Жил был мужчина, ни молодой, ни старый. У него было нормальное паспортное имя, напряженная работа, достаточная для жизни зарплата, хорошая тачка, жена, кошка, теща. В общем, как у всех. Известен он был тем, что пописывал фантастические рассказики и публиковал их на сайте под псевдонимом «Брахман».

Брахман очень не любил свою тещу. Было за что. После смерти своего мужа, «перепиленного» ей заживо, она переключилась на него. Если раньше самым плохим был тесть, то теперь он стал почти святым. Понятно, пинать мертвого нет резона, не получишь морального удовлетворения. А вот тут рядом есть человечек, виноватый лишь тем, что «хочется мне кушать». Но с Брахмана ей энергии не снять, не по зубам орешек, а вот повонять, позудеть, отравить жизнь, она пыталась с маниакальной настойчивостью. Брахман и звал ее «помойка». Имя же у этой «помойки» было Валентина, как у первой женщины-космонавта.

Атмосфера в семье, стараниями тещи была еще та. Как в сумасшедшем доме, где раньше помещался морг. Брахман терпел, терпел, но в один прекрасный день решил, что ему надоело практиковаться в мазохизме. Если уж старуха начала его «грызть», то у него нет оснований, не дать ей сдачи. Он твердо решил от «помойки» избавиться.

Сел «дедушка русской фантастики» у окна, задумался, пригорюнился, слушая шипение шин по мокрому асфальту и стук капели в подоконник.

Во всех приличных странах, вопрос решался просто — жить отдельно. Но денег на размен, а тем более на покупку новой квартиры у Брахмана все равно не было. Остается одно — снимать. Мало того, что это стоит денег, придется жить «вполноги».

Брахман еще помнил, как это бывает. Гнусное ощущение чужого, временного, постоянной необходимостью ограничивать себя в покупках книг, вещей, техники, оттого, что перспектива съехать в никуда, висит над временными жильцами съемных квартир. О собственной мебели можно забыть, пользоваться можно только обшарпанной, «казенной» плитой и протекающей сантехникой, стираться из-за отсутствия стиральной машины ручками. И это после многих лет жизни в месте, которое было настоящим домом, удобном, чистом, где все сделано своими руками, куда собрана вся необходимая для жизни техника.

Не слишком ли жирно будет старухе? Получить при помощи мелких нападок, придирок и прочих подлых штучек из арсенала психического террора трехкомнатную квартиру у метро, в то время как они с женой будут париться на съемной «хате» где-нибудь в Бирюлево.

Договориться с ней не получалось. Старуха только того и добивалась, чтобы все крутилось вокруг нее и по ее, всегда держа наготове, как дубину, накопленную за годы унижений злобу. Ее она щедро обрушивала на тех, кто оказывался рядом с ней, весь арсенал иезуитских средств, чтобы заставить других почувствовать себя ничтожными, мелкими, зависимыми и несчастными. Такой уж была эта женщина, несчастная сама и делающая несчастными людей вокруг.

Продолжать терпеть — означало поставить крест на своей молодости, забыть нормальные человеческие желания, сосредоточась лишь на одном — выжить, дождаться конца времени бедствий.

Оставалось одно средство — прописать тещу на Николо — Архангельском. Убить человека в Москве человеку со связями не представляет труда. Исполнителя можно найти даже за 500 рублей. Если киллер не попадется, то концы в воду… А заказчика никогда не найдут. При условии, что у того нет явной личной заинтересованности.

— «А что решит уголовка, если тещу „посадят на пику“ среди бела дня?» — подумал Брахман и горько вздохнул, вспомнив все «помойкины» скандалы и чрезмерно любопытных соседей. — «Затаскают… Посадят, даже если и не виноват». Половину субботнего дня провел он в размышлениях, разглядывая летучие картинки в глубинах своего сознания.

Сюжеты «внутреннего кино» были самые разнообразные: тещу топили, расчленяли, переезжали автомобилем. Она, совершенно случайно, выпивала ударную дозу мышьяка, по ошибке проглатывала пачку снотворного, ей на голову падал кирпич. Но все это было не то.

