Джимми Дресколл не обращал никакого внимания на подобные досадные перерывы. С видом человека, выполняющего неприятную обязанность, он продолжал свои объяснения:

— До того как уехать, мы посовещались, что можно предпринять, чтобы помешать миссис Андерсон выболтать Вальтеру Прескотту о нашем свидании. Розалинде пришла в голову мысль попросить сестру Риту переодеться в ее платье и появиться перед окном гак, чтобы миссис Андерсон могла ее хорошенько разглядеть. Мы позвонили Рите из аэропорта. Я слышал весь разговор Розалинды с сестрой и те инструкции, которые она ей дала.

— Что было дальше?

— Мы улетели в Рино.

— Знали ли вы, что Вальтер Прескотт уже убит?

— Нет. Более того, я могу доказать, что я не имею никакого отношения к era смерти.

Кафф с воинственным видом вскочил с места:

— Я требую, чтобы моему клиенту дали возможность доказать свою непричастность к преступлению.

— А ему никто и не мешает, — добродушно ответил Скэнлон.

Овермейер со своей стороны заявил:

— Я хочу, чтобы в протоколе было отражено и чтобы защитники поняли, что прокуратура не намерена приписывать кому-либо это преступление. Мы просто проводим подробное совершенно самостоятельное расследование.

— Продолжайте-ка, — сказал Родней Кафф Дресколлу. Перри Мейсон хотел было что-то сказать, но передумал и принялся молча слушать показания молодого человека.

— Вальтер Прескотт был жив в одиннадцать пятьдесят пять. В это время он звонил своему партнеру. Через пять минут, когда раздался бой часов, произошла автомобильная авария перед домом Прескотта. Я выскочил и помог перенести пострадавшего из легковой машины в кузов грузовика, после чего вернулся к Розалинде Прескотт и отдал ей револьвер, из которого, как доказывают эксперты, было совершено убийство. Этот револьвер был положен в дальний угол ящика бюро. Полиция нашла его в другом месте.

С этого момента и до тех пор, пока я не вышел из дома, свидетельница по делу миссис Андерсон наблюдала за происходящим в комнате. Она не видела, чтобы кто-то брал оружие из бюро. В четверть первого мы с Розалиндой Прескотт вышли из дома через запасный выход, который ведет прямо на Четырнадцатую улицу, и поехали в аэропорт, где сели на ближайший самолет и отправились в Рино.

Эмиль Скэнлон сказал ровным голосом:

— Но остается еще промежуток между одиннадцатью пятьюдесятью пятью и двенадцатью часами. Всего пять минут, но за это время запросто можно было выпустить десяток пуль.

— Я разговаривал по телефону, — повторил Дресколл.

— Да, — вместо Дресколла ответил Родней Кафф, — если нам разрешат вызвать свидетеля, мы подтвердим слова мистера Дресколла.

Скэнлон на минуту заколебался. Он посмотрел на заместителя окружного прокурора, потом на Роднея Каффа и снова на Овермейера.

Овермейер чуть заметно кивнул головой.

Эмиль Скэнлон громко произнес:

— Мы даем вам разрешение вызвать свидетеля. Правда, при этом мы отступаем от существующих правил, но это особое дело, и мы непременно должны выяснить, что же произошло.

Родней Кафф с трудом скрывал свое торжество, когда произнес:

— На данный момент это все, мистер Дресколл. Вы можете пройти на свое место, а я вызываю в качестве свидетеля Джексона Веймана.

Сухощавый человек лет сорока с небольшим поднялся и молча направился к выходу.

— Подождите! Это Вейман, — закричал Кафф, — он мне нужен как свидетель.

Полицейский офицер остановил Веймана возле самой двери, но тот повернулся и сердито произнес:

— Я пришел сюда не для того, чтобы давать свидетельские показания.

Под его левым глазом красовался огромный синяк, сам глаз налился кровью и воспалился. На лбу светилось несколько наклеек пластыря, на правой щеке тоже виднелся пластырь.

— Я требую, чтобы его вызвали как свидетеля, — сказал Кафф.

— Выходите и поклянитесь говорить правду, мистер Вейман, — приказал коронер.

