Нет, я отказываюсь этому верить. Она такая жестокая и расчетливая. Я качаю головой. Она ошибается. Я подхожу Кристиану. Я — то, что ему нужно. И в минуту поразительной ясности я не спрашиваю, как он жил до сих пор, я спрашиваю, почему он так жил. Я хочу знать причины, по которым он делал то, что делал, бесчисленным женщинам — я даже не хочу знать их количество. С вопросом «как» все в порядке. Все они были взрослыми и — как это сформулировал Флинн? — делали это безопасно, в здравом уме и по обоюдному согласию. А вот с «почему» все не так просто.

«Почему» было ошибочным. «Почему» исходило от его тьмы.

Я закрываю глаза и загораживаю их рукой. Но теперь он двинулся вперед, оставил все позади, и мы оба с ним вышли на свет. Я очарована им, он — мной. Мы можем вести друг друга. Тут мне приходит на ум одна мысль. Черт! Сверлящая, тайная мысль: сейчас я нахожусь там, где могу покончить с этим призраком. Я стремительно сажусь. Да, я должна это сделать.

Я встаю на ноги, сбрасываю туфли, иду к его столу и смотрю на висящую над ним доску. Там по-прежнему висят фотографии юного Кристиана, ставшие еще более интересными для меня, теперь, когда я вспоминаю спектакль, свидетелем которого только что стала, — перепалку с миссис Робинсон. А в углу — маленькое черно-белое фото: его родная мать, дешевая проститутка.

Я включаю настольную лампу и направляю свет на фото. Я даже не знаю ее имени. Она так похожа на него, но моложе и грустнее; глядя на ее горестное лицо, я чувствую лишь сострадание. Я пытаюсь отыскать сходство между ее лицом и моим. Я щурюсь, рассматриваю фото вблизи, издалека, но никакого сходства не нахожу. Разве что волосы, но у нее они, кажется, светлее. Мы с ней совсем не похожи. Какое облегчение.

Мое подсознание стоит, скрестив на груди руки, и сердито смотрит поверх очков-половинок. «Зачем ты себя мучаешь? Ведь ты уже дала согласие. Приготовила себе постель». Я хмурюсь в ответ. Да, я это сделала, и рада этому. Я хочу лежать в этой постели вместе с Кристианом до конца своих дней. Моя внутренняя богиня сидит в позе лотоса и безмятежно улыбается. Да. Я приняла правильное решение.

Надо найти Кристиана — он будет волноваться. Я надеюсь, что они с Грейс уже поговорили. Не представляю, сколько времени я пробыла в этой комнате; еще подумает, что я сбежала. Меня охватывает ужас при мысли, какой может быть его паническая реакция.

Я встречаю Кристиана, когда он взбегает по лестнице на второй этаж в поисках меня. У него напряженное и встревоженное лицо — это не тот беззаботный красавец, с которым я приехала сюда. Я замираю на площадке, а он — на верхней ступеньке; мы смотрим в глаза друг другу.

— Привет, — осторожно говорит он.

— Привет, — отвечаю я.

— Я волновался…

— Знаю, — прерываю я его. — Извини — я не могла смотреть на праздничное веселье. Мне надо было уйти куда-нибудь. Подумать.

Протянув руку, я глажу его по щеке. Он закрывает глаза и утыкается носом в мою ладонь.

— И ты решила, что лучше всего это сделать в моей комнате?

— Да.

Он берет меня за руку и тянет в свои объятия; я охотно подчиняюсь ему, ведь это мое самое любимое место в целом мире. Он пахнет свежим бельем, гелем для душа и Кристианом — это самый успокаивающий и возбуждающий запах на свете. А он прижался щекой к моим волосам и вдыхает их запах.

— Прости, что тебе пришлось выдержать все это. — Он виновато улыбается.

— Ты не виноват, Кристиан. Почему она оказалась здесь?

— Она друг семьи.

Я воздерживаюсь от комментариев.

— Больше не друг семьи. А как твоя мама?

— Мама сейчас чертовски зла на меня. Я ужасно рад, что ты здесь и что это произошло в середине вечеринки. Иначе я, может, и не перенес бы этого.

— Так тебе плохо, да?

Он кивает, глаза серьезные, и я чувствую, что он удивлен такой реакции.

— Ты осуждаешь ее? — Я говорю спокойно, ласково.

Он крепко обнимает меня и, кажется, не находит что ответить.

Наконец, отрицательно качает головой.

