– Спасибо, у меня нет больше вопросов, – сказал Мейсон и вернулся на место, не подавая виду, какой сокрушительный удар нанесен его линии защиты.
– Прошу ввести свидетеля Элен Бартслер, – распорядился Драмм.
Вошла Элен Бартслер, не снимая перчаток, подняла руку для присяги и заняла место для свидетелей.
– Вы арендуете владение, обозначенное номером шестьдесят семь – пятьдесят на бульваре Сан-Фелипе?
– Да, господин обвинитель.
– Давно вы там живете?
– Приблизительно год.
– Чем вы занимались в этот период?
– Я с успехом веду небольшую куриную ферму.
– Другого занятия у вас нет?
– Нет.
– Давно ли вы знали убитую Милдред Дэнвил?
– Три, может быть, четыре года.
– Вы нанимали ее на работу в какое-то время?
– Да.
– Когда?
– В начале тысяча девятьсот сорок второго года.
– На какой период?
– От двух до трех месяцев. В то время, когда у меня родился ребенок, и непосредственно после этого.
– Позже вы ее видели?
– Да. Мы оставались в дружеских отношениях.
– Вы видели ее двадцать шестого вечером?
– Нет, господин обвинитель.
– А двадцать седьмого ранним утром?
– Я видела ее труп.
– А когда вы видели ее в последний раз до двадцать седьмого?
– Точно не помню. За несколько дней до этого.
– Вы разговаривали с ней по телефону?
– Да.
– Был ли какой-нибудь особый повод для разговора?
– Да.
– Какой?
Судья Уинтерс неспокойно зашевелился в кресле и вопросительно посмотрел на Мейсона.
– Защита не вносит протеста против ведения допроса?
– Нет, высокий суд.
– Хорошо, пусть свидетель ответит.
Элен Бартслер наклонила голову.
– Милдред Дэнвил, – сказала она тихим, но выразительным голосом, – похитила моего сына. Я старалась вернуть его.
Судья Уинтерс застыл за столом, нахмурившись, рассматривая свидетельницу.
– Вы утверждаете, что убитая Милдред Дэнвил похитила вашего сына? – спросил он с недоверием.
– Да.
В зале наступила такая тишина, что было слышно, как репортеры торопливо скребут карандашами в блокнотах.
– Когда произошло похищение? – спросил Драмм.
– Мой сын, – отвечала Элен Бартслер, – оставался под опекой миссис Эллы Броктон, живущей в доме двадцать три – двенадцать на Олив-Крест-драйв. Милдред Дэнвил очень привязалась к малышу, когда работала у меня. Она регулярно навещала его, а за два дня до смерти, двадцать четвертого числа, заставила Эллу Броктон…
– Вы были при этом? – перебил Драмм.
– Нет, не была.
– Следовательно, вы повторяете рассказ миссис Броктон?
– Да.
– Если это так, то мы не будем его выслушивать. Обвинение установит факты на основе непосредственных показаний.
– Защита ничего не имеет против допроса миссис Бартслер по этому поводу, – заявил Мейсон.
– Ее сведения исходят из третьих рук! – рявкнул Драмм.
– Конечно, – вмешался судья Уинтерс. – Но если это факты, которые подтверждаются показаниями непосредственных свидетелей, а защита не вносит протеста, то я не вижу…
– Я не намеревался углубляться в этот вопрос, – отрезал Драмм. – Я снимаю вопрос, если он относится к обстоятельствам похищения. Я предпочитаю устанавливать факты обычным путем.
– Как хотите, – решил судья Уинтерс.
– Возвращаясь к делу, вы разговаривали с убитой по телефону относительно вашего сына?
– Разговаривала.
– Когда?
– Я разговаривала с ней два, нет, три раза после похищения моего сына.
– И чего она от вас хотела? Каково было основное содержание этих разговоров?
– Я просил бы о более подробном изложении разговоров, – вставил Мейсон.
– Хорошо. Что вам сказала убитая, когда позвонила в первый раз?
– Что она забрала моего сына, но готова оговорить со мной вопрос опеки над ним.
– Опеки над вашим сыном?
– Да.
Судья Уинтерс наклонился вперед, изучая Элен Бартслер внимательным взглядом.
