– Тебе так нравится, моя восхитительная маленькая распутница с золотистой кожей? Знаешь ли ты, какое удовольствие мне доставляет находиться в тебе, видя и чувствуя, как ты дрожишь? Надеюсь, тебе так же хорошо, как и мне!

Подобно самому Люциферу, он шептал мне на ухо слова, которых я раньше никогда не слышала, а сам все атаковал и атаковал. Пальцы его все трогали и трогали мой крохотный потаенный холмик, и вскоре я не могла больше ни о чем думать, предавшись безумию, откровенной похоти, которая клокотала в нас обоих, как кипящая лава, как лесной пожар, как… «Блейз, Блейз!» – кричала я, ничего не соображая, а он поднимал меня с одной вершины на другую, пока я не почувствовала, что воспарила так высоко, что вскоре рассыплюсь, превратившись в тысячу невесомых кристаллов.

Как человек может так быстро перейти от нежности к грубости, а затем опять к нежности? Когда я вновь вернулась на землю из каких-то заоблачных сфер и тело мое все еще дрожало от страсти, я поняла, что лежу, привалившись к Блейзу, он нежно гладит меня, а губы его слегка покусывают мочку моего уха.

– Ну вот, душа моя, – успокаивающе сказал Блейз. Голос его все еще был хриплым. – Все получилось не так уж плохо, правда? Я прошу прощения, если сорвался и вел себя грубо, но следует признать, что ты очень дерзкая маленькая плутовка, если не сказать больше! Скажи, что прощаешь меня за то, что я потерял голову из-за твоей обворожительной маленькой… Я бы хотел когда-нибудь нарисовать тебя. Конечно, если позволишь. Вот так… – И он легкими, нежными прикосновениями принялся обводить контуры моего тела, заставив меня против желания снова задрожать.

Я не знала, что и думать об этом человеке! Играет ли он со мной снова? Говорит он сейчас с иронией или нет? Я знала только, что еще не в состоянии взглянуть ему в глаза – еще нет. Мне сначала надо вырваться из его… его гнусных лап, одеться и… И тут до меня дошло, что сейчас я должна уже быть дома и встречать гостей, а вместо этого я валяюсь здесь, под открытым небом, бесстыдно обнаженная, в объятиях человека, который только что лишил меня девственности и на этом не остановился!

Какое безумие! Но так и должно было случиться. Солнечный удар… да, именно солнечный удар так повлиял на мои чувства, свел меня с ума. А если кого-нибудь послали меня искать, увидев, что лошадь вернулась одна? О Боже, что я делаю здесь с совершенно чужим человеком, которого я всего несколько минут назад считала маньяком? И что он имел в виду, когда сказал… Нет! Я не могу больше здесь оставаться, хотя его пальцы легко, как перышки, касаются моей груди, живота, бедер… Только когда я открыла глаза и едва не ослепла от солнца, я поняла, что до сих пор лежала зажмурившись.

– Нет! – выпалила я. В моем голосе звучало отчаяние. – Нет, не надо… неужели ты не понимаешь? Они уже ищут меня: папа, слуги… Пожалуйста, отпусти!

Оказалось, что бороться за свое освобождение больше не нужно. Блейз, как ни странно, тут же отпустил меня, коротко рассмеявшись. Услышав этот неприятный хохоток, я обернулась через плечо и посмотрела на него почти со страхом. Но в твердом взгляде зелено-золотых глаз я смогла прочитать только равнодушие.

Поймав мой испуганный взгляд, он поднял бровь и протянул со скучающим видом:

– Ну что, передумала? Или все еще боишься, что твой сводный брат Фернандо узнает о том, что тщательно оберегаемая им девица больше уже не девушка? Ты сама-то на что-нибудь решилась, любовь моя?

– О! – со злостью выдохнула я и отвернулась, чтобы поскорее убежать подальше от Блейза и его колючих слов. Но он протянул руку, схватил меня за лодыжку, и я, задыхаясь, растянулась во весь рост на траве. Когда я вновь смогла издавать какие бы то ни было звуки, то зашипела:

– Ка… как ты смеешь… Я тебя ненавижу! Я… я бы…

– Может, ты замолчишь? – Это было сказано сухим, небрежным тоном, и, прежде чем я смогла бросить ему в лицо все те злые слова, что крутились в моей голове, Блейз заставил меня замолчать, прижав свой рот к моему, и целовал до тех пор, пока я снова не стала задыхаться.

