Дубровин знал, с чего он начнет разговор, а потом надеялся, что все пойдет так, как нужно. Он вынашивал в голове только две первые фразы, остальное полностью зависело от реакции Даши. Возвращаясь с работы раньше обычного, он чувствовал эйфорию от предвкушения истины. Он уже прикасался к ней, едва уловимой, легко ускользающей. Именно к этому должен привести этот разговор. Стас еще не решил для себя, когда его начать – за ужином или после него, попросив Дашу спуститься к нему в гостиную.

Все получилось само собой. Войдя в дом, он не застал Дашу ни на кухне, ни в спальне, ни в гостиной. Проходя мимо ванны, он услышал шум воды. Остановившись перед дверью, он собирался постучать, но в последний момент остановился с поднятой рукой: сквозь шум воды он отчетливо услышал плач. Сомнений не было – Даша была уверена, что осталась одна и теперь, без свидетелей, разрешила себе не притворяться.

Она плакала так горько, что Стас едва удержался, чтобы не ворваться к ней и не попытаться успокоить. Но он остался стоять по другую сторону двери, бессильно сжав кулаки. Он вдруг понял, что в его сердце нет слов, которые внесут покой в ее душу. Напротив, он собирался сегодня начать разговор, и последствия его могли быть непредсказуемы.

Стас повернулся и медленно пошел по направлению к гостиной. Почему-то именно в этой комнате он чувствовал себя наиболее уютно. Здесь однажды состоялось бурное объяснение с Дашей. В то время он был еще женат и не разрешил себе воспользоваться тем, что Даша в своей горячей любви была готова отдать ему. Тогда они поссорились и не общались долго. А потом прошло время и он привел ее в этот дом хозяйкой. Она тоже любила эту большую светлую комнату с камином. Однажды, еще до свадьбы, она призналась, что никогда не видела, как в нем разжигают огонь. Она выглядела такой счастливой, глядя на ярко-оранжевые языки пламени. Блики танцевали на ее улыбающемся лице, и Стас испытывал умиротворение от созерцания этой картины. Даша была красивой, хрупкой, и в тот момент он ощущал себя способным защитить ее от всех ударов судьбы. Как жестоко он ошибался.

Дубровин затопил камин, сел на диван и стал смотреть на огонь. Почему людей так завораживает эта картина? Кто-то говорил, что в такие мгновения в человеке просыпается что-то первобытное. Оно пробирается из недр подсознания, даруя неповторимые моменты, которые не описать словами. Однако Стасу не пришлось раздумывать над своей версией, потому что он услышал сзади шаги. И хотя Даша шла очень тихо, а он был уверен, что это она, Дубровин оглянулся.

– Ну вот, ты все испортил, – улыбнулась Даша. Ее лицо раскраснелось, длинные едва подсушенные волосы были распущены, белый махровый халат надет на голое тело. Она коснулась его щек горячими ладонями и поцеловала. – Привет. Хотела подкрасться к тебе незаметно, как ангелы, которые, как говорят, всегда рядом с нами.

– Привет. Ты хотела стать такой же незаметной?

– Стас, ты заставляешь меня отвечать на коварные вопросы. Во второй половине дня я на это не способна, – Даша досадливо поморщилась, села рядом, подогнув колени. – Я не помешаю?

– Конечно, нет. В этой идиллии не хватало только тебя.

– Я купалась и не слышала, как ты приехал, – осторожно начала Даша.

– Я услышал шум воды и решил дождаться тебя здесь, – солгал Дубровин.

– Пойду приведу себя в порядок. Ты что-то рановато сегодня.

– Подожди, – Стас задержал ее, взяв за руку. Он нежно прикоснулся к ее щеке, провел по ней кончиком пальца, убрал влажную прядь волос за ухо. – Ты такая красивая.

– Даже с этими мокрыми волосами, в махровом халате?

– Так еще красивее.

– Странно! – Даша возмущенно подскочила с дивана и стала, сложив руки на груди. – Неужели мой распухший нос, красные щеки, отекшие глаза настолько очаровали тебя именно сейчас?!

– Даша! – Дубровин опустил глаза. Это было то, о чем он мечтал сегодня – начало ссоры. Ссоры без особого повода. Но сейчас он почувствовал усталость и нежелание в нее ввязываться. – Почему я не могу сказать то, что думаю?

