Взгляд останавливается на женщине в возрасте, призывно машущей руками рядом с очаровательным белым зданием. Узнаю Берил, хотя никогда раньше ее не видела. Все в ней кажется таким родным, таким уютным, что сомнения, одолевавшие меня в пути, мгновенно улетучиваются. Едва успев выйти из машины, попадаю в крепкие объятия.

– Я уж испугалась, что ты передумала! – Худые смуглые руки стискивают меня, прижимая к пахнущей свежим хлебом льняной рубашке.

– Прости, я проколола шину. Пришлось сидеть на обочине, пока один ковбой не остановился мне помочь.

– Как же я рада тебя видеть, милая! Входи. Вещи оставь в машине, позже покажу твой домик. А сейчас – кофе с пирожными и домашним смородиновым джемом. Или поджарить тебе яичницу с беконом?

– Кофе будет достаточно.

Вслед за ней поднимаюсь на просторную террасу, огибающую дом с обеих сторон, словно обнимающую его. Легкий ветерок играет дюжиной колокольчиков, разливая в воздухе мелодичный звон. Представить не могу места прекраснее. Может, Кей-Джей все-таки убил меня и я в раю?

Дверь с москитной сеткой со стуком захлопывается за нами. Я наклоняюсь снять кроссовки, но Берил останавливает:

– Не разувайся, если не хочешь отстирывать носки от навоза. Здешние мужчины сами как животные, их не заставишь снимать сапоги в помещении.

Я с любопытством рассматриваю замысловатую отделку холла: резные карнизы и лестничные перила, старомодные обои в цветочек и полустертые сосновые половицы. Вмятины от тяжелых сапог, царапины от ножек мебели и другие следы, оставленные поколениями ходивших по этим доскам людей, придают их обшарпанности неизъяснимое очарование.

– Это твой дом? Он великолепен, – говорю я, и это не лесть, я действительно никогда не видела дома прекраснее.

– Нет-нет, вообще-то здесь живут Джексон Уэллс, его жена Кейт и дочь Одесса, маленький электровеник с большущими оленьими глазами; как запахнет свежей выпечкой, она тут как тут. Просто в этом доме большая кухня, где мы готовим, едим и общаемся, конечно. На кухне всегда кто-нибудь есть, так что не вздумай стесняться: ешь, пей что захочешь. Только шоколадное молоко не трогай, Кейт всю беременность с ума по нему сходит.

Проходя по тускло освещенному коридору мимо гостиной, украдкой бросаю взгляд внутрь. И первое, что я вижу, – огромная оленья голова с блестящими черными глазами. Да уж, живущих здесь людей вряд ли впечатлит история о том, как я оставляла морковку для оленя, проводя лето у деда и бабушки. Не считая головы, обстановка чудесная: необъятная мягкая мебель, кирпичный камин, книжные полки. Представляю, как задумчиво провожу пальцем по корешкам, держа в руке чашку горячего кофе.

К счастью, на залитой солнцем кухне мертвых животных нет. По настоянию Берил усаживаюсь за большую мраморную стойку и внимательнее всматриваюсь в женщину, которую сегодня увидела впервые, в ту, кого считаю своим лучшим другом, как бы жалко это ни звучало. Что ж, хорошо, что есть хотя бы она. И просто чудесно, что она любит поболтать, потому что я сейчас на разговоры не способна.

– Сегодня устраивайся и отдыхай. Чуть позже представлю тебя Кейт, она обычно помогает мне на кухне. Мы не кормим работников завтраком и ужином, но даем им с собой обеды. Надеюсь, ты умеешь делать сэндвичи, аппетит у парней звериный. Еще мы убираем их домики, ездим за покупками – словом, ведем хозяйство. По сути, мы – фермерские жены, потому как действительно жениться тут хватило ума только Джексону.

Белая кружка скользит по стойке мне в руки, и я жадно отхлебываю кофе. Заплетенные в косу седые волосы Берил спадают по спине, лицо несет печать долгих часов работы на солнце и тяжкой жизни, которой она жила до приезда на ранчо Уэллс, однако глаза излучают чистую радость. Вот бы и мне стать такой же спокойной и счастливой.

– Как только будешь готова рассказать, что случилось, я вся – внимание. Впрочем, торопиться нам некуда.

Собираюсь ее поблагодарить, как вдруг слышу скрип и стук двери. Замерев, глубоко вдыхаю.

– Ты привыкнешь, милая. – Она накрывает своей натруженной рукой мою. – Кое-что о ранчо: здесь никогда не бывает тихо, но безопаснее места не сыскать.

