Мой дедушка обычно брал меня ко всякому махатме, ко всякому святому, и говорил мне: «Если ты не пойдешь, то и я не пойду, ведь тогда все будет так скучно. Ты оживляешь все это дело». А я всего-навсего задавал очень простые вопросы. Что еще может делать ребенок?
Один индусский монах, Свами Видьянанда, обычно приходил в город в каждый дождливый сезон. На протяжении четырех месяцев он читал в городе лекции - он был хорошо известным учителем. В первый день, когда я пришел со своим дедушкой, я просто стоял; и благодаря моему дедушке никто не выгнал меня и не сказал, чтобы я сел. Все знали о том, что он опасный человек в этом вопросе. Если бы кто-нибудь сказал: «Мальчик, садись, ты не поймешь таких великих вещей », - мой дедушка сказал бы: «И я не понимаю, а ведь мне семьдесят лет. Так что помолчите, сами вы понимаете?» И он сказал мне: «Спрашивай».
Было ясно, что они не могут выгнать меня, не могут меня остановить, поэтому я просто спросил Видьянанду: «Я хочу узнать одну вещь относительно того, что вы говорите: это заимствовано или пережито вами? И помните, что вы сидите в храме Божьем». Это был Рама Мандир, лучшее место в городе, самый драгоценный храм города с прекрасным мраморным залом — поэтому там устраивались все самые лучшие беседы.
Так что я сказал ему: «Смотрите на статую Рамы; и помните о том, что вы находитесь в святом месте, помните о своем одеянии, о том, что вы монах. Не бесчестите свое одеяние, не бесчестите вашего Бога; скажите правду: вы пережили все то, о чем говорите? Вы знаете Бога? Вы видели Бога точно так же, как и меня? Вы говорили с Богом точно так же, как говорите со мной? Или вы только выучили это из книг?» Наступила глубокая тишина. Этот человек колебался.
Я сказал: «Ваше колебание говорит обо всем. Вам лучше сказать правду, потому что, если вы видели Бога, зачем вам колебаться? Вы чувствуете небольшой испуг - я вижу пот, выступивший на вашем лбу, а здесь ведь прохладно».
Этот человек сказал: «Я никогда об этом не думал. Но будучи санньясином и находясь в храме Божьем, я не могу говорить неискренне. Я не пережил этого. То, что я говорю, я услышал, прочитал, выучил».
Тогда я сказал ему: «Уходите! Уходите отсюда немедленно. Найдите человека, который познал сам, и приведите его сюда. Вы бросаете на головы этих бедных людей заимствованный хлам, даете им представление о том, что они тоже знают... я ведь знаю этих дураков, они все из моего города, и они говорят так, как будто знают».
И я сказал людям: «Слушайте своего гуру!» Он для всего города был почти гуру, поскольку на протяжении многих лет — в то время ему было, наверное, шестьдесят лет, — на протяжении многих лет он каждый год на четыре месяца посещал этот город. Но этот раз стал последним. С тех пор я не слышал о нем в этом городе.
Когда я путешествовал по Индии, я постоянно спрашивал о том, что сталось с Видьянандой, умер он или еще жив; что с ним случилось? Наконец я встретил его в одном месте, в котором никогда не ожидал встретить, недалеко от Мадраса, в Адьяре. Адьяр - это штаб-квартира теософского движения. Я отправился провести несколько бесед в Мадрасе, и мой хозяин захотел, чтобы мы поехали посмотреть Адьяр. Адьяр прекрасен, теософы провели там по-настоящему хорошую работу. Они обустроили красивое место, но сейчас оно пустует, никто не приходит туда. Они построили прекрасные дома, коттеджи, зеленый сад - целую колонию.
В Адьяре растет, наверное, самое большое дерево бо. Когда теософское движение было живо, под этим деревом обычно проводились их встречи; тысячи людей могли поместиться в его тени. И Адьяр имеет, по-видимому, самые драгоценные библиотеки в мире. Теософы собрали манускрипты из Китая, Тибета, Ладакха, Монголии, Кореи - незнакомые места, незнакомые языки, - и у них есть огромная подземная библиотека древних рукописей. Я нашел этого человека там в библиотеке; он работал библиотекарем, он не был больше монахом.
Я спросил у него: «Что случилось?»
