Мейсон и Делла читали теперь с одинаковым интересом. Не было сомнения, что Милдред разработала для себя собственную жизненную философию. Она выработала ее по необходимости, потому что судьба не оставила ей другого выбора. Но философия, родившаяся из горьких разочарований, послужила ей опорой в самую тяжелую минуту, когда Элен Бартслер выкрала ее ребенка и отказалась сообщить, где она скрывает его и что собирается с ним делать. Милдред пошла тогда к адвокату и услышала, что не имеет никаких законных оснований на мальчика.
Читая это, Мейсон сказал вполголоса:
– Вероятно, адвокат ей вообще не поверил. Он посчитал всю эту историю выдумкой.
– Этому трудно удивляться, – ответила Делла. – Милдред добровольно отдала Элен все права собственности, если можно воспользоваться таким определением по отношению к ребенку, – закончила она с горьким смешком. – Разве это не трагично? Представь себе мать, которая столько выстрадала, чтобы в конце концов узнать, что она не имеет права на собственного сына.
Мейсон кивнул головой.
– Посмотрим лучше записи последних дней. Может быть, они прольют какой-то свет на дело?
– Но, шеф, мы ведь не можем пропустить всего, что случилось за это время.
Мейсон потряс головой, бегло перебрасывая странички.
– Неизвестно, когда сержант Холкомб перейдет в контратаку. Нас интересуют прежде всего записи о событиях, которые привели к убийству.
– А не лучше было бы посмотреть, при каких обстоятельствах она познакомилась с Дианой? И что скрывается в прошлом Дианы?
– Правильно, – согласился Мейсон. – Сейчас, это было приблизительно два года назад.
Он перелистывал страницы, задерживаясь тут и там, пока не нашел нужного места. Они стали быстро читать.
Описывая встречу с Дианой, Милдред нарисовала портрет несчастной, затравленной женщины, убегающей от чего-то, от чего невозможно убежать. Она написала настоящее имя Дианы и упомянула о том, что ее муж был убит.
– Боже мой, я помню эту историю, – воскликнул Мейсон. – Это было в Сан-Франциско. Какое-то время подозревали жену убитого. В конце концов ее не арестовали, но допрашивали добрую дюжину раз. До процесса дело вообще не дошло, до сегодняшнего дня убийца не найден. Значит, вот какое дело висит над Дианой… Да, Холкомб буквально распял бы ее, если бы узнал об этом.
Из дальнейших записей было ясно, что Диана пришла к Милдред Дэнвил как к подруге, чтобы найти у нее убежища от досужего любопытства, чтобы найти отдохновение, чтобы про нее все забыли. Это Милдред подсказала ей идею взять новое имя и устроить себе жизнь в совершенно новой среде. В это время у Милдред уже была кое-какая репутация как у диктора радио. Она считала, что у Дианы достаточно хороший голос для подобной работы, представила ее в студии и помогла получить ей первые мелкие роли.
– Для сержанта Холкомба здесь все написано черным по белому, – подвел итоги Мейсон. – Как только он получит это в свои лапы, то запустит информацию в прессу, и Диана будет осуждена.
– Они могут использовать это на процессе? – спросила Делла.
– Им в том не будет необходимости. Травля в прессе предопределит приговор еще до того, как Диана предстанет перед судом.
– Что ты собираешься теперь предпринять?
– Попробую узнать, почему подбитый глаз Дианы довел до убийства Милдред, – сказал Мейсон.
– Ты по-прежнему так думаешь?
– Все указывает на то, что эти два факта имеют между собой непосредственную связь.
Мейсон перелистал остаток исписанных страниц и остановился на последней. Под датой двадцать четвертого внизу имелась короткая, таинственная заметка:
«Говорят, что владение – это девять десятых правильности. Я буду нехватающей десятой».
Больше в дневнике ничего не было. Делла вопросительно посмотрела на Мейсона. Мейсон открыл портфель и достал толстый желтый конверт. Он вложил в него блокнот, написал на конверте адрес Деллы, наклеил марки. Встал, вышел из отеля и бросил посылку в почтовый ящик.
– Готово, – сказал он.
– Что теперь?
Мейсон усмехнулся.
