– А сейчас,– продолжал шеф,– прошу вразумительно ответить на мой вопрос.

– С великим патроном МАГа я встречусь в понедельник вечером или во вторник с утра..

– Не будь самонадеянным, Меф. Кстати, у патрона МАГа, то есть у того, кого ты соизволил назвать Великим, есть имя. Сато Кавада.

– Знаю, – отозвался Мефодий.

– Помни, – продолжал шеф,– ты – последний, пятый. Они не должны посадить тебя на пятую точку. Понял?!. Сегодня утром курьер доставит тебе пакет. В нем подробные объяснения ребят об их неудачах.

– Я с ними сам переговорю.

– Твое дело… Еще я вложил фотокопию списка, который мне дал посланник МАГа. Может быть, пригодится.

– Спасибо.

– Что нужно будет – обращайся лично ко мне. Когда полетишь туда – позвони… Ну вот, кажется, все. Ко мне вопросов нет?

– Всё понятно.

– Тогда доброй ночи.

– До свидания.

Артамонцев окончательно забыл, что за окном поздняя ночь и что еще недавно он глубоко и сладко спал. Положив трубку, придвинул к себе лист бумаги, на котором написал: «Нас продолжают слушать?»

Лоб Лешего вновь превращается в экран. «Слушают. Возбужден блок звонка. Микрофон телефона работает на прием…»

«Воспринимает речь?» – выводит Артамонцев.

На лбу Лешего загораются два слова: «Да. Принимает».

Озадаченный Мефодий потирает переносицу, а потом нервно черкает: «Вздор! Такого быть не может. Трубка лежит надежно. Цепь разомкнута”.

Текст на экране мгновенно меняется. Нервозность Мефодия передается и Лешему. Проецируемая им надпись светится красным цветом. “Цепь не разомкнута. Посмотри на схему. Видишь?.. Нас слушают через блок звонка».

Мефодий задумался. Разговаривая с шефом, он решил объявиться в МАГе внезапно. Не тянуть до понедельника, а вылететь сегодня же. Неожиданность дает кое-какой шанс, но достаточен ли он в этом случае? Кстати, четверым его коллегам, которым не занимать ни опыта, ни хитроумия, эти совершенно не лишние качества не помогли. Они растянулись на пороге маговского офиса. Я не лучше их. Тут надо все взвесить, продумать. Спешить нельзя.

Проникнуть туда теперь ползадачи. Надо отыграться. И за ребят, и за Боба. Пройти так, чтобы у Великого патрона МАГа по имени Кавада отвисла челюсть. После этого он не посмеет им командовать, как ему вздумается. Посаженный на место – теряет гонор.

Но как это сделать? Надо подумать. По-ду-мать!

Приказав Лешему соединить его с ребятами, он пошел на кухню варить кофе.

Последним на связь вышел начальник отдела Скарлатти.

– Мефодий, я ждал твоего звонка, но забылся, – ворчливым, со сна надтреснутым голосом сказал он.

Все поочередно с ним стали здороваться. Приветствия, как заметил Артамонцев, прозвучали довольно кисло. После непродолжительной паузы Скарлатти спросил:

– Кто начнет?

– Так на трубках мы будем висеть, как бабуины на ветках, часа три, – тотчас же отозвался рациональный Конрад Блэйр. – Предлагаю выслушать Сильвио Скарлатти. Детали, если они понадобятся, добавим мы.

– Ты в Калькутте не был? – начал Скарлатти.

– Нет.

– Резиденция МАГа находится на окраине города, неподалеку от кольцевой магистрали. Стрелка указателя показывает поворот к ней. Через пять минут, как свернешь, въедешь на площадку – стоянку автомобилей. Все это место практически безлюдное, но живописное… Стоянка, на мой взгляд, ничем не примечательна. Скромная. Сотрудники МАГа ею не пользуются. Или пользуются от случая к случаю. Видимо, для них существует служебный подъезд. Возможно, тоннель. В общем, ничего особенного, чтобы меня могло насторожить, я не заметил. Может, ребятам повезло больше?

Манфред, Блэйр и Гордон молчали. «Ничего такого», – ответил за всех Конрад. «Да ничего особенного», – подтвердили двое других.