Он сказал: «В тот день вы изменили всю мою жизнь. После этого я не мог говорить с той же авторитетностью, с которой говорил раньше; я потерял свою смелость. Я пытался, но каждый раз во мне возникал вопрос о том, что я не знаю, так зачем же я говорю об этом людям? Может быть, это правильно, может быть, нет - кто знает? Я совершаю грех, потому что эти люди начнут думать, что они будто бы знают. Тот день в вашем городе...» Он не узнал меня. Я вынужден был напомнить ему, поскольку в последний раз он видел меня ребенком. Я же узнал его, хотя в то время ему было уже около девяноста лет; но от шестидесяти до девяноста больших изменений не происходит... Да, постареешь, но существенных изменений не будет. Он был старым, хрупким, но как-то более молодым и более живым.
Я сказал ему: «Сейчас вы на тридцать лет старше, но я вижу, что ваши глаза более молодые, более живые».
Он сказал: «Да, и это потому, что я отбросил эту фальшивую жизнь. Теперь я есть просто то, что я есть. Я не знаю — я ищу, но я не знаю, возможно ли познать что-нибудь в этой жизни, ведь так много упущено».
Я сказал: «Никогда не будьте пессимистом. Это может случиться в любой день — это может случиться сегодня. Если ничего не случается, то это означает, что вы все еще где-то несете заимствованное. Могу ли я снова, тридцать лет спустя, задать еще один вопрос?»
Он сказал: «Я буду очень признателен, ведь первый вопрос сослужил мне великую службу. Он отнял у меня мое монашество, мое пребывание в Махатмах, отнял у меня моих последователей - все».
Я сказал: «Почему вы начали работать библиотекарем в библиотеке? Ведь это снова занятие того же рода. Теперь вы ищете в древних рукописях, найденных на Тибете, найденных в Ладакхе, найденных в Непале. Вы все еще не смотрите в себя. Раньше вы искали истину в напечатанных книгах, теперь ищете ее в сделанных от руки древних рукописях, думая, что те люди, наверное, знали. Вы снова совершаете ту же глупость. Ни один печатный пресс не знает... Продолжают печатать одну Библию за другой - миллионы Библий, - но печатный пресс остается печатным прессом; он не станет даже христианином».
«И вы думаете, что в рукописях вы что-нибудь найдете? Эти люди просто работали как писари. Они просто копировали, и им за это платили. Они не были знающими, они были копирующими, они выполняли печать таким примитивным методом. В те дни печать еще не была известна, поэтому люди писали, копировали из одного манускрипта в другой, а оттуда еще в один, и потом продавали их. Вы думаете, что эти люди знали?»
Он сказал: «Снова вы правы. Я пробыл здесь двадцать лет, просматривал все виды неизвестных методов, идеологий, - очень впечатляющих, очень логичных, - но я точно делаю то же самое. Теперь вы не найдете меня нигде».
Он бросил свою работу в тот же день. Он ушел, пока я был еще в Адьяре. Когда я вернулся после прогулки по окрестностям... Это большое место, и когда-то оно было пульсирующей коммуной; когда была жива Анни Безант, там жили тысячи людей. Когда я вернулся в главную контору и справился о Видьянанде, мне сказали: «Он ушел. Что вы сказали ему? Ведь это после вашей встречи с ним в библиотеке он пришел в контору и сказал: "Я ухожу, и ухожу навсегда. Я покончил с книгами. Хотя я слишком стар... Но может быть, хватит и нескольких дней, по крайней мере, перед смертью я должен начать правильную жизнь. Может быть, в следующей жизни я смогу завершить свой поиск, но я должен хотя бы начать"».
Никто не спрашивает: «То, что вы знаете, является ли это знание вашим?» Если это не ваше знание, отложите его в сторону; оно не представляет собой ценности. «То, что вы делаете, является ли это вашим стремлением? Вы на самом деле чувствуете, что колокольчик звенит в вашем сердце?» Если это не так, то не тратьте больше ни единого мгновения.
Люди все время делают вещи, которые навязали им другие люди, - и те продолжают навязывать свое. Очень маловероятно, что родители прекратят навязывать детям образ своих собственных идей, что учителя прекратят навязывать им все, что они «знают», как будто они на самом деле что-то знают. Они будут продолжать притворяться, что знают.
