© Тронина Т., 2026

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2026

Дом был старый, еще дореволюционной постройки, с парадным и так называемым черным ходом (в прошлом, как понимаю, он предназначался для прислуги).

Инструкция предписывала воспользоваться черным ходом, что я и сделала послушно, поднявшись на последний, пятый этаж.

Узкая лестница с крашенными в темно-зеленый цвет стенами и белым потолком… Здесь было довольно чисто, хотя пахло всеми оттенками еды – от жареной рыбы до вареной капусты. Оно и неудивительно: все эти двери вели сразу на кухни.

Запахи чужой еды бывают неприятны: они про незнакомых людей, про их непонятную жизнь. Но я не стала брезгливо морщиться, поднимаясь по лестнице. Я не буду осуждать чужой «хлеб» («фу-фу-фу, какую дрянь они там готовят?!»), потому что не хочу, чтобы другие люди взялись осуждать уже мои вкусовые привычки.

Это что, я перешла на какой-то иной уровень понимания жизни? Мое отношение к людям изменилось до такой степени, что я стала терпима даже к запаху вареной капусты? Хотя саму по себе капусту, особенно в пирожках, я любила…

Звонков у дверей не было, впрочем, как и номеров квартир. Но рядом с нужной мелом была нарисована забавная улыбающаяся рожица, такие через несколько десятков лет станут называться в интернет-культуре «смайликами».

Рожица являлась опознавательным знаком, указывала инструкция. Продолжая следовать ей, я постучала в дверь три раза, через пять секунд – два раза.

Загрохотала задвижка, дверь приоткрылась на длину внутренней цепочки.

– Кто там? – спросил напряженный мужской голос.

– Я от Лионеллы Петровны, – произнесла я условленную фразу.

Дверь закрылась, загремела цепочка, потом дверь широко распахнулась.

– Проходите, – сказал хозяин, полный молодой мужчина в длинном велюровом халате, пропуская меня на кухню; пошел впереди, сверкая ранней лысиной. Оглянулся на ходу, представился: – Я Аркадий, если что. Но вы можете не сообщать мне свое имя, ни к чему вся эта «галантерея»…

Кухня выглядела вполне обычной коммунальной кухней, с протертым пестрым линолеумом на полу, четырьмя столами в углах, раковиной и белой плитой на высоких ножках (точно такая же стояла и на нашей кухне, да и в большинстве кухонь Москвы этого периода, наверное).

Длинный коридор был освещен единственной «голой» лампочкой, свисающей на проводе с потолка; сюда, в коридор, выходило несколько дверей. На стенах на крючках висела одежда, детские санки и детская же ванночка. В общем, тоже стандартный коммунальный коридор…

А вот комната, которую занимал Аркадий, выглядела ярко. На полу и стенах ковры, посреди комнаты – низкая тахта, рядом кресло с пестрой накидкой, изображающей тигриную шкуру, проигрыватель на журнальном столике. Мебельный гарнитур под названием «стенка» располагался вдоль одной из стен, на полке снизу – длинный ряд пластинок, на полке сверху – много-много икон.

За стеклом на хрустальном блюде перекрещивались две длинные, треугольной формы импортные шоколадки со знакомым названием и в знакомом оформлении – на желтом фоне красные буквы. Я удивилась этим шоколадкам как старым знакомым. В будущем (которое теперь стало для меня прошлым) они продавались во всех магазинах. Но недешевые, да…

На противоположной стене, поверх ковра, висел плакат с группой «Битлз».

– Что интересует? – садясь в кресло, устало спросил Аркадий. – Есть сигареты… – Он перечислил импортные названия. – Есть диски с Джимми Хендриксом и Дженнис Джоплин, но диски «не запиленные», новые, поэтому дешевле ста не продам. Жевачка есть с разными вкусами…

– Меня одежда интересует, – сказала я. – Джинсы и рубашка.

– Батник, что ли, нужен? Это у меня в наличии… Джинсы тоже имеются. – Он перечислил названия фирм.

– Надо посмотреть, – сказала я.

– Меряйте. – Он потянулся к шкафу, достал из выдвижного ящика пакеты с вещами, кинул пакеты мне. – Ваши размеры. Дверцу у шифоньера откройте, за ней можно переодеться. Там же и зеркало.

Я переоделась за дверцей. Взглянула на свое отражение.

