Люди часто удивляются, узнав, что большую часть жизни Ли прожила в Нью-Йорке, ходила за книгами в библиотеку Нью-Йоркского общества, посещала выставки в Коллекции Фрика[3] и делала вылазки в Куинс[4] на игры «Метс»[5]. Есть что-то неожиданное и тонкое в том, что автору, воспевающему культуру маленьких захолустных городков, чей голос в ушах всего мира звучит наподобие южного варианта «Сайнфелда»[6], знакома безысходность поиска свободного места для парковки.

Героями рассказов выступают персонажи, подсмотренные Ли в реальной жизни. Одна героиня даже сохранила свое настоящее прозвище – Доди, другие носят имена братьев и сестер Ли – Эдвин, Элис, Луиза, третьи представляют собой слабо завуалированные или совершенно очевидные копии друзей, в том числе будущего мэра Монровилла – Энн Хайнс. Под своим настоящим именем появляется даже жена брата Ли – Сара Энн Макколл, которая в образе маленькой девочки исполняла роль окорока на выставке сельхозпродукции, – эта сцена потом станет центральной в финале «Убить пересмешника». Старшая сестра Ли, Элис, которую в семье звали Бэр (Мишутка), была непринужденно превращена в Доу (Косулю), но несмотря на перемену имени ее легко узнать по описанию: «Она любила всего три вещи на свете – изучение и применение права, камелии и методистскую церковь».

Наряду с гостеприимством и рецептом местного торта, любовь к прозвищам – отличительная черта Юга. Ли знает в них толк и, когда не копирует их, с удовольствием придумывает сама. В рассказах встречаются неудачница и второгодница Эдди Мей Оусли, учительницы мисс Бизи (Занятая) и мисс Тернипсид (Семечко репы), проповедник брат К У Тейтум (без точек после инициалов) с целым миньяном[7] из девяти детей – Ханниилом, Иовом, Аввакумом, Матрид, Иезавелью, Марией, Эммануилом и близнецами Осией и Осанной.

Имя героини, прославившей Харпер Ли, впервые появляется в рассказе «Зубчатые ножницы», где мы встречаем юную Джин-Луи, сорванца-третьеклассницу, непонятно почему потерявшую окончание «за». Более знакомая нам Луиза, часть имени средней сестры Ли, мелькает в другом месте – так зовут девушку по фамилии Финли, опозоренную школьницу, чья вероятная беременность вызывает переполох в шестом классе в рассказе «Бак для воды». В обоих рассказах девочки сталкиваются с завышенными ожиданиями матерей, отцов и соседей, однако Ли не столько сокрушается, сколько зубоскалит, и ее тон гораздо лучше подходит для этих маленьких комедий нравов. Рассказчица из «Бака для воды» на протяжении всего повествования волнуется, что у нее будет ребенок, потому что вскоре после первых месячных она обняла мальчишку, когда у него были расстегнуты штаны. В «Зубчатых ножницах» Джин-Луи Финч отвергает общественные стереотипы женской красоты и получает наказание за то, что обрезала длинные, ниспадающие до пояса волосы школьной подруги, пожелавшей досадить своему деспотичному ветхозаветному отцу.

В последнем рассказе подборки мисс Финч официально становится Джин-Луизой, но пока еще не Глазастиком. Люди, близко знавшие Харпер Ли, упоминают ее острый ум, и читать последний рассказ – истинное удовольствие, она в полной мере демонстрирует на этих страницах свой интеллект, наполняя прозу таким количеством аллюзий, что редкий читатель разберется в них до конца. Название «Желанная страна» взято из церковного гимна, а сюжет напоминает произведения Теккерея или Троллопа и уморительно описывает практику исполнения этих самых гимнов. Повзрослевшая Джин-Луиза назубок знает малоизвестных английских богословов, скрупулезно относится к соблюдению ритма Славословия и язвит по поводу изменений традиционного исполнения, то ли в шутку, то ли всерьез жалуясь: «Нашим братьям по вере на Севере мало козней Верховного суда, теперь они пытаются переделать наши гимны».

