23 мая, письмом на имя Верховного комиссара Великобританского правительства в Константинополе, я ответил на обе последние ноты англичан:
«Имею честь уведомить Вас о получении двух сообщений Вашего Превосходительства, из коих первое передано мне генералом Перси 16(29) мая, а второе адмиралом Хопом 23 мая (3 июня).
Спешу ответить Вам: я по-прежнему совершенно исключаю возможность моих непосредственных переговоров с большевиками, переговоров, которые пожелало взять на себя английское правительство; этому последнему и, казалось бы, принадлежит выбор места для переговоров с советами.
Не получая более месяца ответа на телеграмму от 11 (24) апреля, в коей я указывал на необходимость использования для продовольствования армии и населения Крыма средства северной части Таврии, я вынужден был для предотвращения создания безвыходного положения, принять меры к расширению занятых моей армией областей.
С этой целью, еще до получения Вашего последнего сообщения, я отдал 20 мая приказ армии перейти в наступление.
Высадка войск, намеченная в связи с этой операцией, уже начата и ее невозможно остановить.
Я хочу верить, что Великобританское правительство, ознакомившись с создавшимся положением, признает, что ни с точки зрения необходимости снабжения армии и населения, ни с точки зрения чисто военной, у меня не было другого выхода, как перейти в наступление, тем более, что в случае успеха моей армии, таковой лишь облегчил бы переговоры Великобританского правительства с советами.
При этом считаю необходимым обратить внимание Правительства Его Величества на нижеследующие соображения: даже допуская возможность соглашения с большевиками, я не вижу, каким образом таковое было бы обеспечено. Я придаю этому вопросу первенствующее значение и был бы весьма благодарен Великобританскому правительству, ежели бы оно ознакомило меня со своим взглядом на этот вопрос.
Недавние примеры действий большевиков в отношении Кубани и Грузии, с каковыми ими только что были заключены соглашения, наглядно подтверждают хорошо известные взгляды большевиков, считающие всякие юридические и моральные обязательства не более, как буржуазным предрассудком.
Я позволяю себе надеяться, что, во всяком случае, Великобританское правительство не откажет мне в поддержке, которая была мне обещана и которую я высоко ценю, доколе основной вопрос о реальных гарантиях не будет окончательно разрешен».
В последних переговорах генерал Перси проявил исключительное благородство. А. В. Кривошеий перед отъездом своим из Парижа имел ряд собеседований с представителями французского правительства. С некоторыми из них он был связан старыми дружескими отношениями.
Результатом этих переговоров был обмен письмами между А. В. Кривошеиным и товарищем министра иностранных дел М. Палеологом. 7 мая А. В. Кривошеий писал Палеологу:
«Предполагая через несколько дней выехать по приглашению генерала Врангеля для свидания с ним в Крыму, я был бы счастлив иметь возможность засвидетельствовать ему о благожелательном отношении Французского правительства к вопросу продолжения им борьбы против большевиков совместно с польскими и другими силами.
Ему было бы весьма ценно получить уверенность, что правительственные круги Франции признают все значение сохранения, хотя незначительной по размеру, части русской области, на которой сохранился бы нормальный правопорядок, дружественный союзникам и основанный на принципах справедливости и права, где русские национальные силы нашли бы убежище.
Весьма важно было бы для генерала Врангеля иметь возможность рассчитывать на помощь Французского правительства военными материалами, а в случае невозможности продолжения борьбы, на помощь Франции в эвакуации Крыма».
На это письмо на следующий день последовал ответ:
«Я не преминул представить письмо Ваше господину председателю совета министров, министру иностранных дел.
Я рад иметь удовольствие засвидетельствовать Вам, что Французское правительство признает все значение русской территории - последнего убежища русских националистов - русского убежища совести и права.
Доколе генерал Врангель не получит гарантий, обеспечивающих его войска, мы приложим усилия для снабжения его продовольствием и материалами для защиты от наступления большевиков и наш черноморский флот будет препятствовать высадке противника на побережье Крыма.
Наконец, в случае невозможности продолжения борьбы, мы будем способствовать эвакуации полуострова».
При этом Палеолог подчеркнул конфиденциальный характер своего письма.
Имел А. В. Кривошеий и ряд собеседований с русскими общественными и политическими деятелями: старшиной русского дипломатического представительства М. Н. Гирсом, В. А. Маклаковым, назначенным при Временном Правительстве послом в Париже, князем Львовым, А. И. Гучковым, бароном Нольде, П. Н. Милюковым, Аджемовым и др. За исключением Гучкова, все горячо отговаривали Александра Васильевича связывать себя с безнадежным делом в Крыму.
Милюковым и его партийными товарищами выдвигалась мысль, что ввиду ничтожности того клочка русской земли, где ведется ныне борьба, глава русских белых сил не может говорить от имени национальной России. Он должен быть лишь главою белых войск; представительство русского национального дела заграницей должен взять на себя орган из общественно-политических деятелей, причем этот орган, естественно, должен находиться в Париже, центре европейской политики.
При этих условиях согласие Кривошеина стать моим помощником, естественно, ослабляло их позицию. Авторитет Кривошеина в иностранных кругах был значителен. Его личное участие в нашем деле должно было в глазах иностранцев подчеркнуть значение этого дела. А это не было на руку тем, кто только себя считал «солью земли русской».
«Вы единственный государственный деятель, авторитет которого признается всеми без различия партиями, ваша работа необходима для будущей России. Связав себя с безнадежным делом генерала Врангеля, граничащим с авантюрой, вы навеки будете потеряны для России…» - убеждал А. В. Кривошеина Милюков.