«Чего он хочет от меня? Зачем он делает это со мной?» – с отчаянием думала я. Я внезапно вспомнила старую балладу «Демон-любовник» и внутренне содрогнулась. Великий Боже, кто этот демон, которого я должна больше всего бояться: моя собственная похоть или мужчина, который пробудил ее во мне? Но даже в то время, как в моем сознании пробегали эти тревожные мысли, мое тело реагировало иначе. Стоя на коленях, я прижималась к Блейзу, к его крепкому мужскому телу. Я цеплялась за него (и, по правде говоря, отчаянно) хотя бы для того, чтобы не упасть, а он яростно целовал меня, намотав прядь моих волос себе на кулак. Я почувствовала, что если не уступлю, то он сломает мне шею.

Уступлю… Я в самом деле уступила или просто мной овладела алчность? Желание испытать хотя бы еще раз то неописуемое наслаждение, когда я чувствовала, что вот-вот выскочу из собственного тела. Я услышала, как из моей груди вырвался стон – протяжный стон, напоминающий крик животного. Я и ощущала себя тогда животным. Я начала трогать Блейза так же, как он трогал меня, – нетерпеливо, жадно. Странно, но я чувствовала себя весьма осведомленной в той области, которой я, конечно, не могла знать, – я знала, где и как его ласкать. Теперь я смело прикасалась к Блейзу, я хотела видеть и чувствовать его. Я была как будто в полусне, в трансе. Время остановилось, или я попала в центр замкнутого круга, за пределами которого осталось все и вся, включая реальность.

– Ты быстро учишься, не правда ли? Или ты уже тренировалась раньше? – Блейз почти прорычал эти слова, оторвав свои губы от моих. Но не успела я ответить, как он схватил меня за бедра, взгромоздил на себя и откинулся на спину. Я смотрела на его непроницаемое лицо – стыдно сказать! – открыв рот от неожиданности. – Ты ведь лишилась своего коня, да и я уже на тебе скакал. Так что смею предложить себя. Или тебе еще не приходилось ездить на таких скакунах, моя милая распутница?

Я побледнела, почувствовав, как Блейз нетерпеливо ерзает подо мной.

– Я не буду… – начала я дрожащим от ярости голосом и поднесла руку к его лицу, пытаясь выцарапать глаза. Однако Блейз неуловимым быстрым движением перехватил мои руки и, глядя в лицо, задержал на бесконечно долгий миг. Затем Блейз притянул меня к себе и развел наши руки далеко в стороны. Мы по-прежнему смотрели друг другу в глаза – на этот раз очень внимательно.

Я никогда не узнаю, о чем он думал в эти мгновения, и никогда не скажу ему, о чем думала я. Как я теперь понимаю, есть мысли и чувства, о которых не нужно говорить вслух. Весь мой праведный гнев иссяк, когда я с болезненной ясностью поняла, какие темные смерчи клубятся в глубине его сознания, которую мне, возможно, не дано измерить.

А Блейз продолжал меня поражать и… сбивать с толку. Все еще не отрывая от меня глаз, он поднес к губам мои руки и с бесконечной нежностью поцеловал каждый синяк, приговаривая:

– О Боже! Бедная маленькая Триста! Бедная девочка, которая так стремится все узнать! Кто-то должен был предупредить тебя, что надо быть осторожнее… кто-то должен был предостеречь против таких испорченных и бессовестных людоедов, как я. Видишь, что получилось? Тебя изнасиловали, и я думаю, что вскоре изнасилуют снова. Черт возьми, но у тебя все такое узкое и шелковистое! И для девственницы, коей ты была еще два часа назад, ты слишком хорошо знаешь, как раздразнить мужчину. Ты…

Я медленно и даже, пожалуй, томно передвинулась и, услышав прерывистое, хриплое дыхание Блейза, в который раз поразилась ощущению своей власти над ним. Дразня его, я застыла на одно бесконечно малое мгновение и опустила бедра, позволив ему войти в меня глубоко-глубоко. Уже по собственной инициативе я наклонилась, чтобы провести сосками по его груди, и почувствовала, что внутри меня стало очень тесно. Мои раздвинутые бедра дразнили его взгляд. Блейз внезапно притянул меня к себе, и наши тела тут же обрели единый ритм, вздымаясь и опускаясь, как морской прибой. Мы превратились в две океанские волны, которые, слившись воедино, все поднимаются и поднимаются к немыслимым высотам и замирают, прежде чем со всей силой яростно обрушиться на берег в потоках белой пены.