Смотрит дед: банки. Оглянулся быстро на Пинькова — и с перепугу в крик.
— Шкуру спущу! — кричит. — Смерти моей хочешь? Перед кем опозорил! Пятно на всю округу!..
Откуда ни возьмись — еще четверо пупырчатых. Точь-в-точь такие же, никакой разницы — тоже, небось, банки тайком прикапывали, и не раз. Сели вокруг первого, готовность номер один: пасти раззявлены, глазенки горят. И смотрят в предвкушении на деда — приказа ждут.
И еще гномики какие-то… Как выглядят? Н-ну, как вам сказать, товарищ старший лейтенант… Гномики и гномики — пугливые, суетятся. Похватали банки и полезли с ними на дерево — на место прикреплять.
— Взять! — визжит дед.
Как четверо пупырчатых на первого кинутся! Шум, грызня, клочья летят… А дед берет культурно Пинькова под локоток и уводит в сторонку от этого неприятного зрелища. А сам лебезит, лебезит, в глаза заглядывает.
— Нет, но каков подлец! — убивается. — Ведь отродясь не бывало… В первый раз… Как нарочно…
— Разорвут ведь, — говорит Пиньков, останавливаясь.
— У меня так! — кровожадно подтверждает дед, от усердия выкатывая глаза. — Чуть что — в клочья!.. Вы уж, когда докладать будете… об этом, с банками, не поминайте, сделайте милость…
И уводит Пинькова все дальше, в глубь оврага… Горы? Виноват, товарищ старший лейтенант, какие горы? Ах, горы… Разрешите доложить, с горами у Пинькова промашка вышла. Не горы это были, а самый что ни на есть овраг. Просто Пиньков его поначалу за ущелье принял…
Да и немудрено. Ведь что есть овраг, товарищ старший лейтенант? Тот же горный хребет, только наоборот.
— Ты погоди, дед, — говорит Пиньков. — Ты кто будешь-то? Звание у тебя какое?
Дед немедля забегает вперед, руки по швам, глаза выкачены.
— Колдун! — рапортует.
"Эх, мать!" — думает Пиньков.
И пока он так думает, выходят они из овражного отростка в центральный овраг. Ну вроде как на проспект из переулка. Внизу речка по камушкам играет — чистенькая, прозрачная. И травяные квадраты — вверх по склону ступеньками.
— Изволите видеть, — перехваченным горлом сипит колдун, — вверенная мне территория содержится в полной исправности!..
И точно, товарищ старший лейтенант. Порожки-склончики от ступеньки к ступеньке дерном выложены. На деревьях банки качаются в изобилии. И под каждым деревом пупырчатый на задних лапах.
"Э! — спохватывается Пиньков. — Да ведь он меня так до вечера по оврагу таскать будет!"
Спохватился и говорит:
— Слушай, дед. Я ведь не проверяющий. Я сюда случайно попал.
Колдун аж обмяк, услышав.
— А не врешь? — спрашивает жалобно.
— Мне врать по Уставу не положено, — бодро и молодцевато отвечает Пиньков.
— Эй там! — сердито кричит колдун. — Отставить! Ошибка вышла…
Ну, по всему овражному склону, понятно, суета, суматоха: кто на дерево лезет лишние банки снять, кто что…
— Эх, жизнь собачья… — расстроенно вздыхает колдун. — Главное, служивый, не знаешь ведь, с какой стороны эта проверка нагрянет. Дерн, видишь, со всего низового овражья ободрали, сюда снесли — а ну как оттуда проверять начнут? Прямо хоть обратно неси…
— И часто у вас проверки? — интересуется Пиньков.
— Да вот пока Бог миловал…
— Что, вообще ни одной не было?
— Ни одной, — говорит колдун.
А лет ему, товарищ старший лейтенант, по всему видать, немало. Колдуны — они ведь завсегда моложе кажутся, чем на самом деле.
— Так, может, никакой проверки и не будет? — сомневается Пиньков.
Обиделся Колдун.
— Ну, это ты, служивый, зря… Проверка обязательно должна быть — как же без проверки?
Ну не врубается в ситуацию, товарищ старший лейтенант! Человеку в караул заступать, а он с проверкой со своей…
— Дед! — говорит Пиньков. — Помог бы ты мне отсюда выбраться, а? Служба-то ведь не ждет.
Встрепенулся колдун, глаза было хитрые-хитрые сделались, но как услышал слово «служба» — испугался, закивал.
— Да-да, — говорит. — Служба. Это мы понимаем. Не извольте беспокоиться, сам до полянки провожу, сам отправлю…
И видно, что Пинькова он все-таки побаивается. Если даже и не проверяющий — все равно ведь непонятно, кто такой и зачем явился. Бляха-то вон как сверкает!
Двинулись, короче, в обратный путь.
— Слушай, дед, — говорит Пиньков. — А чего ты так этих проверок боишься? Ты ж колдун!
Усмехнулся дед криво, зачем-то вверх посмотрел.
— Колдун, — отвечает со вздохом. — Но не Господь же Бог!
— Это понятно, — соглашается Пиньков. — Бога-то нет…
Просто так, из вежливости, беседу поддержать. А колдун вдруг остановился, уставился прямой наводкой — и смотрит.
— Как нет? — спрашивает.
— А так, — малость растерявшись, говорит Пиньков. — Нету.
— А кто вместо?
— Вместо кого?
— Ну, того… этого… о ком говорим, — понизив голос, поясняет колдун. А глаза у самого так и бегают, так и бегают.
— Темный ты, дед, — смеется Пиньков. — В лесу, что ли, рос? Никого нет, понял? Ни Бога, ни вместо…
Обводит колдун диким взглядом вверенную ему территорию, и начинает до него помаленьку доходить.
— А-а… — тянет потрясенно. — То-то я смотрю…
Ну шутка ли, товарищ старший лейтенант, — столько информации сразу на голову рухнуло! Все равно что карниз с казармы — помните?
— Мне в караул заступать, дед! — стонет Пиньков. — Пошли, да?
Очнулся колдун и сразу куда-то заторопился.
— Ты, служивый, это… — И глаза прячет. — Ты знаешь что? Ты уж сам туда дойди, а? Тут рядом ведь… Недалеко то есть…
— Да ты погоди, дед! — ошеломленно перебивает Пиньков. — А как же я без тебя обратно-то попаду?
— А как сюда попал, только наоборот, — впопыхах объясняет дед. — А я побегу. Забыл, понимаешь, совсем: дела у меня, служивый, ты уж не обессудь…
И — рысит уже чуть ли не вприпрыжку вниз по оврагу. Странный колдун, подозрительный…
А полянку, между прочим, искать пришлось: они ж одинаковые все, квадратные. Еле нашел. Один был ориентир — яма из-под банок. Так они уже ее засыпали и травинок понавтыкали. Под деревом, понятно, пупырчатый навытяжку — опасливо на Пинькова поглядывает, но не давешний — другой, хотя и одноглазый, хотя и ухо откушено. Потому что увечья, товарищ старший лейтенант, сразу видно, давние.