– Значит, не заметили? Тогда продолжим… От стоянки к оффису ведет широкая аллея. Дорожка посыпана красными гранулами, похожими на керамзит. Выводит она к фонтану, что в метрах десяти от фасада трехэтажного дворца, принадлежавшего некогда какому-то махарадже. Фасад повернут строго на восток. В глаза бросаются двенадцать колонн, украшенных голубой глазурью и разрисованных кабалистическими знаками. По верху и по низу колонн, а также по карнизам – искусная лепка, изображающая лица, фигурки и сцены из жизни. Очень красивая старинная, из черного дерева огромная дверь, по всей плоскости которой вырезан четкий рельеф танцующей богини Шивы… Рядом с дверью, в половину ее высоты, вделанные в стену часы. Сделаны они со вкусом и нисколько не диссонируют со всем ансамблем. Они показывают время всех широт земли.

Но все это антураж… Сам понимаешь, назывть себя там некому. Но и искать, как это сделать, особо не придется. Я, положим, сразу заприметил поставленные между двух колонн четыре дюралевые стойки. Застекленные по бокам, они образовали нечто вроде коридора. Тут и балбесу ясно: надо пройти через него, чтобы электронная начинка стоек сняла бы твой биоритм, передала на пульт, и ты, по идее, должен после этого беспрепятственно пройти в офис. Я еще подумал, мол, ничего умней придумать не могли. Испортили этим примитивом такую красоту. Спокойно прохожу коридор. Конструкция, позади меня, щелкнула и автомат ясно проговорил: «Проходите». До двери не больше пяти-шести метров. Одна из створок двери, явно ослабла, даже приоткрылась. И только после этого я смело иаправился к ней. Не успел я взяться за рукоять, как дверь резко захлопнулась и мощный, тугой импульс толкнул меня в грудь так, что я оказался на полу. В конструкции опять щелкнуло и автомат бесстрастно вымолвил: «Прощайте».

Каждого из нас встречала самая разная конструкция, но конец, как ты знаешь, был у всех одинаков. У Блэйра это была будка, напоминающая телефон-автомат. В ней вместо таксофона висел изящный никелированный ящик. К приезду Артура Манфреда они перед входом поставили строительные леса. Натану Гордону пришлось проходить через вертушку, которую когда-то устанавливали на заводских проходных.

– Но мне,– не выдержал Гордон,– досталось больше всех. Когда они посадили меня на задницу, я-таки взбесился. Ринулся на дверь. Хотелось разметать ее в щепки. Но силовой вихрь крутанул меня и так шарахнул, что я пропахал животом гравий…

– Успокойся, Нат,– глухо сказал Блэйр,– мы все прошли через это унижение. Надо теперь, чтобы Мефодий показал им, как у них, у русских, говорят, “кузькину мать”…

Эфир Лондона, Парижа и Вены, где сидели Манфред, Гордон и Блэйр, обрушил на Артамонцева лавину самых изощренных и яростных советов, как отомстить зазнайкам МАГа. Молчал только Рим.

– Прекратить! – вдруг рявкнул Скарлатти.

Сильвио уважали. Не только потому, что он руководил отделом и был старше всех. В конце концов, 37 лет не ахти какой возраст. Дело заключалось в другом. Почти все его сотрудники участвовали с ним в делах, в которых Скарлатти учил их новой и совсем не простой науке – сыску. Работавшие с ним, воочию, убеждались в том, что этот обоятельный брюнет, с обволакивающим взглядом добрых, серых глаз может быть крутым и холодным.

– Нас оставили в дураках не шулера и не проходимцы,– бросил в притихший эфир Скарлатти.– И уж совсем не зазнайки… Мефодий, ты это учти особо. Я ведь знаю тебя – ты из увлекающихся… Если бы они не считались с нами, они не обратились бы к нам. Это – первое. Второе – представьте себя на их месте. Вы приглашаете для серьезной работы людей со стороны. Естественно, несмотря на заслуги этих людей, о которых ходит добрая молва, вы захотите проверить их хваленую компетентность. Наверняка, придумаете какой-нибудь заковыристый тест. Не откажете себе в удовольствии профильтровать через него всех кандидатов… С их тестом, к сожалению, мы не справились… И, наконец, третье. У нас осталась единственная возможность реабилитироваться. Она – в синьоре Артамонцеве. Ехать ему туда обозленным – ошибка.

Отчитав подчиненных, Скарлатти заметно успокоился.

– Итак, подытожим все рассказанное мной. Есть моменты, которые я упустил? Нет… В таком случае, мы четверо, синьор Артамонцев, скорее всего, прошли один из фильтров. Первый он или второй, а также, сколько их всего, неизвестно. Разбираться в этом придется тебе самому. Во всяком случае, я ничем не могу быть полезным. Разве советом – будь осмотрительным… Может, кому есть что сказать? Пожалуйста.