— И не подумаю! Плевать мне на ваши распоряжения! Я не желаю выступать свидетелем, вы меня не заставите. Хорош же я буду на скамье для свидетелей!

Публика хохотала, радуясь незапланированному перерыву, а заодно нарастанию драматической обстановки. Когда шум утих, коронер спокойно повторил:

— Выходите и примите присягу, мистер Вейман.

— Я ничего не желаю говорить, — упрямился Вейман. Добродушная улыбка по-прежнему кривила губы коронера, но глаза внезапно стали жесткими.

— Как мне кажется, мистер Вейман, вы допускаете огромную ошибку. Офицер, приведите его сюда!

— Пошли, парень. Вот сюда.

Вейман, не отличавшийся покладистым характером, вырвался из цепких рук полицейского и сильно толкнул его в грудь. Но в следующую секунду его уже схватили менее деликатно, заломили руку за спину и повели к возвышению для свидетелей на потеху всех зрителей.

Скэнлон распорядился:

— Попридержите его немного, офицер. Мне хочется ему кое-что объяснить… Так вот, мистер Вейман, это дознание.

Прокурор имеет право вызвать повесткой любого человека и потребовать от него дать показания. Если вы не подчинитесь, то можете попасть в тюрьму. Я не люблю доставлять людям неприятности, но если вам что-то известно по делу, мы должны это узнать… Вы что, выпили? Вейман фыркнул:

— Два стаканчика, разве это называется «выпить»?

— Поднимите правую руку и поклянитесь говорить только правду.

Офицер несколько ослабил хватку, и Вейман неохотно подчинился приказу. Скэнлон жестом разрешил ему сесть на стул для свидетелей. Родней Кафф выступил немного вперед:

— Мистер Вейман, вы помните автомобильную катастрофу, которая произошла перед домом Вальтера Прескотта?

— Ну и что?

— Вы живете рядом с Прескоттами?

— Вы видели аварию?

— Да, видел.

— Где вы находились в тот момент?

— Стоял на Четырнадцатой улице.

— До этого вы где-то пьянствовали, потом подрались, не так ли?

— А это вас не касается!

Скэнлон ударил молотком, хмуро посмотрел на свидетеля, потом обратился к Каффу.

— Этот человек дает показания против воли. Мне не хочется его раздражать без необходимости. Какое отношение имеет его драка к данному делу?

— У этого свидетеля есть дурная привычка ввязываться в драки и затевать ссоры в нетрезвом состоянии. На этот раз его так поколотили, что он вынужден был обратиться к врачу, который сделал ему перевязку. Ему не хотелось идти домой, где ему попало бы от жены, и он стоял на Четырнадцатой улице совсем недалеко от того места, где произошло столкновение машин. Я хотел просто сказать, что он находился в это время на улице, и объяснить, почему так произошло.

— Ол-райт, продолжайте. Я там был, — довольно миролюбиво сказал Вейман. — Что же из этого?

— Видели ли вы, что творилось в доме Вальтера Прескотта?

— Ну, я кое-что видел сквозь окна, выходящие на Четырнадцатую улицу.

— Вам был виден коридорчик с телефонным аппаратом?

— Да, он был мне виден.

— Вы видели, как мистер Дресколл звонил но телефону? Наступила напряженная пауза. Потом Вейман неохотно подтвердил:

— Да, я видел, как там стоял мужчина и разговаривал. Однако он стоял к окну спиной.

— Так вы находились близ угла Эльзас-стрит в момент аварии?

— Да.

— Что делал Дресколл, когда произошло столкновение машин?

— Человек, которого я видел, находился все еще у телефона.

— Сколько времени он так простоял?

— Не знаю, минуты четыре или пять.

— Что сделали вы после аварии?

— Пошел поглядеть, а потом решил, что лучше не вмешиваться в эту кляузную историю. Вернулся назад, сел на тумбу и наблюдал, как они погрузили раненого парня в фургон. Вот именно этот человек в синем костюме выскочил из дома Прескотта. Он и помог шоферу управиться с пострадавшим. Потом он вернулся в дом, а фургон уехал.

— Что было дальше?

— Через несколько минут этот самый Дресколл снова вышел из дома. Но тут из-за угла вынырнула патрульная машина, ну и полицейские сцапали голубчика.