Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Еще раз добрый вечер, Герман Андреевич. Приносим извинения за столь позднее рандеву! Сами понимаете, дело не терпит отлагательств, – приветливо осклабился здоровенный детина. Его побитое оспой лицо не выражало видимой угрозы.

– Не понимаю, у вас ко мне что-то срочное? Если так, то говорите быстрее. Я тороплюсь, – начал Дубровский.

– Что вы, что вы… Мы вас не задержим. Хотели просто поинтересоваться, как прошел ваш визит в прокуратуру. Уверены, что все нормально? – поинтересовался рябой.

Кукольная девица, стоящая неподалеку в компании двух молодых спортивного вида молодцев, внимательно следила за ходом разговора. Лицо ее напряглось.

– Надеюсь, все так, как мы с вами уже обсуждали, – настырно интересовался здоровяк.

Эх, с каким бы удовольствием Герман Андреевич плюнул сейчас в эту самодовольную рожу! Да еще бы хорошенько растер кулаком. Высказал бы все, что месяцами копилось на сердце. За себя, за Георгия… Ну почему он, Герман Дубровский, вспыльчивый и резкий, не привыкший прощать подлость, ненавидящий людскую низость, стоит сейчас как истукан?

Вместо того Дубровский тихо ответил:

– Да-да. Все именно так, как договорились.

Рябой заулыбался еще шире:

– Приятно иметь дело с разумным человеком. Недаром Александр Петрович Суворов так на вас надеется. Кстати, вам от него горячий привет. Будьте здоровы, Герман Андреевич. И помните: у вас такая очаровательная дочь…

Закончить он не успел, поскольку Дубровский крепко держал его за ворот. На помощь уже спешила охрана. Но вмешательства ее не потребовалось. Спутники рябого среагировали моментально. По знаку кукольной девицы они оттащили здоровяка от Дубровского и запихнули его в машину.

– Простите, Герман Андреевич. Надеюсь, у вас все в порядке. Простите за досадное недоразумение. Больше такого не повторится, – первый раз услышал он мелодичный голос «куклы». – Прощайте.

Наблюдая, как темная «десятка», взвизгнув тормозами, поспешно покидает двор, Дубровский вдруг схватился за сердце.

– Вам плохо? – участливо спросил молодой охранник Володя.

– Нет-нет. Все нормально. Устал очень… Надо бы домой, – поморщился Дубровский.

Тупая ноющая боль, растекаясь в груди, казалось, заполняла собой все пространство. Сковывая движения, она подбиралась к сердцу. Промозглый осенний воздух вдруг начал накаляться. Стало нечем дышать. Внезапно все закружилось в восхитительном вальсе: жухлые листья полуголых деревьев, темное мрачное небо с редкими блестками звезд, перепуганные лица охранников. Они крутились все быстрее и быстрее, вовлекая Дубровского в бездонный смертельный водоворот.

Совершенно некстати вдруг вспомнилась ему фраза, сказанная сегодня следователем прокуратуры: «Можете быть спокойны. Суворов не уйдет от ответственности. Его предали. У нас есть показания, которые произведут эффект атомного взрыва в Хиросиме».

Суворова предали? Но кто же предатель? Одно Дубровский знал определенно: этого человека ждет смерть. Смерть медленная, мучительная и оттого еще более страшная…

Последнее, что увидел Герман Андреевич, перед тем как потерять сознание, были теплые ждущие окна любимого дома.

Вечером того же дня, укрывшись в уютной кабинке ресторана «Атриум», Лиза сообщала последние новости Максу. Тот, снисходительно улыбаясь, выслушивал восторженный поток речи своей подруги. Выждав паузу, он взял руку девушки:

– Знаешь, я действительно очень рад за тебя. И у меня для тебя есть сюрприз. Понимаю, что это банально, но, прости, ничего не мог придумать оригинального…

С этими словами он вынул из кармана длинный бархатный футляр. Открыв его, Лиза восхищенно замерла. На мягкой замшевой подушечке, сверкая зелеными капельками изумрудов, лежал изящный браслет.

– Ну, как тебе? Надеюсь, не очень ужасно? – тихо спросил Максим.