Ли смешно и остроумно описывает смесь уюта и клаустрофобии, которые взрослый человек испытывает при возвращении в дом своего детства или, если на то пошло, весь мир своего детства, не щадя церковь. Ко времени написания «Желанной страны» Ли поднаторела по части таких возвращений и совершала их много раз. Через два года после переезда в Нью-Йорк летом 1951 года отец Ли позвонил из Мемориальной больницы Вона в Селме и сообщил, что у ее матери обнаружен рак печени и легких. Ли не успела даже купить билеты, как отец позвонил опять и сообщил, что Франсес умерла от сердечного приступа всего через день после постановки диагноза. Ли успела на похороны исключительно благодаря расторопности авиакомпании, в которой она работала.

Через полтора месяца после ужасного звонка ей опять позвонили, на этот раз сообщив о смерти ее любимого брата Эдвина, прообраза Джима, от аневризмы головного мозга на базе ВВС в Монтгомери. У Эдвина остались жена и двое маленьких детей.

Ли в очередной раз вернулась домой, ее скорбь и потрясение достигли предела. Ей еще не исполнилось двадцати двух лет, а желание соприкоснуться с детством уже вспыхнуло с небывалой силой, отчасти потому, что, как она пишет в «Первом сорте», отец и старшая сестра вскоре продали семейный дом, где она родилась и выросла, и переехали в более современный на другом конце города. Элис продолжала ездить в юридическую контору на площади суда, но А.К. Ли оставался дома – он страдал от горя и артрита, к чему вскоре добавились проблемы с сердцем, но не терял надежды поправиться.

Переезд не помог паре домоседов скрыться от призраков Саут-Алабама-авеню. Ли преследовали воспоминания о матери и брате и том уютном мире, в котором те еще были живы. Ее тревожило здоровье отца, и она часто возвращалась домой, чтобы помогать Элис в уходе за ним. Она также начала писать рассказы, в которых пыталась примирить свой новый дом с домом детства, совмещая субъективность манхэттенских историй с атмосферой Монровилла. Этой интегративной терапии она следовала и в своей прозе, и в реальной жизни.

В те времена, особенно с началом эпохи нравственных дилемм, политические взгляды Ли еще не приняли окончательной формы. По всей стране разворачивалась затяжная борьба за гражданские права, однако наибольшего ожесточения она достигла на глубоком Юге. Как и многие белые американцы, Харпер Ли не сразу смогла определиться, какую сторону ей принять. Ее родной город – его школы, церкви и рестораны – был разделен сегрегацией по расовому признаку. Отец писал редакционные статьи, направленные против принятия федеральных законов, запрещающих суд Линча, поддерживал осуждение «парней из Скотсборо», ложно обвиненных в изнасиловании двух белых женщин, и бил тревогу в связи с планами министерства национального образования по принудительной десегрегации школ.

Политические настроения Ли отличались от отцовских, но насколько именно, еще предстояло выяснить. В колледже она писала статьи об ужасах расового насилия и чувствовала себя комфортно среди радикалов в редакции студенческой газеты, хотя до смелой интеграции чернокожих студентов Джеймсом Худом и Вивиан Мэлоун в Алабамском университете оставалось почти двадцать лет. Тем не менее, перебравшись на Манхэттен, Ли окунулась в намного более разнообразное общество, чем у себя дома, и шутила по поводу своего вступления в Национальную ассоциацию содействия прогрессу цветного населения. Ее нью-йоркские друзья с Юга полностью преобразились. Ли быстро привыкла к жизни без сегрегации и теперь приезжала в Алабаму с чувством некоторого морального превосходства. «Я удержалась от напоминания, что последние семь лет живу в Нью-Йорке, – пишет Ли в „Первом сорте“, – где преимуществами демократии пользуются ни много ни мало более восьми миллионов человек».

Этот рассказ, переданный в редакцию в начале 1957 года, через три года после принятия Верховным судом решения по делу Брауна против Совета по образованию и через несколько месяцев после подписания президентом Эйзенхауэром первых со времен Реконструкции Юга законов о гражданских правах, ставит вопрос расовых взаимоотношений ребром. В нем сестры из маленького городка, явно напоминающие Ли и ее сестру Элис, практически нигде не бывавшую за пределами Монровилла, кроме Монтгомери и Бирмингема, где она училась в колледже и приобретала профессию юриста, сталкиваются с садовником высочайшего класса, «негром-янки» Артуром, который будит в них противоречивые чувства.