— Да, вступление очень серьезное, но я уже все понял без дальнейших вопросов, — перестав улыбаться, ответил Артем. Он едва успел притронуться к еде и сейчас чувствовал, что запахи перестали разжигать аппетит. Он был не уверен, что вообще что-нибудь еще съест. — Я скажу коротко, впрочем, мы уже говорили об этом примерно месяц назад: я не собираюсь жениться в ближайшее время. Я очень люблю тебя, но не могу сделать это просто так, ради твоего спокойствия. Я должен связать свою жизнь с той, которую люблю. Помоему, в этом нет ничего противоестественного. Ведь ты говоришь о том, чтобы я был счастлив? Наверное, буду, только не знаю когда.

— Это означает, что сейчас ты несчастлив? — голос Аллы Васильевны дрогнул.

— Я не жалуюсь на свою жизнь — грешно. У меня есть все или почти все, чтобы уверенно смотреть в будущее. Я вообще не готов повторять одно и то же с периодичностью раз в месяц. Я мужчина, мам, и в отличие от женщины не придаю таким вещам, как женитьба, архиважного значения.

— Не будем о глобальном: различие полов, разные взгляды на жизнь, — Алла Васильевна вдруг поднялась и достала из холодильника мисочку с салатом. Она совершенно забыла о том, что приготовила его для Артема: сельдерей с луком и зеленью под майонезом. Сейчас ей казалось, что его появление на столе неуместно, но зачем-то же она вспомнила о нем. Этот запах ни с чем нельзя было спутать. Когда она поставила салат на стол, Артем только усмехнулся: он не хотел больше ничего, но, не желая обидеть маму, положил себе совсем немного. — Я понимаю, что раздражаю тебя своими расспросами. Но я волнуюсь… Буду откровенной: мне сказали, что ты встречаешься с женщиной много старше тебя. Это правда?

— Правда, — коротко ответил Артем, испытывая едва преодолимое желание подняться из-за стола и уединиться в своей комнате. Улетучилась радость от встречи. Он даже пожалел о том, что не принял приглашение Дины остановиться у нее.

— И это все, что ты можешь сказать?

— Нет, я могу добавить, что скоро мы с ней будем появляться на людях совершенно открыто. Это не означает, что в наших отношениях наступает новая стадия. Все остается по-прежнему, только чуть больше информации для любителей злословия.

— Но зачем? — Алла Васильевна ничего не могла понять.

— Она просила меня об этом. Я решил, что могу и должен сделать это для нее.

— Хорошо. Прежде, чем все узнают ее имя, ты можешь открыть его мне?

— Дина. Ее зовут Дина, Дина Давыдовна Золотарева. Ей, кажется, сорок восемь, выглядит на тридцать пять. Очень умная, спокойная, рассудительная женщина. Ты бы смогла в этом убедиться, если бы пообщалась с ней всего несколько минут.

— Нет уж, уволь меня от этого знакомства! — Алла Васильевна поднялась из-за стола. Отошла к окну и пожала плечами. — Ну почему это происходит с моим сыном?

— Не драматизируй, мам, все нормально, более чем нормально, — Артем отодвинул тарелку, сложил вилку и нож крестом. — Все было очень вкусно, спасибо тебе большое.

— А морковные оладушки? — без всякой надежды спросила Алла Васильевна.

— Я сыт, спасибо.

Артем поднялся, подошел к маме и поцеловал ее. Улыбнувшись, она подняла на него глаза. Ей было неловко оттого, что в первые минуты возвращения она не сдержалась и принялась задавать вопросы. Говорил ей Тарас, чтобы она оставила мальчика в покое, — не смогла. И оправдывать это материнской любовью нельзя. Нет, она была не права. У каждого должно оставаться что-то, до чего другим нет допуска, даже самым близким. Дернуло же ее именно сегодня испортить настроение сыну, а оно у него испорчено, это очевидно. Ведь столько тем для разговора, ну почему она снова говорит о том, что ему неприятно!

— Темушка, — ласково окликнула Артема Алла Васильевна.

— Да, мам, — он остановился и повернулся к ней.

— Прости, пожалуйста. Я постараюсь больше не причинять тебе боль.

— Все в порядке, — его губы растянулись в улыбке, но глаза оставались грустными, полными досады и разочарования.

Артем снова повернулся, чтобы уйти в свою комнату, но Алла Васильевна снова окликнула его. Он обернулся уже с едва скрываемым раздражением, но то, что мама сообщила, заставило его сердце забиться в невероятно быстром ритме. В первый момент он не поверил своим ушам и, недоверчиво глядя на маму, попросил ее повторить то, что она сказала.

— Я сказала, что тридцать первого декабря тебе звонила девушка. И кажется, я знаю, кто она, хотя она не представилась. Ты ведь знаешь мою феноменальную память на голоса, фамилии, телефоны, — Алла Васильевна увидела, как изменился в лице Артем, и поспешила добавить: — Не знаю, что ты подумал, но, по-моему, звонила та девушка, с которой ты встречался много лет назад.

Ей не хотелось произносить ее имени, хотя она прекрасно его помнила. Алле Васильевне было горько признать, что в ее памяти осталась эта бессердечная девчонка, позволившая себе разбить сердце ее мальчика. А теперь она сочла возможным напоминать о себе. С какой, интересно, целью?!

— Даша? — он произнес ее имя, словно короткая, нежная мелодия сорвалась с губ. — Даша.

— Да, это была она.

— Она? — Его глаза беспокойно забегали, пальцы взъерошили волосы. И он тихо пробормотал, словно ни к кому не обращаясь: — Снова? Это не может быть случайностью.

— Что? Я не расслышала.

— Ничего, это я просто пытаюсь сопоставлять.

— Что?

— Мама, — Артем в мгновение ока оказался в проеме кухонной двери. Глаза его сияли. — Мама, если все обстоит так, как я думаю, у тебя скоро не будет никаких поводов для беспокойства!

Он снова подошел и обнял ее крепче, чем когдалибо. Алла Васильевна была ошарашена проявлением такой нежности. Она не ожидала подобной реакции. Неужели Артем все еще неравнодушен к той девушке? Она смотрела на его полные восторга глаза и вспоминала слова мужа: «Первая любовь остается с человеком навсегда…» Глядя сейчас на Артема, Алла Васильевна видела бесспорное подтверждение этих слов. Это означало, что сын давно, очень давно сделал свой выбор.

Даша провела целый день в ожидании чего-то неприятного. Так бывает: как будто нет повода для беспокойства, но где-то в душе появляется червоточинка и начинает разрастаться. И по мере ее роста увеличивается то, что можно назвать беспричинным страхом. Сердце вдруг начинает переходить в ритм галопа, дыхание сбивается, и хочется крепко прижать руку к груди в надежде, что это поможет его утихомирить. Это ощущение сродни тому, когда на твоих глазах происходит что-то ужасное, а ты не в силах его предотвратить, потому что опоздал на долю секунды. Ты просто свидетель, смотришь и едва ощущаешь себя живым от непоправимого ужаса. Вот так было и с Дашей. Она боялась не успеть разобраться с этим до конца и в тоже время страшилась того, что может принести открытие истины.