Егоров оценивал силы буденновского корпуса к 27 сентября в 7450 шашек, 590 штыков, 26 орудий. В это число не включены приданные корпусу 12-я и 16-я стрелковые дивизии, Отдельная кавалерийская бригада и 12-я железнодорожная бригада.
Еще в мемуарах Буденного и Шкуро бросается в глаза, что Буденный не спешил наступать на Воронеж и стремился беречь своих людей. Командиры Гражданской войны не могли позволить себе роскошь больших потерь, так как это грозило подрывом их авторитета и массовым дезертирством. Что интересно, Буденный пытался применить этот принцип и в Великую Отечественную войну, но довольно быстро оказался не у дел.
Полковник Донской армии Ф. И. Елисеев причину поражения белых под Воронежем видел в следующем: «Самое главное в этой трагедии заключалось в том, что генерала Мамантова не было на фронте; генерал Шкуро вернулся в Воронеж только 5 октября, когда уже разыгрался первый и неудачный для казаков фазис боев; и при нем не было его правой руки по операциям, начальника штаба корпуса Генерального штаба генерала Шифнер-Маркевича. С самого начала корпуса действовали без единого руководства и разбросанно».
Вот телеграмма генерала Шкуро на имя генерала Деникина:
«По долгу воина и гражданина доношу, что противостоять Конной армии Буденного я не могу. Эта армия сосредоточена в числе 15 тысяч сабель в районе Грязи – ведет теперь ожесточенное наступление на наши силы. В моем распоряжении имеется около 600 сабель Кавказской дивизии, в настоящее время безлошадной, и 1500 сабель остатки корпуса Мамантова. Остается Терская дивизия моего корпуса около 1800 сабель, с хорошим конским составом, но эта дивизия, по Вашему приказанию, у меня отбирается. Она, в данное время, грузится в вагоны на станции Лиски для отправки в район Таганрога, ради уничтожения действующих там махновских банд. В силу изложенного – даю приказ завтра оставить Воронеж. Генерал Шкуро».
Численность Конармии Шкуро, судя по всему, завышает. Если верить данным Егорова, у Буденного, даже с учетом приданных стрелковых дивизий и Отдельной кавбригады, никак не могло быть более 10 тысяч шашек.
По приказу командования Южного фронта вражеский бронепоезд «Генерал Шкуро», захваченный в качестве трофейного, был назван именем Семена Буденного. Тем самым Буденный был поставлен в ряд главных героев Гражданской войны, определявших ее исход. О нем теперь знали высшие большевистские вожди и, по крайней мере прилюдно, выражали ему свое почтение. Хотя одновременно и сохраняли некоторую опаску против вождя бывших донских партизан: как бы не превратился он в крестьянского вождя, нового Пугачева, который, разобравшись с белыми, примется потом за большевиков.
Что же касается мысли некоторых представителей белого лагеря, что причиной поражения белой кавалерии под Воронежем стало отсутствие единого командования, то она вряд ли соответствует действительному положению вещей. Согласно мемуарам Шкуро, сломавший ногу Мамонтов отбыл в Донскую область задолго до подхода Буденного к Воронежу, так что единство командования двумя корпусами, донским и кубанским, было обеспечено – оба они подчинялись Шкуро. Однако его войска уже значительно поредели от дезертирства и разложились, получив возможность безнаказанно грабить.
Сама идея Шкуро объединить все казачьи части и двинуть их на Москву была в тот момент неосуществима. По условиям боевых действий невозможно было снять достаточные силы с фронта для рейда к Москве, где было сосредоточено большое количество советских войск. К тому же в том состоянии, в каком казачья конница находилась поздней осенью 1919 года, она уже была неспособна на великие свершения. Фактический разгон Деникиным чересчур самостоятельной Кубанской Рады и репрессии против ее лидеров особенно сильно деморализовали кубанских казаков. К тому же ряды Вооруженных Сил Юга России косил тиф, а санитарная служба там была поставлена хуже, чем даже в Красной армии, также не представлявшей собой образца в этом отношении.
