Калли же честно попытался выполнить то, что посоветовала Ива. Но у него как-то в голове не укладывалось, что его, Светлого эльфа, могло что-то не принять. Такое просто невозможно. По определению. Ладно еще люди… ну или прочие существа, но чтобы против него пошла природа?! Да нет, это просто глупо.

А вот Златко было хуже всех. Как ни убеждали его друзья, Синекрылый все равно не чувствовал, что их путешествие правильно. И еще… Его душило острое чувство вины. Умом юноша понимал, что не должен нести ответственности за содеянное его далеким предком, а вот сердцем… сердцем не получалось в это верить. Ведь он является Бэррином, пользуется и своим высоким положением, и привилегиями, которые оно дает, и уважением, что оно внушает, да и живет в фамильном замке… по крайней мере, считает именно его своим домом, не говоря уже о том, что на доходы с земель рода существует и он, и вся его семья. А все это было заложено тогда, и все это получено благодаря самым презираемым и страшным преступлениям. И коли он, Златко Бэррин, пользуется всем этим, так, значит, и расплату должен нести в полной мере, не так ли? Или все же не так? И правы друзья? Юное сердце Синекрылого раз за разом сжималось в отчаянии. Он прекрасно знал, что они, Бэррины, склонны к максимализму, даже некоторому фанатизму, а это не всегда хорошо. Но какой тут случай? Может, все эти доводы в пользу снятия проклятия всего лишь отчаянная жажда жить? Или же его истинная поганая натура понимает, что не сможет быть всегда честной и незапятнанной?

Какая уж тут гармония с природой, а уж тем более – оказание почтения духам земли?!

Тут бы с собой разобраться… Нет, Златко честно старался. Получилось, правда, не очень.

Как бы там ни было, но через некоторое время друзья продолжили путь, и скоро скалы отступили, явив взорам молодых магов небольшую, престранной формы долину.

Однако прежде, чем попасть в нее, друзьям пришлось столкнуться со стражниками на заставе. Такую же башню-ворота они видели при подъезде к скалам, правда, без охраны.

Пропускная процедура не слишком отличалась от тех, с которыми приятели сталкивались при въезде в любой другой город. Разве что тут стражники откровенно скучали на своих постах.

– Что, прошли времена, когда вам приходилось применять алебарды по назначению, а не в качестве подпорок? – пошутил Грым в ответ на зевок одного из охранников. Тот только рукой махнул.

Ива давно заметила, что тролля, при всей его грубоватости, намного чаще принимали за своего парня, чем любого из них. Эта особенность не раз выручала их. «Вот что значит бывший наемник, – даже с некоторой завистью подумала травница. – Мне бы так». Мысли девушки побежали дальше. «А вот тот же Златко. Вроде аристократ в гоблин знает каком поколении (их особо никто не любит), а тоже умеет расположить к себе!»

А взгляд тем временем блуждал по открывшимся красотам. Долина и правда была привлекательна. Не так чтобы, увидев ее, восхищенно замереть и восторженно ахнуть, но все равно мило. Да и местное поселение: примостившиеся там маленькие разноцветные домики, очищенные от снега улочки, окруженные крохотными заборчиками палисадники, – все это придавало свое очарование. Травница подняла глаза. Отсюда долина уже не казалась ей крохотной. При желании тут можно было построить город больше Стонхэрма. Благо, даже крепостных стен не требуется.

– Что-то мелковат городочек, – высказалась Дэй.

– А с чего ему быть большим? – пожал плечами Златко. – Никаких полезных ископаемых тут нет. Вернее, какие-то есть, но не особо ценные. Торговые пути проходят вдали. Крупных политических или религиозных центров вблизи тоже нет. Пастбища могут прокормить лишь ограниченное количество людей.

Все умно покивали в ответ на лекцию. Синекрылый очень любил просвещать других.

– Это только мне чудится здесь какое-то запустение? – поинтересовался Грым.

– Да ну… – не согласилась Ива. – Просто тихо и спокойно, да и, как сказал Златко, не с чего тут народу топтаться, вот и создается впечатление. После Стонхэрма-то.

– Ну может… – не очень уверенно протянул тролль после минутного размышления с почесываем затылка.