– Что ты! Такая прелесть! – восторженно начала Лиза, но потом осеклась. – Только я не совсем поняла, по какому поводу подарок? По случаю начала новой трудовой жизни, так, что ли?

Макс смутился:

– Нет… То есть да. Впрочем, конечно. Новая жизнь, только другого плана. Короче… – Тут он собрался с духом и, не глядя на Лизу, выпалил: – Давай поженимся.

Лиза не выдержала и расхохоталась.

– Макс, ну ты оригинал! Предлагая руку и сердце, дамам обычно дарят кольцо.

Макс смутился еще больше. Обычно уверенный в себе, в этой ситуации он чувствовал себя как герой дешевого сериала, и эта роль его явно не устраивала.

– Извини, я не понял ответа. Ты не согласна?

Этот прямой вопрос, требующий такого же ответа, обескуражил Лизу.

Что она, собственно, о нем знала? Сынок обеспеченных родителей, Максим Лисицын, как, впрочем, и Елизавета, не знал, что такое нужда, длинные магазинные очереди, продуктовые талоны. Далекое советское детство запечатлелось в его памяти вереницей приятных воспоминаний: рокотом бархатных волн Черноморского побережья, привольем обкомовских дач, сказочными подарками на Новый год и день рождения, белой отцовской «Волгой» с персональным водителем дядей Мишей. Другие воспоминания, прячась в тайниках сознания, редко выплывали наружу. Сопливые дворовые пацаны с вечно драными штанами, смолящие сигаретки в подвале тайком от родителей, не упускали случая поддать тумака «буржуйскому» отпрыску, окатить грязью новенький венгерский костюм, подставить подножку на перемене. Терпкий осадок собственной беспомощности, обида и элементарный страх, сотню раз прокручиваясь в детском мозгу, заставляли искать выход. Обладая от природы гибким, изворотливым умом, с лихвой компенсирующим отсутствие физической силы и храбрости, Максим сделал ставку на покровителей. Таким стал здоровенный восьмиклассник, которого дворовая ребятня окрестила почетным прозвищем Пахан. Сын школьной уборщицы и трижды судимого зэка быстро согласился на выгодную сделку. Получая скромное вознаграждение в виде части школьного завтрака, которое заботливая мать Максима каждое утро укладывала сыну в ранец, Пахан быстро приструнил особо шустрых пацанов.

Избавившись таким образом от отдававшей горечью проблемы, Макс мог вздохнуть свободно. Приятный, с иголочки одетый, всегда вежливый мальчик был глубоко симпатичен как пожилым, так и молоденьким учительницам средней школы. Даже суховатая седовласая директриса, чрезвычайно строгого нрава женщина, находила в нем качества, давно, по ее мнению, утерянные современным поколением: воспитанность, благородство, неизменную корректность по отношению к взрослым. А вот физруку, молодому двадцатипятилетнему здоровяку, Макс так не приглянулся. Испытывая видимое удовольствие, тот постоянно высмеивал скромные физические возможности парня. Девчонки давились от хохота, выслушивая остроумные комментарии молодого преподавателя. Решение, как избавиться от докучливого внимания физкультурника, а заодно и от него самого, пришло не сразу. Используя особое расположение директрисы, Макс как-то в одном из приватных разговоров с ней, краснея, признался в том, чему сам якобы был свидетелем. Физрук подглядывал в раздевалку девочек. Будучи дамой незыблемых моральных устоев, директриса успокоила взволнованного мальчишку и приняла срочные меры. Физрук с треском вылетел из школы, даже не подозревая, что стал жертвой вендетты четырнадцатилетнего школяра. Это происшествие стало для него знаковым – он нашел линию поведения. В дальнейшем покровители и покровительницы, сменяя друг друга на разных этапах жизни молодого человека, позволяли ему вести приятную во всех отношениях жизнь, лишенную досадных помех. Лишь однажды четко налаженная система чуть не дала сбоя. Являясь помощником молодого перспективного депутата Законодательного собрания области, Макс чуть не влип в неприятную историю. Лишь своевременное вмешательство родителей позволило ему избежать тюремной камеры и остаться в числе свидетелей, а не соучастников. Пережив это жизненное испытание, Максим Лисицын решил впредь относиться к выбору покровителей более осторожно.

4
{"b":"96054","o":1}