– Обвинять вас в том, что вы убили своего мужа, никто не собирается, Наташа…

– Спасибо вам за это! – опять театрально закричала она. – Очень вы меня этим порадовали!…

– Но вот доказать соучастие в его убийстве, я полагаю, мы сможем.

– Какое соучастие?!

– Банальное, Наташа. – Я опять вперился в прозрачную изнанку лобового стекла. – Хидео Китадзима был убит вашим сообщником за несколько часов до вашего с Ганиным приезда. Для того чтобы сместить время смерти вашего супруга на три-четыре часа вперед, убийца воспользовался старым, но безотказно действующим на профессиональное сознание медэкспертов способом.

– Каким еще способом?! – не столько из реального интереса, сколько по упрямой женской инерции визгливо поинтересовалась Наташа.

– Для медиков главный показатель времени смерти – температура тела. Чем она ближе к температуре окружающей среды, тем дольше жертва пребывает в состоянии трупа.

– Замечательно!… – буркнула она.

– У наших медэкспертов есть специальная таблица, выстроенная много лет назад именно на основе подобных опытов…

– Каких опытов?

– Таких… – я на мгновение повернулся к ней, но на этот раз посмотрел не на коленки, а в налившиеся страхом и отчаянием пронзительные глаза, – которые позволяют с точностью до получаса определить момент, когда подопытный начал безвозвратно остывать.

– И что?

– А то, что ваш Хидео нашим медэкспертам достался вчера, извините за служебную скабрезность, тепленьким. Со взопревшим Ганиным они поговорить не догадались, да и не их это дело со свидетелями разговоры разговаривать, и брякнули майору Йосиде с ходу про девять часов. На самом же деле, учитывая тот факт, что супруг ваш, вернее, его тело лежало аккурат около отопителя, временные рамки преступления выглядят совершенно иными.

– И какой вариант этих самых временных рамок в вашем, Минамото-сан, буйном служебном воображении напрашивается, можно поинтересоваться? – стрельнула в меня очередной порцией яда загнанная в угол Наташа.

– Думаю, что убийца совершил свое дело гораздо раньше, скажем, где-то в шесть или семь. После этого он – или она – включил на полную мощность печку, что, собственно, и позволило телу не остыть до приезда нашей бригады, и удалился. А раз никаких следов взлома дверей и окон наши эксперты не обнаружили, значит, ваш муж сам его впустил, что косвенно подтверждает факт его знакомства с убийцей.

– Хорошо, – кисло улыбнулась она. – Допустим, если все оно так и было, то какое я имею к этому отношение?

– Самое непосредственное, Наташа, – уже в который раз за последние двадцать минут огорчил ее я.

– Непосредственное?

– Именно. – Я мельком взглянул на Ганина, затем – на затаившуюся в уголке Мураками. – Убийце имело смысл врубать на полную печку только в том случае, если он знал, когда и, главное, кто ее выключит.

– Вы меня имеете в виду?

– Но ведь вы ее выключили, не так ли? – напомнил я ей.

– Я. – Она согласно кивнула.

– Тогда я вас и имею в виду, – согласился я с Наташей.

– Хорошо, что только «в виду», – вздохнула она, внимательно посмотрела на невзрачную Аюми и демонстративно сдвинула с колен на насколько сантиметров свою примечательную юбку.

– Так вот, – продолжил я лекцию на тему экономии топливных ресурсов в условиях терпимой в плане температурного режима хоккайдской осени, – раз убийца был уверен в том, кто выключит отопитель, причем сделает это до приезда полиции, значит, что он с этим лицом, то есть с вами, по крайней мере, должен быть хорошо знаком. В вашем случае – это отопитель, в других случаях люди используют электроодеяло или что-нибудь еще в том же духе. Голь на выдумку хитра…

– А зачем, по-вашему, Минамото-сан, мне, как вы изволили выразиться – «голи», и этому вашему якобы знакомому со мной убийце эти фокусы с печкой? – холодно спросила тронутая налетом осеннего увядания, но все еще по-августовски красивая русская, призывно сверкая оголенными коленями.

– Только для введения нас в заблуждение по поводу времени убийства, – легко парировал я.