– По мне вполне милое местечко, – высказалась гаргулья. – Маленькое, конечно, но что-то в нем есть. Очарование какое-то.

– А мне вот тоже что-то печальное видится, – пропел своим чудесным голосом эльф.

Все удивленно посмотрели на него. Больше всех, кажется, поразился тролль. Они не часто соглашались с Калли.

– Златко? – повернулась к притихшему Бэррину гаргулья.

– У меня предвзятый взгляд, – буркнул он. – Все, связанное с этой историей, кажется мне грустным и печальным. – В его голосе сквозило раздражение. – В конце концов, это не так уж важно. Сейчас уже поздно, так что предлагаю найти постоялый двор, устроиться там, отдохнуть и…

– Вкусно поесть, – перебил его Грым и довольно заухмылялся: – Я – за такой план.

– А кто против? – пробормотала Дэй. – Вроде не весь день в седле, а отдохнуть хочется.

– Интересно, у них можно рассчитывать на ванну? – подняла бровки Ива.

На небольшом – не более десяти комнат – постоялом дворе нашлись и свободные места, и теплые стойла для лошадей, и вкусная еда, и даже большие бадьи для купания. Так что друзья не отказали себе в столь невинных удовольствиях. Потом немного прошвырнулись по городку, поговорили с местными, но ничего особо замечательного, кроме еще пары странных, но явно очень древних каменных фигур, не увидели и не услышали.

Так что не пробило еще и полночи, а юные чародеи уже дрыхли в своих кроватках, нежно обнимая подушки. И грезились им сны разные. Всем приятные. Кроме одного.

Да, Златко был сейчас самым восприимчивым.

Стоило его разуму погрузиться в затягивающую мглу плаща Ночного Принца, так и начались неприятности.

Сначала Синекрылый долго блуждал по неизвестному затемненному коридору, каким-то образом вынырнул в пещере – не менее длинной и мрачной. Там были факелы, и тени, пляшущие в их свете, напоминали древних чудищ из старых сказок, что на ночь так любила рассказывать его нянюшка. Потом черные ежесекундно меняющиеся фигуры обрели голоса. Они плакали и стонали где-то над самым ухом, а когда какой-то из них переходил на визг или крик, Златко вздрагивал даже во сне. На плечи юноши давила какая-то тяжесть, и когда он в очередной раз обернулся, то увидел, что за спиной появились его призрачные крылья. Однако в этот раз они не распахнулись во всю ширь, как обычно, а безвольно поникли, волочась по неровному полу пещеры. Более того, Бэррину казалось, будто не такие уж и они призрачные – по крайней мере, вес их чувствовался очень хорошо. Терпеть его можно было, но никакого удовольствия это не доставляло. И чем дальше юноша шел, тем сильнее хотелось избавиться от все увеличивающейся тяжести.

В какой-то момент парень не выдержал и, держась за стену, опустился на колени, а затем уселся на пятки. Отчаяние рвало душу. Хотелось в небо, к солнцу, тянуло к друзьям, к семье, чтобы как в детстве – ни проблем, ни сомнений, лишь радость и веселье.

И никак не мог Златко понять, что же такое с ним случилось. Кому он столько зла причинил, что сидит в этой бесконечной пещере, без еды, без воды, без какой-либо надежды, придавленный непосильной тяжестью, от которой не в силах избавиться… А может, все же можно от нее избавиться?

Парень резко повернул голову и прижал руку к плечу. Крылья всегда появлялись поверх одежды, если она была на нем, хотя Бэррин знал, что они есть и под одеждой, просто она им не мешает. А вот сейчас он, выворачивая шею, смотрел на гордость рода, и ему казалось, что при желании можно отцепить их как накладные или рюкзак.

Поначалу юноша даже обрадовался такому решению проблемы. Даже потянулся, чтобы осуществить задуманное, да так и застыл.

«Как же так – без крыльев-то?»

И стало еще более не по себе. Ведь отказаться от них – все равно что отречься от рода, от гордости предков, от себя самого. Разве можно так? Неужели Бэррины сдаются из-за трудностей? Тогда не лучше ли умереть, чем сломаться?