Костёр прогорел, осмелевший от отсутствия дыма гнус зудел уже в опасной близи. Конечно, Уэльс не побережье Белого моря. Тут незадачливого путника вряд ли сожрут насмерть — в практике Клирика таких случаев было аж два — но меры принять стоило. Тем более угли — это и есть главное в костре. На углях устроился котелок, в углях — мясо.
— Деньги в подарок — это пошло, — размышляла вслух сида, хлопоча над ужином, — по крайней мере, только деньги. Знак недостаточного внимания к человеку. Те же короли часто жалуют оружие, перстни, шейные цепи и прочие кольца в нос…
— Ну, разве что пикты, у них ещё не такое бывает, — вставил епископ, — но даже англы не настолько дикари, чтобы вставлять в нос всякую гадость. Нос нам дан Господом, чтобы дышать и различать запахи. Кстати, судя по аромату — мясо готово.
— А уши — чтобы слышать. И что-то я не видела в Кер-Мирддине женщин без серег. У некоторых по три в ухе… Эй! Преосвященный! Ты себе аппетит фруктовым хлебом не собьёшь? А то у меня в котелке простецкая перловка. Всё лучше, чем овсянка! Которую я не терплю с детства. А ничего другого в Камбрии и нет.
— А что должно быть? — перед глазами Камлина как наяву стояла сцена: нерожденная праматерь сидов, великая Дон, сложив серые крылья за спиной, пичкает овсянкой маленькую дочь. Ложку за маму, ложку за папу, за Ллуда, короля, мастера на все руки, одноглазого поэта, которого, под именем Вотана, многие саксы почитают как языческого бога. На дворе седая древность, Цезарь не родился, Бран Благословенный в поход на Рим собирается. Тот самый, в котором Вечный город спасут гуси…
— Рожь. Пшеница. Гречка, — охотно перечислила сида всё, что в Уэльсе не сеяли, — Даже рис при римлянах наверняка привозили. Кстати, гречиха должна тут неплохо вызревать. Нет, ваше овсяное печенье — это хорошо… И пироги… Но из напитков: компот и пиво! И всё. Ни чая, ни… Стоп! Вот и подарок. Помимо денежки. Рецепт! Да какой нужный. Подделка, конечно, но всё равно… И о мясе — я думала, это только англы так готовят бифштексы: "Знакомься, говядина, это уголёк. Сэр уголёк, позвольте вам представить леди вырезку…" Я предпочитаю прожарку до хруста и корочки.
— Мы, ирландцы, обычно мясо варим, — сказал епископ, — и отнюдь не в одиночестве.
— Ирландское рагу? — Клирик вспомнил "Троих в лодке", разом и фильм, и книгу.
— И оно тоже…
Когда Теодору довелось запустить ложку в котелок, так обнаружилась отнюдь не простая перловка, а ядрёная смесь из ячневой крупы, бобов, лука, да ещё и сдобренная перцем. То ли сида побросала в котёл всё подряд. То ли нарочно приготовила варево, служившее пищей римским легионерам. Ну а какой ещё ужин должна готовить богиня войны, в походе?
Что делает маленький человек, сдуру или в шутку зазвавший в гости сильного мира сего, когда тот вдруг принимает приглашение? Если не впадает в ступор? Когда это валлиец — начинает напропалую хвалиться. Главным образом перед теми, кто в состоянии оценить знакомство.
Лучше всего подошли бы друиды, да вот беда: Перт ап Реннфрю не знал ни одного. Зато водил знакомство с ведьмой. А десять миль верхами для распираемого желанием поразвыпендриться человека — не расстояние. Тем более, что колдунья приходилась племянницей одному из старейшин клана — да и дорожка была накатана. Ведь если человек болел, дорог было две: в столицу к мэтру Амвросию или к ведьме. Фермеры не делали разницы между наукой и суеверием. Зато точно знали — с раной лучше к врачу. С внутренней хворью — к ведьме. А молитвы — это вовсе отдельно и само собой.
Звали ведьму Анной, и ни одно нехристианское прозвище так и не прилипло. От классической сказочной ведьмы у неё был только цвет волос, да и тот время от времени исчезал у корней. Тогда колдунья принималась варить луковую шелуху. В остальном — благородная дама. Уже дважды замужняя — её первый не вынес, что главный доход в семью приносит жена, и ушёл в наемники к мерсийскому королю Пенде, старому союзнику Кадуаллона. В трёх битвах выжил. В четвёртой сложил голову. Второй раз Анна сразу поставила условие: главная в семье — она, всё нажитое вместе имущество — её. К тому времени у неё была репутация уже та, и новый муж принял правила не то, что безропотно — с гордостью. Да и Анна всем говорила, что её второй, хоть и бедный — зато храбр да умён. Храбрей и умней жены. А это ли не главное?
Ведовство Анны происходило от сидов: у прабабки был любовник из холма. Ну как тут не уесть колдунью! Мол, ты о сидах только рассказы слышала, а ко мне они на огонек заглядывают. А самая из них разсамая и вовсе сулила отблагодарить. Вот, мол, попрошу сыновей в лекарское обучение взять. Глядишь, мои твоих за пояс-то и заткнут! И не перегни Перт в злорадстве палку — глядишь, ведунья бы повздыхала, да и постаралась сама поладить что с сидой, что с её учениками. А так — затаила.
От приглашения — не отказалась. Зато наварила полную склянку злейшего средства от фэйри. Любое существо без бессмертной души боялось этого отвара пуще святой воды. Нет, ничего смертельного. Ядам её прабабушку сид не учил. Но даже от попадания нескольких капель состава на шкуру — у фэйри возникала зудящая боль. Так говорила мать. И это, разумеется, была правда. Этим средством Анна безотказно выводила боггартов, жирней, и лизунов, расшалившиеся шелковинки разбегались от одного запаха, а эллилов прострел проходил, независимо от наличия в округе самих эллилов. Так что несколько капель в питьё сиды должны были вусмерть рассорить её с бахвалистым хозяином. И если глупый ап Реннфрю ничего не напутал и связался действительно с великой… Анна аж зажмурилась от удовольствия, представив себе какое веселье устроит нахальному соседу богиня, у которой на пиру прихватит живот.
Ферма ждала сиду. Гостей созвали — душ двадцать. Принарядились, приготовили вкусненького: день стал последним не только для нескольких баранов. Ради почётной гостьи досрочно расстался с жизнью молочный поросёнок. Запахи Немайн уловила едва не за милю.
— У нас поста сейчас нет? — поинтересовалась она, принюхиваясь, — Запахи скоромные. А вообще-то, сегодня четверг.
— Мы путешествуем, следовательно, не можем быть переборчивы в пище, — епископ улыбнулся, — но вот за хозяев придется основательно помолиться.
