Он и праведный, и лукавый, И всех месяцев он страшней: В каждом Августе, Боже правый, Столько праздников и смертей. Разрешенье вина и елея… Спас, Успение… Звездный свод!… Вниз уводит, как та аллея, Где остаток зари алеет, В беспредельный туман и лед Вверх, как лестница, он ведет. Притворялся лесом волшебным, Но своих он лишился чар. Был надежды «напитком целебным» В тишине заполярных нар… … А теперь! Ты, новое горе, Душишь грудь мою, как удав… И грохочет Черное Море, Изголовье мое разыскав. 27 августа 1957, Комарово ЭПИГРАММА Могла ли Биче словно Дант творить, Или Лаура жар любви восславить? Я научила женщин говорить… Но, Боже, как их замолчать заставить! 1958 * * * Этой ивы листы в девятнадцатом веке увяли, Чтобы в строчке стиха серебриться свежее стократ. Одичалые розы пурпурным шиповником стали, А лицейские гимны все так же заздравно звучат. Полстолетья прошло… Щедро взыскана дивной судьбою, Я в беспамятстве дней забывала теченье годов, И туда не вернусь! Но возьму и за Лету с собою Очертанья живые моих царскосельских садов. 4 октября 1957, Москва * * * Не мудрено, что похоронным звоном Звучит порой непокоренный стих. Пустынно здесь! Уже за Ахероном Три четверти читателей моих. А вы, друзья! Осталось вас немного, Последние, вы мне еще милей… Какой короткой сделалась дорога, Которая казалась всех длинней. 3 марта 1958, Болшево. Комн. № 7 РИСУНОК НА КНИГЕ СТИХОВ Он не траурный, он не мрачный, Он почти как сквозной дымок, Полуброшенной новобрачной Черно-белый легкий венок. А под ним тот профиль горбатый, И парижской челки атлас, И зеленый, продолговатый, Очень зорко видящий глаз. 23 мая 1958 ПРИМОРСКИЙ СОНЕТ Здесь все меня переживет, Все, даже ветхие скворешни И этот воздух, воздух вешний, Морской свершивший перелет. И голос вечности зовет С неодолимостью нездешней. И над цветущею черешней Сиянье легкий месяц льет. И кажется такой нетрудной, Белея в чаще изумрудной, Дорога не скажу куда… Там средь стволов еще светлее, И всё похоже на аллею У царскосельского пруда. Июнь 1958, Комарово * * * «…И кто-то приказал мне: Говори! Припомни все…» Леон Фелипе. Дознание Кому и когда говорила, Зачем от людей не таю, Что каторга сына сгноила, Что Музу засекли мою. Я всех на земле виноватей Кто был и кто будет, кто есть… И мне в сумасшедшей палате Валяться – великая честь. * * * М. М. 3‹ощенко›
Словно дальнему голосу внемлю, А вокруг ничего, никого. В эту черную добрую землю Вы положите тело его. Ни гранит, ни плакучая ива Прах легчайший не осенят, Только ветры морские с залива, Чтоб оплакать его, прилетят… 1958, Комарово ИМЯ (А.А.А.) Татарское, дремучее Пришло из никогда, К любой беде липучее, Само оно – беда. 1958. Лето * * * От меня, как от той графини, Шел по лесенке винтовой, Чтоб увидеть рассветный, синий Страшный час над страшной Невой. 1958 * * * Непогребенных всех – я хоронила их, Я всех оплакала, а кто меня оплачет? 1958 ЛЕТНИЙ САД Я к розам хочу, в тот единственный сад, Где лучшая в мире стоит из оград, Где статуи помнят меня молодой, А я их под невскою помню водой. В душистой тиши между царственных лип Мне мачт корабельных мерещится скрип. И лебедь, как прежде, плывет сквозь века, Любуясь красой своего двойника. И замертво спят сотни тысяч шагов Врагов и друзей, друзей и врагов. А шествию теней не видно конца От вазы гранитной до двери дворца. Там шепчутся белые ночи мои О чьей-то высокой и тайной любви. И все перламутром и яшмой горит, Но света источник таинственно скрыт. 9 июля 1959, Ленинград |
