– Нет ничего в мире слаще этого, – пробормотал он, скользя губами по ее груди, пока соски не набухли и не затвердели от наполнившего их желания. Он увлажнил их языком и слегка прикусил зубами, но этого было мало. Взяв всю грудь в ладонь, он втянул трепещущую плоть в рот. – Девочка, сладкая моя девочка, – шептал он, и дыхание его было похоже на летний ветерок.

Она вздрагивала и изгибалась, наслаждаясь и даря наслаждение ему.

– Скажи, что я нужен тебе… – Он поднял голову, вглядываясь в ее порозовевшее от желания лицо. – Скажи мне!

– Ты очень нужен мне, Алан, – сказала она, пылая в том же огне, что и он. – Здесь. – Она поднесла его руку к губам и поцеловала. – Здесь. – Она прижала его руку к своей груди, там, где гулко и часто билось сердце. – Здесь, – выдохнула она, подводя его руку к горячему, жаждущему лону. – Пожалуйста, люби меня, Алан. Я так истосковалась по тебе.

Его не нужно было просить дважды. Он опустил ее на спину и стал целовать, упиваясь шелковистым жаром ее губ и рта. Немного погодя он отстранился и заглянул ей в глаза.

– Ты даже лучше, чем я помню. Такая сладкая.

Такое восхищение, такая любовь и нежность слышались в его голосе, что она наконец решилась:

– Да, я лучше. Потому что я больше не одна. Теперь во мне часть тебя, Алан. Твои врачи ошибались.

Жар в его глазах превратился в вопрос, вопрос – в неверие, неверие – в изумление.

Он отпрянул и, опершись на локоть, заскользил взглядом по ее телу от грудей до живота. С осторожностью художника, который рассматривает драгоценный сосуд, он обхватил ладонью ее грудь, разглядывая ее, вспоминая и сравнивая. С благоговейным трепетом он заскользил рукой по ее телу, измерил ладонями чуть располневшую талию и положил руку на живот.

Когда он вновь поднял на нее глаза, она закусила губу. Глаза ее затуманились, когда, испытующе глядя на нее, не в состоянии вот так сразу постичь то, что он только что услышал и увидел, Алан хрипло выдавил:

– Но это же… невозможно! – В его осипшем от потрясения голосе смешались надежда и неверие.

Дженни ласково провела ладонью по его шершавой щеке.

– Тогда мой гинеколог будет очень и очень разочарован. Он уверен, что через шесть месяцев будет принимать роды.

До конца своей жизни ей не забыть того взгляда, которым он смотрел на нее. Потом, прикрыв глаза, прижался своей щекой к ее щеке.

Целую вечность он не отрывался от нее, и удары его сердца гулко отдавались в ее груди. Наконец он склонился к ее животу и прижался к нему губами, потом положил голову на теплую плоть, в которой рос его ребенок. Она ощутила влагу его беззвучных слез и возрадовалась тому счастью, которым сумела одарить его.

– Представься своему ребенку, Алан, – мягко сказала она. – Нам с ним предстоит заново с тобой познакомиться.

Он осторожно проник в нее, зная, что скорее умрет, чем причинит ей боль. Ведь эта хрупкая прелестная женщина стала ему дороже жизни. Она стала для него всем. Она сделала его самым счастливым мужчиной на земле.

Когда Алан проснулся, Дженни сидела на диване, подтянув к себе колени и спрятав ноги в подушках. Перевернувшись на бок, он подпер голову рукой и сонно пробормотал:

– Что ты делаешь?

Она улыбнулась.

– Смотрю, как ты спишь.

– Почему же ты не смотришь на меня оттуда, куда я могу дотянуться?

– Потому что тогда я окажусь лицом к лицу с тобой, а я хочу полюбоваться тобой издали. Хочу видеть тебя всего.

– Я тоже хочу видеть тебя всю, но на тебе снова эта сорочка.

– Эту сорочку подарил мне самый дорогой для меня человек. К тому же, – она улыбнулась и погладила рукой мягкий шелк, – мне она очень нравится.

– А мне нравится снимать ее. Иди ко мне.

Когда она оказалась рядом, он привлек ее к себе на грудь и поцеловал долгим, томительно-сладостным поцелуем, от которого она вся затрепетала. Оторвавшись от ее губ, он спросил:

– А если бы я не вернулся, ты бы рассказала мне о ребенке?

Понимая его терзания, она ответила искренне:

– Себе я сказала, что нет. Я твердо решила не использовать ребенка, чтобы вернуть тебя. Я была так счастлива, узнав, что беременна. Это было похоже на чудо, на подарок богов. Я думала, что если не могу быть вместе с тобой, то у меня хотя бы будет твой ребенок, твоя плоть и кровь. Больше я уже не была одинока. Но я растерялась и испугалась, Алан. Я не знала, какой будет твоя реакция, если я расскажу тебе о ребенке. А вдруг ты не обрадуешься?

Алан выругался себе под нос.

– Вот глупая девчонка. Ну как ты могла такое подумать? И что бы ты делала одна с недостроенным пансионом и младенцем на руках?

– Ничего, как-нибудь справилась бы. К тому же у меня был выбор. Арчи сделал мне предложение.

– Арчи? – Алан вопросительно вскинул бровь. – Он знает о ребенке?

– Надо же мне было с кем-то поделиться.

Алан чмокнул ее в лоб.

– Я восхищен его благородством, но будь я проклят, если забуду, как он пытался увести мою женщину.

И только утром он передал ей письмо от отца. Когда Дженни читала его, у нее на глазах блестели слезы.

– Это он помог тебе сохранить пансион. Ты знаешь?

– Нет, – удивленно протянула она, подняв голову. – Каким образом?

– Кажется, один из его давних приятелей входит в совет директоров «Лейкслэнд». Джейк позвонил ему. Уж не знаю, что он там ему сказал, но, должно быть, это были правильные слова, потому что «Лейкслэнд» не стал участвовать в аукционе.

– Господи, а я-то все гадала, каким чудом мне это удалось! Спасибо тебе, папочка! – Она поцеловала письмо. – Я люблю тебя!

– Он тоже любит тебя, малышка.

Дженни немного помолчала, уставившись в одну точку, но, когда перевела взгляд на него, глаза ее сияли.

– У тебя ведь есть номер его телефона, правда? Пора бы ему уже возвращаться домой.

Радость и нежность вспыхнули в его глазах, когда он кивнул и привлек ее к себе.

– Джейку это понравится.

Она улыбнулась, глядя в серые глубины любимых глаз.

– Мне тоже все это очень и очень нравится.