Берет меня за подбородок и прижимается губами к моим губам. Желание током проносится по его телу, и мое тело неожиданно отвечает ему — так оно связано с ним, настроено на него. Его губы целуют мое ухо, горло, снова губы, его зубы нежно прикусывают мою нижнюю губу. Рука ползет вверх по моему животу к груди, поднимая майку. Ласкает меня, путешествует по ямкам и выпуклостям на моем теле и вызывает уже знакомую реакцию — дрожь возбуждения во всем теле. Его ладонь накрывает мою грудь, пальцы сжимают сосок. Из моего горла вырывается протяжный стон.
— Я хочу тебя, — мурлычет он.
— Я вся твоя. Только твоя, Кристиан.
Он стонет и снова целует меня, страстно, с трепетом и отчаяньем, которых я не чувствовала прежде. Схватившись за низ его майки, я тяну ее кверху, и с его помощью стягиваю ее с него через голову. Стоя на коленях между моих широко раздвинутых ног, он торопливо сажает меня и снимает с меня майку.
В его серьезных глазах я вижу желание и много темных тайн. Он берет в ладони мое лицо и целует меня в губы. Мы падаем в постель, он ложится на меня, сквозь ткань боксерских трусов я чувствую его эрекцию. Он хочет меня, но тут в моей памяти всплывают его недавние слова, сказанные о его матери. Сказанное преследует меня, обрушивается на мое либидо как ведро холодной воды. Я не могу заниматься с ним любовью. Пока не могу.
— Кристиан… Стоп. Я не могу, — шепчу я возле его губ и упираюсь руками в его плечи.
— Что? Что такое? — бормочет он, покрывает поцелуями мою шею, легко проводит кончиком языка по горлу. Ой!
— Нет, пожалуйста! Сейчас я не могу, не могу. Мне нужно время, пожалуйста.
— Ну, Ана, не накручивай лишнего, — шепчет он и ласкает мою мочку уха.
— Ах!.. — Я чувствую жар внутри живота, мое тело выгибается, предавая меня. Это так непонятно.
— Ана, я тот же, что и прежде. Я люблю тебя, ты мне нужна. Погладь меня, пожалуйста. — Он трется о мою щеку кончиком носа, и его спокойная, искренняя мольба трогает меня, я таю.
«Погладить его. Он просит гладить его, когда мы занимаемся любовью. О господи…»
Он глядит на меня сверху вниз, и в полусвете ночника я понимаю, что он ждет моего решения и что он зачарован мной.
Я нерешительно кладу руку на мягкие волосы на его груди. Он охает и закрывает глаза, словно от боли, но на этот раз я не отдергиваю руку. Я направляю ее кверху, к плечам, и чувствую, как по его телу пробегает дрожь. Он стонет, а я прижимаю его к себе и кладу обе руки на его спину, туда, где прежде еще ни разу не дотрагивалась, — на лопатки Кристиана. Его сдавленный стон возбуждает меня.
Он утыкается лицом в мою шею, целует, подсасывает, покусывает мою кожу, скользит носом по моему подбородку, целует меня; его язык хозяйничает у меня во рту, его руки снова гладят мое тело. Его губы движутся вниз… вниз… к моей груди, оставляя дорожку поцелуев, а мои руки по-прежнему лежат на его плечах и спине, наслаждаясь его упругими и гибкими мышцами, его эластичной кожей, все еще влажной от ночного кошмара. Он берет губами мой сосок, сжимает и тянет его, и сосок набухает, отзываясь на восхитительные движения.
Я испускаю стон и провожу ногтями по его спине. Он охает, сдавленно стонет.
— Ох, Ана! — издает он то ли стон, то ли крик.
Этот звук трогает мое сердце и отзывается глубоко внутри, сжимая все мышцы в моем животе. Что я могу с ним делать! Я тяжело дышу, почти так же тяжело, как Кристиан.
Его ладонь ползет вниз по моему животу, к моему лону — и вот его пальцы уже на моем клиторе, потом внутри меня. Под мои стоны он двигает ими там по кругу, а я поднимаю бедра, отвечая на его ласку.
— Ана, — шепчет он. Потом внезапно отпускает меня, садится, снимает трусы и наклоняется к столику, чтобы взять пакетик. Его глаза пылают серым огнем. Он протягивает мне презерватив. — Ты хочешь этого? Можешь отказаться. Ты всегда можешь отказаться. — Кристиан, не позволяй мне думать. Я хочу тебя.