В результате победы под Воронежем корпус Буденного вышел во фланг ударной группы белых, сражавшихся у Орла и Кром. Картину начавшегося в те дни разложения Вооруженных сил Юга России хорошо рисует белый мемуарист Г. Н. Раковский: «Для общей характеристики военного положения, создавшегося на фронте Добровольческой армии, весьма показательна была та обстановка, в которой происходило военное совещание, устроенное по приказанию главнокомандующего 2 ноября 1919 года в Харькове, в штабе Добровольческой армии, возглавляемой генералом Май-Маевским. На совещании, происходившем под председательством Деникина, присутствовали: начальник штаба главнокомандующего генерал Романовский, Май-Маевский с начальником своего штаба Ефимовым, командующий Донской армией Сидорин, генерал-квартирмейстер Кислов и другие. Поезд главнокомандующего, ехавшего в Харьков из Таганрога, опоздал часа на два, и это время Май-Маевский с чинами штаба ожидали генерала Деникина на харьковском вокзале. Обычно весьма шумный и веселый, штаб на этот раз поражал не принадлежащих к его составу общей растерянностью, тревогой и беспокойством, которые были написаны на лицах. На вопрос одного из участников совещания, какова обстановка на фронте, Май-Маевский ответил:
– Ничего себе: удовлетворительная.
Но здесь же, на вокзале, после этого ответа к нему подошел офицер Генерального штаба и стал что-то тихо докладывать. По лицам Май-Маевского и окружавших его видно было, что полученные известия весьма серьезны.
Действительно, в эти часы Добровольческая армия оставляла Курск.
Когда приехал главнокомандующий и все прибыли в штаб, Деникин первым долгом обратился к Май-Маевскому с приказанием доложить о положении на фронте. Все пошли в оперативное отделение. Оказалось, что нет карты. Май-Маевский заявил, что карта находится на вокзале, где, по его предположениям, должно было состояться совещание. Больше часа ожидали участники совещания, пока привезут карту, так как фактически на чинов штаба, на командующего, на все оперативное отделение была только одна карта, которой все и пользовались. На участников совещания эта маленькая, но весьма характерная деталь произвела весьма тяжелое впечатление.
Долго ждали карты… Деникин начинал уже возмущаться задержкой. После часового ожидания он приказал осветить общую обстановку генералу Романовскому. Относительно положения на Донском фронте высказались Сидорин и Кислов. После этого Деникин предложил более детально осветить положение на фронте Добровольческой армии генерал-квартирмейстеру штаба этой армии полковнику Гоерцу, из доклада которого сразу же выяснилось, как мало осведомлен штаб о положении на фронте, о расположении частей, даже приблизительном. Когда начался подсчет сил противника на основании сведений, добытых разведкой, то чины штаба Добровольческой армии обнаружили свое полное незнание, кто перед ними и в каком числе воюет. Из этого доклада можно было сделать один вывод: фронт Добровольческой армии сбит и отходит в полном беспорядке, потому что нельзя было иначе допустить, что никто не знает местонахождения многих частей, хотя условия связи благодаря хорошо развитой железнодорожной сети были весьма удовлетворительны.
В дальнейшем на совещании обсуждался ряд различных стратегических вопросов. Из доклада Май-Маевского и оценки обстановки перед участниками совещания определенно выяснилось, что Добровольческая армия находилась в страшно расстроенном состоянии, что никаких резервов не было. На фронт в день совещания отправлялось последнее пополнение в 700–800 человек и больше в ноябре никаких пополнений не было. С полной ясностью выяснилось, что системы запасных частей на территории Добровольческой армии создано не было. Не было произведено и сколько-нибудь правильной мобилизации.
На совещании был выработан план боевых действий, причем предположено было выделить большую конную группу примерно в районе Валуек и подчинить ее генералу Мамонтову.
Между прочим, во время совещания Деникин и Май-Маевский обменялись целым рядом реплик, из которых видно было, что главнокомандующий весьма взволнован гражданскою деятельностью Май-Маевского как главно-начальствующего территории Добровольческой армии и с величайшим возмущением высказывался по поводу деятельности екатеринославского губернатора Щетинина. Май-Маевский доложил, что он уже им удален.