– Заблуждение? – опять по инерции переспросила она.

– Конечно! Если убийство было совершено, скажем, сразу после шести и на это время у убийцы никакого алиби нет, то печка помогает сделать так, что полиция будет направлена по ложному следу. После успешных манипуляций с поддержанием температуры тела время смерти медэкспертами устанавливается как девять, а на девять убийца уже имеет солидное алиби. Например, он или она в это время при десятке свидетелей в ресторане ужинал…

– А я, значит, соучастница, да? – вяло съязвила Наташа.

– Получается так. – Я не стал ей возражать.

– В управление тогда, что ли, сначала? – профессионально резюмировал Ганин.

– В управление, – кивнул я ему.

Сразу же после въезда в город Мураками вдруг подала голос, оказавшийся достаточно твердым и требовательным после долгого молчания, и попросила Ганина высадить ее около «Майкала». Он притормозил у стоянки автобусов, куда, по нашим расчетам, должны были привезти экскурсантов-филологов. Аюми вывалилась из «галанта» и тут же затерялась в среди бесчисленных туристических групп, наводнявших пристояночное пространство. Мы же с Ганиным продолжили путь на северо-запад, где нашу очаровательную пассажирку ожидал сердечный прием местных правоохранительных органов.

Войдя в здание отарского управления, я принялся оформлять на стойке дежурного документы на временное задержание Наташи Китадзймы. Оставшийся поджидать меня в машине во дворе Ганин проводил нас с ней многозначительными вздохами, молча взывая своими огромными серыми глазищами к моему милосердию по отношению к падшей красавице. Но иначе я поступить не мог: хотя в принципе можно было подождать с этим делом и до вечера, то есть отвезти ее обратно в Саппоро, в управление, какое-то неуемное чувство колкой тревоги продолжало копошиться в закоулках моей темной совести, не оставляя Наташе никаких шансов на наслаждение экскурсией по скромному, но не лишенному прелестей портовому городишку.

– Меня что, в камеру посадят? – не теряя собственного достоинства, поинтересовалась стоявшая рядом со мной Наташа.

– Не думаю, – не глядя на нее, ответил я. – Если вы все нам здесь расскажете и, главное, назовете убийцу вашего мужа, то вас перевезут в Саппоро и поместят под домашний арест до окончания следствия. Ну а потом уже суд будет решать…

– А обойтись без этого задержания нельзя? Это же фарс какой-то! – не без удовольствия фыркнула она.

– Поверьте, Наташа, так будет лучше для вас же самой! – Я попытался как можно более ласково посмотреть на нее.

В эту секунду кто-то легко тронул меня за правое плечо, и я, повернувшись в сторону вторжения в мою личную жизнь, увидел распахнутые глаза сержанта Сомы.

– Извините, господин майор, – робко начал он, – но Ивахара-сан узнал, что вы приехали, и попросил вас через меня срочно зайти к нему.

– Срочно? – недовольно переспросил я.

– Срочно, – утвердительно кивнул он.

– Хорошо. – Я поставил последнюю закорючку в приемном бланке. – Проводите, пожалуйста, Китадзиму-сан в отдел дознания, я по этому поводу введу Ивахару-сана в курс дела.

Сома, держась на почтительном расстоянии от притягательного «спального объекта», повел ее в сумеречные закрома муниципального сыска, я же, проводив взором точеную фигурку сочной сэнсэйши, поспешил отправиться к срочно нуждающемуся во мне Ивахаре. В кабинете у майора наблюдалось необычное оживление: разглядеть за столом его хозяина было не так-то просто, поскольку перед ним сгрудились в кучу на стульях и креслах разнокалиберные четверо мужчин и три женщины. Судя по всему, между ними и Ивахарой шла долгая и не слишком плодотворная для каждой из сторон дискуссия на неведомую мне пока тему.

– Я вам в сотый раз объясняю: полиция Отару заниматься этим делом не может! – отбивался от семерых штатских закипающий под синим мундиром Ивахара.

– А кто же тогда этим делом должен заниматься?! – бил себя в обтянутую дешевой спортивной кофтой с начесом грудь, видимо, самый старший из собравшейся перед майором компании мужичок предпенсионного возраста.