Берил убирает руку, в кухне появляется хмурый мужчина.

– Представляешь, я ездил в город впустую – чертов Тейт не привез вакцину! Мы не сможем начать клеймить животных, пока… – Увидев меня, незнакомец спотыкается на полуслове.

Прекрасный герой, гроза проколотых шин. Под его пронзительным сердитым взглядом я внезапно чувствую себя голой и беззащитной. Вжавшись в табурет, мечтаю стать невидимкой.

– Не чертыхайся! – Берил одергивает мужчину и поворачивается ко мне. – Остин, это Сесиль, новая помощница, о которой я говорила.

– Мы уже встречались, – киваю я. – Именно этот ковбой помог мне с колесом.

Он презрительно усмехается и смотрит на меня, прищурившись:

– Я не ковбой, дорогая.

Сочетание насмешливого тона с притворной ласковостью обращения будит во мне бесенка.

– Правда? Ох, извиняюсь, меня сбили с толку ковбойская шляпа, сапоги, слишком узкие «вранглеры» и пикап такого размера, о котором любая девушка может только мечтать.

Я сию же секунду жалею о сказанном, несмотря на хихиканье Берил. Кей-Джей всегда говорил, что язык мой – враг мой. Еле сдерживаюсь, чтобы не закрыть руками лицо, наверняка покрасневшее до корней волос. Ковбой буравит меня глазами, уголок его рта слегка подрагивает.

– Владелец ранчо – не ковбой, у меня есть земля, скот, лошади. Ковбои – работники, которых я нанимаю. – Он почесывает густую темную щетину, покрывающую подбородок. – Ты поймешь разницу, если здесь задержишься.

«Но ты не задержишься», – читаю я в его янтарных глазах.

– Так Тейт не привез вакцину? – Певучий голос Берил отвлекает его от моего пылающего лица. – Что-то не так с поставками?

– Если бы! Этот су… этот му… этот человек ее даже не заказал! – Каждую попытку выругаться виртуозно пресекает одним взглядом Берил. – Теперь придется ждать недели две.

Резко выдыхая, он швыряет на стойку ворох бумаг, похожих на рекламный мусор из почтового ящика. Кажется, угодливость – не единственный мой защитный механизм, потому что сейчас я буквально замираю. Ну а что я могу сделать? Извиниться или успокоить человека, не имея ни малейшего понятия, почему он зол?

Наконец он уходит, покачав головой на прощанье. Шаги в коридоре затихают, хлопает входная дверь, и лишь тогда я расслабляюсь.

– Остин Уэллс, – сердито выдыхает Берил. – Один из тех, кто выписывает чеки. Хотя мы оба знаем, что кухня – моя территория. Иногда бывает раздражительным, но волноваться на его счет не стоит. Хороший парень.

Я понимающе киваю – ясно, что она имеет в виду.

В сотне ярдов от большого дома расположилось полдюжины маленьких. В одном из них Берил оставляет меня с пожитками. Все строение меньше, чем спальня и ванная у нас дома… Не так: в моем старом доме; отныне мой дом здесь. Бревенчатые стены, деревянная кровать и диван в цветочек будто прямиком из семидесятых создают чарующую ностальгическую атмосферу летнего отдыха. Совершенно не похоже ни на одно из мест, где я когда-либо жила. С большим домом, конечно, несравнимо, но в целом сойдет. Главное – все это теперь мое.

В тишине и спокойствии тело наливается тяжестью, как топляк водой. Побросав вещи в кучу на полу, навзничь падаю на кровать. Отчаянно борясь со сном, часто моргаю, однако туман заволакивает комнату прежде, чем спина касается матраса.

Просыпаюсь от лошадиного ржания. Похоже, бегство и переезд не были горячечным сном, я действительно на ранчо Уэллс. Старомодный будильник возле кровати показывает 9.04. Девять вечера, судя по темноте за окном. Боже, я проспала весь день.

Снаружи слышатся голоса. Устало поднимаюсь, выглядываю из-за шторы и вижу дюжину весело переговаривающихся всадников. Отпрянув, спешу к двери, она по-прежнему заперта.

Вдруг в наступившей тишине раздается оглушительное урчание – желудок требует пищи. Ну, правильно: за последние двадцать четыре часа я съела лишь несколько жалких снеков. Как можно быть такой легкомысленной! Берил велела не стесняясь идти есть в большой дом, но время ужина давно прошло, да и все эти незнакомцы снаружи не вызывают желания выходить.