– Едем в офис. Если сержант Холкомб что-то готовит, то лучше узнать об этом немедля. Иначе он явится с ордером посреди ночи и вытащит нас из постелей.
– Будет бал, – вздохнула Делла.
– На этот раз, – фыркнул Мейсон, – музыку будем заказывать мы.
Они сели в машину, и Мейсон медленно тронулся с места.
– Послушай, Делла, должна же ведь все-таки быть какая-то связь между… Ах, черт бы меня побрал!
– Осторожно! – вскрикнула Делла.
Мейсон резко свернул, едва разминувшись со встречной машиной, подъехал к тротуару и выключил двигатель. Делла посмотрела на него с беспокойством.
– Тебе плохо?
– Не понимаешь, Делла? Я нашел!
– Что нашел?
– Ключ ко всему этому проклятому делу! Мне должно было это прийти в голову значительно раньше! Все время это было у меня на ладони.
– О чем ты говоришь?
– Помнишь, как Диана рассказывала нам в первый раз о своем синяке? Разговаривая с Милдред, она должна была сказать ей то же самое…
Его оборвал на полуслове резкий звук полицейской сирены – не высокий, пронзительный вой, а низкий предупредительный стон. Мейсон поднял глаза и увидел две подъезжающие полицейские машины. Одна машина остановилась сразу же за ними, другая преградила путь впереди.
– Ну, вот! – сказала Делла вполголоса.
Машина сзади была обычной патрульной, в то время как вторая оказалась специальным автомобилем управления полиции. Из этой второй машины выскочил доведенный до бешенства сержант Холкомб, за ним следом появился лейтенант Трэгг. Мейсон достал из кармана портсигар.
– Закуришь, Делла? – предложил он.
Он подносил Делле спичку, когда в окошке появилось разъяренное лицо Холкомба.
– Что вы позволяете себе, Мейсон?! – закричал он. – Что вы вытворяете?
– Даю прикурить своей секретарше, – ответил Мейсон.
– Вы поедете с нами, в управление.
– У вас есть ордер на арест?
– Мне не нужен ордер!
– С каких это пор?
– С тех пор, как вы совершили кражу.
– Кражу? – спросил Мейсон, удивленно поднимая брови.
– Кражу из чужой квартиры.
– Ну-ну, сержант. Вы должны быть осторожнее в выражениях, чтобы вас не обвинили в клевете. Ведь такому обращению, наверное, не учат в полицейских инструкциях?
– Вы совершили кражу, – исходил пеной сержант Холкомб. – У нас есть свидетели. Мы задержали того мусорщика. Вы его подкупили, чтобы он выманил от нашего человека мусор. Вы заплатили мусорщику пятьдесят долларов! В этом хлебе было то, что мы искали!
– И это вы квалифицируете как кражу? – с иронией спросил Мейсон.
– С обманом.
– Разве ваш человек не отдал добровольно мусорщику хлеб, чтобы тот его выбросил?
– Следовательно, вы совершили присвоение…
– Ошибаетесь, – сухо ответил Мейсон. – Существует право отвергнутой собственности, представляющее собой противоположность основанию передоверия. Эта буханка была отдана для того, чтобы ее выбросили, следовательно, она была бесхозная. Кроме того, вы забываете, сержант, что я являюсь полномочным представителем Дианы Рэджис, которая вскоре подаст в суд о признании конфискованного вами письма в качестве завещания Милдред Дэнвил. По мысли этого письма, Диана является не только единственной наследницей Милдред, но одновременно и исполнительницей ее завещания. В результате, как полномочный представитель Дианы Рэджис, я имею право и даже обязанность сохранять и беречь имущество, оставленное Милдред Дэнвил.
– Не будем препираться из-за юридических тонкостей, – ответил Холкомб. – Вы ищете драки, вы ее…
– Подождите, – вмешался лейтенант Трэгг. – Если мистер Мейсон твердо стоит на своих позициях, считая, что он сохранил дневник в качестве части наследства Милдред Дэнвил, то мы могли бы только утверждать, что этот дневник представляет вещественное доказательство…
– Доказательство чего? – спросил Мейсон.
– Мы не знаем.
– Тогда вначале узнайте, господин лейтенант, а потом утверждайте!..