Эти восемнадцать рук были подняты ради чего? Они поддерживают меня, они говорят: "Этот человек кажется очень уязвимым в том, что касается его эго", — всего лишь монах сидит немного выше, и это беспокоит вас».

Я сказал: «Давайте предположим, например, что ачарья Тулси пригласит вас сесть с ним на высокий пьедестал», - и позвольте мне заметить вам, что даже тогда ачарья Тулси не пригласил его. Я сказал: «Например, если он пригласит вас и вы будете на пьедестале, то зададите ли вы тот же самый вопрос ради этих восемнадцати бедных душ, которые сидят на полу? Возникнет ли этот вопрос?»

Он сказал: «Об этом я никогда не думал. Может быть, вопрос не возникнет, поскольку на сотнях митингов и конференций я сидел на высоких пьедесталах, но такой вопрос никогда не возникал».

Я сказал: «Таким образом, становится ясно, что это не вопрос о том, почему ачарья Тулси сидит выше вас. Вопрос в том, почему вы сидите ниже ачарьи Тулси. Смените вопрос на то, почему вы сидите ниже ачарьи Тулси, - вот что вы должны были спросить. Такой вопрос был бы подлинным. Вы проецируете свою болезнь на кого-то другого».

«Но, может быть, этот кто-то другой так же болен, как и вы, поскольку если бы я был на его месте... но, прежде всего, я не захотел бы сидеть там, - если бы хозяином был я, а вы были бы моими гостями. Кроме того, если бы случайно, по какой-то случайности, я сидел там, в тот же момент, когда вы задали свой вопрос, я сошел бы вниз. Это было бы достаточным ответом: "Нет проблем; это просто наш обычай, а я забыл, что вы мои гости, поскольку лишь раз в году я встречаю гостей, но каждый день встречаюсь со своими учениками. Так что простите меня и позвольте начать разговор, ради которого мы собрались здесь"».