– Зачем ты приехал так рано? – игнорируя его вопрос, спросила Даша. – Что случилось с твоими неотложными делами, которые поднимают тебя чуть свет с постели и заставляют возвращаться поздними вечерами? Ты вдруг нашел способ жить нормальной жизнью? Или хотел застать меня врасплох?

– Ради бога, о чем ты говоришь!

– Ты никогда ничего не делаешь просто так.

– Я отложил все свои дела для того, чтобы разобраться с самым важным для меня.

– Да? Интересно. Я все-таки помешала. Наверное, ты обдумывал его в тот самый момент, когда я нежданно явилась.

– Нет, я думаю об этом все время, – Стас поднялся и, подойдя к журнальному столику, открыл лежавший на нем серебряный портсигар. Закурив, он посмотрел на Дашу и жестом предложил ей сигарету. Она отрицательно покачала головой. – Я думаю об этом даже тогда, когда хочу забыться. Но мысли не желают покидать мою голову, они словно существуют сами по себе, заставляя меня постоянно находиться в напряжении.

– Это ты о чем?

– О нас с тобой, Даша. О том, куда мы идем.

– И куда же?

Даша снова села на диван с ногами. Только теперь она не поджала их, а свободно вытянула вдоль мягкой, чуть прохладной поверхности, словно показывая этим, что предпочитает сидеть здесь одна. А все остальные могут занять полагающееся место где-нибудь на коврике, у камина. Дубровин усмехнулся, прихватил с собой пепельницу и занял место на полу, у ее ног. Заметив, что в Дашиных глазах мелькнула улыбка, он решил, что поступил правильно. Может быть, она почувствует себя свободно и наконец они смогут откровенно поговорить.

– Скажи, Дашуня, ты все еще любишь меня? – Дубровин хотел начать совсем не с этого, но не всегда получается так, как планируешь.

– Ради этого ты раньше приехал с работы?

– Ты не ответила. И еще – о счастье. Я хочу понять: ты счастлива со мной сейчас? Сейчас, когда мы не ссоримся, когда все стало на свои места. На свои места, – повторил он, задумываясь, и тут же, придя в себя, продолжил: – Только я не пойму ничего, ровным счетом. Все стало каким-то искусственным, понимаешь?

– Да, – коротко ответила Даша.

– И это весь твой ответ?

– Да, все стало словно из воска. Музей восковых фигур, а настоящая, живая только одна – Лилия Егоровна. Она за деньги сдувает с них пыль, – задумчиво сказала Даша и улыбнулась.

В этот момент, глядя не на Стаса, а на жаркие языки пламени в камине, она вдруг почувствовала, что в ней не осталось безразличия к монотонной веренице дней, в которую она погрузилась за последние месяцы. Даша будто проснулась и не могла понять, как она впала в это ужасное состояние? Она посмотрела на себя другими глазами, увидев располневшую, растрепанную женщину, восседающую на диване с видом царицы. А гордиться собой не было повода. Даша медленно опустила ноги на пол, поправила полы халата. Ей стало неловко перед самой собой.

– Даша, – Дубровин внимательно наблюдал за ней, и перемены, произошедшие с Дашей, не укрылись от него. Он не мог дать этому точного определения. Стас сразу увидел, как она напряглась, сдвинув брови и сосредоточенно рассматривая пол под ногами, словно боясь встретиться с ним взглядом. Дубровин был уверен, если бы ее лицо не раскраснелось от слез и горячей ванны, сейчас она была бы бледнее мела. Он заметил, что в критических ситуациях она сильно бледнеет, и подшучивал, что ее никогда бы не взяли в армию Петра Первого. – Даша, ты слышишь меня?

– Да.

– Поговорим?

– Хорошо.

– Я хочу, чтобы ты радовалась каждому дню. Хочу, чтобы в тебе кипели желания и энергия молодости. Мне кажется, рядом со мной ты стареешь в два раза быстрее, теряешь вкус к жизни, становишься безразличной и незаметной.

– Но ведь ты сам хотел этого, – тихо ответила Даша и взяла сигарету из рук Дубровина. Она затягивалась медленно, наблюдая за тем, как дым поднимается вверх и растворяется, оставляя приятный аромат.

– Нет, не этого. Видит Бог, не этого! – горячо произнес Стас.