Я рву пакетик зубами, он стоит на коленях между моих ляжек, и я надеваю на него презерватив дрожащими пальцами.
— Помягче, Ана, — говорит он. — Иначе ты лишишь меня мужского достоинства.
Я удивляюсь тому, что я могу делать с этим мужчиной своими прикосновениями. Он ложится на меня, и вот все мои сомнения уже заперты в темных глубинах моей психики. Я отравлена этим мужчиной, моим мужчиной, моим любимым. Внезапно он переворачивается, и я уже сижу на нем. Ого!
— Ты — возьми меня, — бормочет он, а глаза его горят.
О господи! Медленно, ох как медленно я опускаюсь на него. Он запрокидывает голову, закрывает глаза и стонет. Я хватаю его за руки и начинаю двигаться, наслаждаясь полнотой моего обладания, его реакцией, наблюдая, как он нежится подо мной. Я кажусь себе богиней. Наклоняюсь и целую его подбородок, провожу зубами по его щетине. Он восхитительный на вкус. А он сжимает мои бедра и управляет моим ритмом, заставляя меня двигаться легко и равномерно.
— Ана, трогай меня… пожалуйста.
О… Я наклоняюсь и кладу руки на его грудь. Он вскрикивает, почти рыдает и рывком бедер входит глубоко в меня.
— А-а! — вскрикиваю я и осторожно провожу ногтями по его груди, по мягким волосам. Он громко стонет, и внезапно я опять оказываюсь под ним.
— Хватит, — стонет он. — Пожалуйста, больше не надо. — Эти слова звучат как сердечная мольба.
Я беру в ладони его лицо, чувствую влагу на его щеках и тяну его к губам, чтобы поцеловать. Потом обвиваю руками его спину.
Он издает низкий горловой стон и входит в меня, движется во мне, но я никак не могу дойти до завершения. Моя голова слишком заморочена проблемами.
— Давай, Ана, — уговаривает он.
— Нет.
— Да, — рычит он. Потом слегка сдвигается и вращает бедрами, вновь и вновь.
О-о-о… А-а-ах!
— Давай, детка, мне это нужно. Помоги мне.
И я взрываюсь, мое тело покоряется ему, я обвиваюсь вокруг него, льну к нему как лоза, а он выкрикивает мое имя и достигает вершины вместе со мной, потом никнет и прижимает меня к матрасу всей своей тяжестью.
Я держу Кристиана в объятьях; его голова покоится на моей груди, мы лежим в сиянии нашей любви. Я глажу пальцами его волосы и слушаю, как постепенно выравнивается его дыхание.
— Никогда не бросай меня, — шепчет он, и я закатываю глаза, понимая, что он не видит моего лица.
— Я знаю, что ты закатываешь глаза, — бормочет он, и я слышу в его голосе искорки веселья.
— Ты хорошо меня знаешь, — бормочу я.
— Я хотел бы узнать тебя еще лучше.
— И я тоже, Грей. Что ты сегодня видел в твоем кошмаре?
— Что и всегда.
— Расскажи мне.
Он сглатывает комок в горле, напрягается и тяжело вздыхает.
— Мне около трех лет, и сутенер моей матери опять зол как черт. Он курит сигарету за сигаретой и не может найти пепельницу.
Кристиан замолкает, и я застываю от ужаса, сжимающего мое сердце.
— Мне больно, — говорит он. — Я помню эту боль. До сих пор эта боль преследует меня в кошмарах. А еще то, что мать никогда не пыталась его остановить.
Ну нет, это невыносимо! Я сжимаю его в своих объятьях, руками и ногами, и стараюсь не задохнуться от отчаянья. Неужели можно так обращаться с ребенком? Кристиан поднимает голову и пронизывает меня взглядом.
— Ты не похожа на нее. Никогда и не думай об этом, пожалуйста.
Я гляжу на него и моргаю. Мне очень приятно это слышать. Он опять кладет голову мне на грудь, и я думаю, что он заснул, но, к моему удивлению, он продолжает рассказ:
— Иногда в моих снах она лежит на полу. И я думаю, что она спит. Но она не шевелится. Она больше не шевелится. А я голоден. Очень голоден.
Вот дьявол!
— Раздается громкий шум, он возвращается, бьет меня и ругает мать. Он всегда первым делом пускал в ход кулаки или ремень.
— Вот почему ты не терпишь прикосновений?
Он закрывает глаза и крепче прижимает меня к себе.
— Это сложный вопрос, — бормочет он. Утыкается носом между моими грудями и щекочет губами мою кожу, пытаясь меня отвлечь.