– Вы утверждаете, что она хотела оговорить с вами вопрос опеки над вашим сыном?
– Да.
– А почему вы должны были договариваться с ней по поводу опеки над своим сыном?
– Она была к нему очень привязана. Хотела заставить меня отдать ей сына под опеку на какое-то время.
– И вы согласились?
– Нет.
– Что вы ей сказали?
– Что если она не отвезет малыша миссис Броктон, то я заявлю в полицию, чтобы ее арестовали как похитительницу.
– Что она ответила?
– Положила трубку.
Судья снова сел в кресло, задумчиво нахмурившись.
– Что было дальше? – спросил Клод Драмм.
– Она позвонила на следующий день, – ответила Элен Бартслер, – обвиняя меня в том, что я выкрала сына.
– Она утверждала, что не знает, где находится ваш сын?
– Так она утверждала. Конечно, это была хитрость, чтобы избежать ареста.
Судья Уинтерс снова подался вперед.
– А где ваш сын находится в настоящее время? – нетерпеливо спросил он.
Элен выдержала его взгляд.
– Не знаю.
– Власти уведомлены о пропаже мальчика? – спросил судья.
– Да, высокий суд, – ответил Драмм. – Мы не щадим усилий для того, чтобы найти мальчика. К сожалению, пока безрезультатно. По желанию заинтересованных сторон мы старались не придавать дело огласке.
Один из репортеров бросил взгляд на часы, после чего выбежал из зала. Остальные последовали за ним.
– Удивительно, – сказал судья Уинтерс.
– Если высокий суд позволит, – продолжал Драмм, – то дальнейшие показания по делу исчезновения мальчика покажут, что обвиняемая была в сговоре с Милдред Дэнвил…
– Протест, – перебил Мейсон. – Обвинитель злоупотребляет своими прерогативами в ущерб моей подзащитной. Он не представил никаких доказательств того, что…
– Я только предупреждаю показания! – крикнул Драмм. – У меня есть право предсказывать, что показывают свидетели.
– Сейчас не время для вступительных высказываний, – парировал Мейсон. – Кроме того, у вас нет на это доказательств, и их у вас никогда не будет. Вы используете против моей подзащитной необоснованные выводы, которые хотели бы сделать из показаний свидетелей.
– Прошу тишины, – властно вмешался судья Уинтерс. – Если обвинение имеет доказательства, то оно их представит, и суд оценит их значение. Я не желаю больше слушать перепалку между сторонами. Обвинитель может продолжать допрос.
– Возвращаясь к событиям двадцать шестого числа, в этот день вы разговаривали с Милдред Дэнвил?
– Да.
– По телефону?
– Да.
– Что убитая сказала вам на этот раз?
– Что знает, где мой сын, и вернет его мне, если я соглашусь заключить с ней договор по делу об опеке.
– Она сказала вам, где находится ее сын?
– Нет.
– Из ее высказываний было ясно, что она собирается к вам, на бульвар Сан-Фелипе?
– Нет.
– А что вы ей сказали?
– То же самое, что и до этого. Что если она не вернет мне сына, то я заявлю, чтобы ее арестовали как похитительницу.
– Что она ответила?
– Что надеется отобрать его и привезти и что когда я узнаю все обстоятельства, то, наверное, окажусь разумной. Она сказала, что ее тоже обманули, но ее единственной заботой всегда было лишь благо ребенка.
– Когда она обещала привезти вам сына?
– Вечером.
– Она не назвала точного часа?
– Сказала, что около десяти.
– Куда она должна была его привезти?
– В дом Эллы Броктон, на Олив-Крест-драйв, двадцать три – двенадцать.
– Вы что-нибудь предприняли в связи с этим?
– Да, я поехала к миссис Броктон тотчас же после ее звонка. Я ждала, проходил час за часом, наконец стала приближаться полночь. Мне пришло в голову, что, возможно, я неправильно поняла ее слова, поэтому я вскочила в машину и поехала на квартиру Милдред. Я звонила, но никто не открывал. Я была вне себя от волнения. Я помчалась назад, к Элле Броктон, и продолжала ждать. Я находилась там до прихода полиции.
– И вы не догадывались, что Милдред Дэнвил поехала к вам, на бульвар Сан-Фелипе?
