"Ну вот… — недовольно подумал он. — Раззвонила родственникам. Что у меня, магазин, что ли!"
— Вы ко мне? — негромко спросил он.
У Тамаркиной «родственницы» расширились зрачки.
— Вы меня не узнаете?
— Проходите, — поспешно пригласил Мосин.
Это была не родственница. Это была сама Тамарка. Только что же это она такое с собой сделала? Сергей взглянул на ноги посетительницы да так и остался стоять с опущенной головой. Глаза его словно примагнитило. Он хорошо помнил, что ноги у нее, грубо говоря, кавалерийские. Были.
— Вы понимаете… — лепетала ошалевшая от счастья Тамарка. — Я не знаю, как благодарить… Я их вечер носила… И вдруг за ночь… Прелесть, правда? — доверчиво спросила она.
— А почему вы, собственно, решили… — Мосин откашлялся.
— Ну как «почему»? Как "почему"? — интимно зашептала Тамарка. — Вы сравните.
В руках у Мосина оказался знакомый пакет. На жемчужном фоне сияли загаром изумительные женские ноги, внутри которых были видны контуры костей и суставов.
— Вы сравните! — повторила Тамарка, распахивая плащ, под которым обнаружилась самая хулиганская мини-юбка.
Мосин сравнил. Ноги были такие же, как на пакете, только суставы не просвечивали.
— Действительно, — проговорил припертый к стене Сергей. — Забыл предупредить. Понимаете, они… экспериментальные.
— Понимаю, — конспиративно понизила голос женщина. — Никто ничего не узнает. С сегодняшнего дня я числюсь в командировке, вечером уезжаю, вернусь недели через три. Что-нибудь придумаю, скажу: гимнастика, платные уроки…
Тамарка замялась.
— Скажите, докт… — Она осеклась и испуганно поглядела на Мосина. — Д-дальше они прогибаться не будут?
— То есть как?
— Ну… внутрь.
— Внутрь? — обалдело переспросил Мосин.
Судя по тому, как Тамарка вся подобралась, этот вопрос и был главной целью визита.
— Не должны, — хрипло выговорил Сергей.
Тамарка немедленно начала выспрашивать, не нуждается ли в чем Мосин, может быть, пленка нужна или химикаты, так она привезет из командировки. Он наотрез отказался, и вновь родившаяся Тамарка ушла, тщательно застегнув плащ на все пуговицы.
Мосин был оглушен случившимся. С ума сойти: за семьдесят рублей ноги выпрямил! Это еще надо было переварить. Ладно хоть выпрямил, а не наоборот. Так и под суд загреметь недолго.
Да, с будущим, оказывается, шутки плохи — вон у них вещички что выкидывают. Ему и в голову такое прийти не могло. С виду — колготки как колготки, нервущиеся, правда, но это еще не повод, чтобы ждать от них самостоятельных выходок.
— Ой! — сказал Мосин и болезненно сморщился.
Вчера он продал своей бывшей невесте ремень с золотистой пряжкой. Если что-нибудь стрясется, она экс-жениха живьем съест…
Впрочем, паниковать рано. Улучшить что-либо в фигуре бывшей невесты невозможно, фигурка, следует признать, у нее точеная. «Обойдется», — подумав, решил Мосин.
Он созвонился с заказчиками, раздал выполненные вчера снимки; не запирая лаборатории, забежал к начальнику, забрал вновь поступившие заявки и, вернувшись, застал у себя Лихошерста, который с интересом разглядывал нож, приобретенный вчера Мосиным на той стороне.
— Здравствуй, Мосин, — сказал инженер-конструктор. — Здравствуй, птица. Вот пришел поблагодарить за службу. Склад у тебя на этот раз как живой получился…
Он снова занялся ножом.
— Импортный, — пояснил Мосин. — Кнопочный.
Клинок со щелчком пропал в рукоятке. Лихошерст моргнул.
— Купил, что ли?
— Выменял. На зажигалку.
— КАКУЮ зажигалку? — страшным голосом спросил Лихошерст, выпрямляясь. — ТВОЮ?
Мосин довольно кивнул.
— Изолировать от общества! — гневно пробормотал инженер-конструктор, последовательно ощупывая рукоять. Вскоре он нашел нужный выступ, и лезвие послушно выплеснулось.
— Слушай, — сказал он другим голосом. — Где у тебя линейка?
Он сорвал с гвоздя металлическую полуметровку и начал прикладывать ее то к лезвию, то к рукоятке.
— Ты чего? — полюбопытствовал Мосин.
— Ты что, слепой? — закричал инженер. — Смотри сюда. Меряю лезвие. Сколько? Одиннадцать с половиной. А теперь рукоятку. Десять ровно. Так как же лезвие может уместиться в рукоятке, если оно длиннее на полтора сантиметра?!
— Умещается же, — возразил Мосин.
Лихошерст еще раз выгнал лезвие, тронул его и отдернул руку.
— Горячее! — пожаловался он.
— Щелкаешь всю дорогу, вот и разогрелось, — предположил Мосин.
— Идиот! — прошипел Лихошерст, тряся пальцами. — Где отвертка?
Он заметался по лаборатории. Мосин понял, что если он сейчас не вмешается — ножу конец.
— А ну положи, где взял! — закричал он, хватая буйного инженера за руки. — Он, между прочим, денег стоит!
Лихошерст с досадой вырвал у Мосина свои загребущие лапы и немного опомнился.
— Сколько? — бросил он.
— Валера! — Мосин истово прижал ладонь к сердцу. — Не продается. Для себя брал.
— Двадцать, — сказал Лихошерст.
— Ну Валера, ну не продается, пойми ты…
— Двадцать пять.
— Валера… — простонал Мосин.
— Тридцать, черт тебя дери!
— Да откуда у тебя тридцать рублей? — попытался урезонить его Мосин. — Ты вчера у Баранова трешку до получки занял.
— Тридцать пять! — Лихошерст был невменяем.
Мосин испугался.
— Тебя жена убьет! Зачем тебе эта штука?
Лихошерст долго и нехорошо молчал. Наконец процедил:
— Мне бы только принцип понять… — Он уже скорее обнюхивал нож, чем осматривал. — Идиоты! На любую др-рянь лепят фирменные лычки, а тут — даже запрос не пошлешь! Что за фирма? Чье производство?
— Валера, — проникновенно сказал Мосин. — Я пошутил насчет зажигалки. Это не мой нож. Но я могу достать такой же, — поспешил он добавить, видя, как изменился в лице инженер-конструктор. — Зайди завтра, а?
— Мосин, — сказал Лихошерст. — Ты знаешь, что тебя ждет, если наколешь?
Мосин заверил, что знает, и с большим трудом удалил Лихошерста из лаборатории. Ну и денек! Теперь — хочешь не хочешь — надо идти к Тохе и добывать еще один. Или отдавать этот. Конечно, не за тридцать рублей — Мосин еще не настолько утратил совести, чтобы наживаться на Лихошерсте… Рублей за пятнадцать, не больше.