Эге! Прорыв!..

— Давай посидим? — прошу я.

— Конечно. Здесь?

Я киваю, и мы садимся на ступеньки.

— Так что ты чувствуешь? — спрашиваю я, с беспокойством сжимаю его руку и гляжу в печальное, серьезное лицо.

Он вздыхает.

— Я чувствую себя освободившимся.

Он пожимает плечами, потом улыбается своей великолепной, беззаботной улыбкой. Опасения и стресс от недавних событий канули в прошлое.

— Правда? — радуюсь я. Боже, да я проползу по битому стеклу ради этой улыбки!

— Наши деловые контакты закончены. Все.

Я хмурюсь.

— Ты собираешься ликвидировать салоны?

Он фыркает.

— Я не такой мстительный, Анастейша. Нет, я подарю их ей. Ведь я многим ей обязан. В понедельник я поговорю со своим юристом.

Я вопросительно поднимаю брови.

— И больше никакой миссис Робинсон?

Он кривит губы в усмешке и качает головой.

— Все позади.

— Мне жаль, что ты потерял друга.

Он пожимает плечами, потом ухмыляется.

— Тебе в самом деле жалко?

— Нет, — смущенно признаюсь я.

— Пошли. — Он встает и протягивает мне руку. — Поучаствуем в вечеринке, устроенной в нашу честь. Может, я даже напьюсь.

— Ты напиваешься? — спрашиваю я, беря его за руку.

— Нет. Я пьянствовал только в юности, когда был буйным подростком.

Мы спускаемся по лестнице.

— Ты что-нибудь ела? — спохватывается он.

Ой.

— Нет.

— Ну, тебе надо поесть. Судя по виду Элены и по исходившему от нее запаху, ты плеснула в нее одним из убойных коктейлей моего отца.

Он поворачивает ко мне лицо и пытается убрать с него свое веселое удивление. Не получается.

— Кристиан, я…

Он поднимает кверху ладонь.

— Не спорь, Анастейша. Если ты собираешься пить — и плескать спиртным в моих бывших, — тебе необходимо поесть. Это правило номер один. Кажется, мы уже это обсуждали после нашей первой ночи, проведенной вместе.

О да. «Хитман».

Когда мы идем по коридору, он останавливается и ласково проводит пальцами по моей щеке.

— Я долго лежал без сна и смотрел на тебя спящую, — говорит он. — Наверное, я уже любил тебя даже тогда.

О…

Он наклоняется и ласково целует меня, и тут я таю. Все напряжение последних часов постепенно уходит из моего тела.

— Поешь, — шепчет он.

— Ладно, — соглашаюсь я, потому что сейчас я готова сделать для него что угодно. Взяв меня за руку, он ведет меня на кухню, где вечеринка в полном разгаре.

— Доброй ночи, Джон, Райан.

— Еще раз поздравляем, Ана. У вас все будет хорошо. — Доктор Флинн прощается с нами. Мы вышли в вестибюль и провожаем его и Райан.

— Доброй ночи.

Кристиан закрывает дверь и качает головой. Потом смотрит на меня, и в его глазах внезапно вспыхивает восторг.

Что такое?..

— Осталась только наша семья. Кажется, мама выпила слишком много.

Грейс поет в гостиной караоке. Кейт и Миа спорят с ней на деньги.

— Ты ее осуждаешь? — Я смеюсь, стараясь сохранить между нами веселый настрой. Получается.

— Вы смеетесь надо мной, мисс Стил?

— Да.

— День получился напряженным.

— Кристиан, еще недавно каждый день, проведенный с тобой, был напряженным, — сардонически парирую я.

Он качает головой.

— Справедливое замечание, вовремя сделанное, мисс Стил. Пойдем — я хочу показать тебе кое-что.

Взяв меня за руку, он ведет меня через дом на кухню, где Каррик, Итан и Элиот обсуждают «Маринерс», допивают коктейли и доедают остатки угощений.

— Прогуляться решили? — с намеком интересуется Элиот, когда мы проходим через французские двери. Кристиан игнорирует его. Каррик хмурится на Элиота и с молчаливым упреком качает головой.

Мы поднимаемся по ступенькам на лужайку. Я снимаю туфли. Над заливом ярко светит месяц, отбрасывая на воду мириады оттенков серого. Вдали мерцают огни Сиэтла. В лодочном сарае горят огни, их свет кажется теплым в холодном сиянии луны.

— Кристиан, я хочу пойти завтра в церковь.