Как в анекдоте про грузина, который объяснил смерть соседа следующим образом: «Сижу на лестнице, чищу саблей картошку. Подходит Гиви, поскальзывается, падает на саблю. И так 77 раз…» Преступление должно выглядеть как заурядный несчастный случай. И лучше, если его, Брахмана, в тот момент рядом не будет. Не придумал ничего в тот день Брахман.

Лег спать с тяжелым сердцем. И приснился ему сон, почти такой же реальный как жизнь. В воскресенье утром, «помойка», которая не могла сидеть без работы, принялась шумно наводить порядок, с силой тыкая шваброй в плинтуса, швыряя вещи, с грохотом двигая мебель, проклиная жизнь, дочку, своего зятя, всех, кроме самой себя виноватых в том, как ей несчастной плохо живется.

Справедливости ради надо отметить, что чистота в доме была стерильная, просто теще захотелось поорать и подвигаться от нечего делать, захотелось показать домашним, кто здесь главный, «построить», заставить побегать, чтобы поднять свою значимость. Так сказать — «говна в ж*пе загорелись».

Брахман был почему-то один. Не — то жена ушла к подружке, не-то в магазин. За стенкой старуха орет, «про лентяя и идиота», небо тучится, настроение мерзкое, роман в «гадюшнике» не пишется.

Вышел Брахман покурить. Прошел мимо тещи, которая забралась на стремянку, протирая плафоны люстры. Увидев его, старуха разразилась новой серией ругательств обращенной неизвестно к кому, поскольку с ней в доме уже давно никто не разговаривал. Да и она формулировала свои претензии в виде «Вот они…». Да, «они» — во всем виноваты… Не лижут ей, распрекрасной задницу…

И такая злость вдруг обуяла Брахмана, что он наподдал ногой по стремянке. Лестница закачалась, старуха инстинктивно ухватилась за люстру. И во время. Получив дополнительный импульс, стремянка упала. «Кабель-мачта отошла» — подумал Брахман.

Теща со страху заверещала, пернула и описалась. «Продувка» — пронеслось у Брахмана в голове. Из разрывающихся под весом дебелого тела проводов люстры посыпались искры. «Зажигание» — произнес Брахман про себя. И добавил — «Подъем! Лети птичка!».

Теща взмыла в небеса, подобно миражу пройдя сквозь потолок.

Брахман проснулся. Некоторое время он лежал, пытаясь продлить этот чудный миг свободы, потом услышал громыхание чашек на кухне и воркотню старухи.

Волшебное ощущение свободы отступило в глубину сознания, оставив после себя летучее, легкое послевкусие. Под впечатлением сна Брахман вытащил из кладовки лестницу и поставил ее на видном месте в коридоре. Брахман долго разглядывал и гладил ее матовые алюминиевые стойки в деталях представляя тот день, когда лестница станет кабель-мачтой домашнего космодрома, отпуская старую мымру в вечность.

Сделав необходимые дела по хозяйству, он с женой ушел гулять, спасаясь от стихийного бедствия в виде разбушевавшейся «помойки», шататься по торговым центрам, кинотеатрам и просто по улицам, заполняя выходной событиями.

Вечером, теща, с чувством выполненного долга ушла к соседке на чай с тортиком, потрепаться «за жизнь».

Как всегда, после рюмки сорокаградусной, такой «чаек» обычно наливала соседка Клава, Валентина, бурно жестикулируя, стала рассказывать, какие сволочи живут в ее квартире. Как дочь с зятем только и ждут, чтобы напоить ее крысиным ядом или удавить во сне подушкой… Выговорившись, теща приняла на грудь еще одну порцию еще и замирала, подперев голову рукой и задрав белесые, бессмысленные глаза к потолку, как обычно на застольях упившиеся гости поют «Ой мороз, мороз». Так она сидела довольно долго. Все объяснялось очень просто. Валентина, как многие сумасшедшие, пьянела после первой рюмки, а после второй впадала в прострацию, которая продолжалась пока печенка не справлялась с ядом. Соседка тем временем допивала пузырек, ставила чай для отрезвления, резала принесенный тещей торт.