Джинсы небесного цвета, расклешенные от колена, батник белый в голубой цветочек – приталенный, с острыми длинными концами воротника. Мне все эти оттенки очень шли, как раз под мои светло-голубые глаза и длинные светлые волосы.

Я вышла из-за дверцы – показаться Аркадию. И тут он, кажется, впервые посмотрел на меня осознанно, что ли, не как на покупательницу.

– Шика-арно. – У него дернулся уголок губ. Оценил! – Повернитесь-ка. Блуевые трузера с двумя покетами на бэксайде…

– А по-русски? – удивилась я.

– Эх, стыдно вам, такой, не знать, – снисходительно усмехнулся Аркадий. – Голубые штаны с двумя карманами сзади, вот что это значит.

– Торговаться можно? – деловито спросила я.

– Можно. Ладно, чего там… Джинсы отдаю за сто двадцать, батник – сорок пять, тоже фирмА. – Он назвал имя известного французского модельера.

– Сорок, – поправила я.

– Окей, пусть сорок. Что я, жмот какой… Для такой девушки не жалко, – строго произнес Аркадий. – Хотя по пятьдесят обычно продаю. Ну да что там мелочиться…

– Беру. – Я опять скрылась за дверцей шифоньера, переоделась в свое – летний сарафан в клетку, отечественного производства; был куплен недавно мной в магазине «Людмила» за одиннадцать рублей пятьдесят семь копеек.

– Шузы нужны?

– Нет, не сейчас. – Я сложила новые вещи обратно в пакеты, а пакеты – в холщовую сумку. Отсчитала сто шестьдесят рублей Аркадию. Недешевая покупка, учитывая, что средняя зарплата сейчас, в 1979 году, в Москве – сто двадцать рублей.

Аркадий хотел пересчитать деньги, но потом почему-то передумал. Сложил деньги в карман халата и спросил осторожно:

– Телефончик не дадите?

– Нет, меня уже сосватали, – невольно улыбнулась я.

– Эх, опоздал… Но вы еще заходите. Я честный человек, своим никогда «самострок» не продам. У меня и техника хорошая бывает, фирменный алкоголь, пластинки зарубежных исполнителей и даже импортная косметика…

– А соседи что? – вырвалось у меня.

Но Аркадий моментально понял, на что я намекаю, и спокойно ответил:

– Они в мои дела не лезут, ну и я в их. Иногда им чего-нибудь подбрасываю, само собой. У меня старший брат по загранкам ездит, он моряк…

– Понятно. Ладно, пойду, всего доброго.

Аркадий пошел меня провожать, забубнил мне в спину:

– Нет, не туда, давайте я вас с парадного выпущу… Негоже таким герлам… таким девушкам – с черного хода… Буду еще вас ждать, и вообще!

– Всего доброго. – Покинув квартиру, я оказалась в этой самой парадной – просторной, гулкой, с отдельно пристроенной полупрозрачной шахтой лифта и вычурной лестницей; спустилась, вышла на освещенную солнцем улицу и направилась к метро.

По дороге вспомнила фильм «Самая обаятельная и привлекательная». Он выйдет еще не скоро, в 1985 году, почти шесть лет его еще ждать. И в том фильме фарцовщик, подобный моему Аркадию, тоже будет удивляться главной героине в исполнении Ирины Муравьевой, приговаривая: «Она что, с Урала?»

Не знаю, легенда это или нет: за шутку «Она что, с Урала?» режиссеру фильма и Госкино пришлось писать извинительную Борису Ельцину, который тогда руководил Свердловским обкомом.

Хотя, по мне, извиняться надо было перед всем Уралом. Впрочем, о чем это я, тот фарцовщик в фильме был представлен не в самом лучшем свете, а с киношного дурачка-зазнайки какой спрос…

Откуда я все это знаю? Да, забыла сказать главное!

Я же из будущего. И на самом деле мне шестьдесят три года. Меня переместил сюда в специальной капсуле (машине времени) бывший одноклассник Николай, с тем чтобы спасти своего старшего брата Артура от нечаянной гибели. Николай изобрел эту капсулу уже будучи пожилым человеком. Он собирался попасть в прошлое сам, но в последний момент передумал. Ему не захотелось расставаться со своей семьей – женой и тремя уже взрослыми сыновьями (близкие не подозревали о его научных разработках).