Молодая женщина обняла его за шею. Поначалу робко и неуверенно, но потом так крепко, будто не собралась отпускать его от себя.
Дэниела потрясло знакомое ощущение ее близости и то, как доверчиво и стремительно отреагировала она на его прикосновение…
– Эй! – окликнула их Шейла. – Можно спросить?
Они стремительно отшатнулись друг от друга.
– Что? – отозвался Дэниел, стараясь, чтобы голос звучал ровно. Щеки его горели, дыхание было учащенным.
Шейла, возникшая на пороге комнаты, недоуменно взирала на взрослых.
– Китти спрашивает, правда ли ей можно пойти с нами в кафе прямо сегодня?
– Конечно, – ответил Дэниел. – Мы зайдем за ней. Я всегда рад твоим подругам.
– Здорово! – воскликнула Шейла и побежала договариваться с Китти.
Дэниел перевел взгляд на Трейси, которая стояла, опираясь руками о столик со швейной машиной. Щеки ее были неестественно алыми.
– Слушай, – нарочито спокойно обратился к ней Дэниел, – ничего страшного, что Шейла застала нас целующимися. Ведь мы – ее родители.
– Да, конечно.
Она отозвалась ровным голосом, в котором не звучало никаких эмоций. Магия момента была разрушена. Несколько секунд близости только подчеркнули то расстояние, которое разделяло их теперь.
Дэниел вздохнул. Да, Трейси была добра к нему и держала слово, помогая сблизиться с дочерью. Тело ее еще помнило о прежней любви и невольно тянулось к нему, но сама Трейси его не любит. Та девушка, которая была ему так дорога, исчезла навсегда.
– Дело не в Шейле, – будничным голосом объяснила Трейси. – Я на работе. В любой момент мог войти заказчик или кто-то из мастериц. Меня никто никогда не заставал в таком виде!
– Никто и никогда? – поразился Дэниел.
Свой первый год без Трейси он провел, встречаясь с кем попало и меняя женщин как перчатки, чтобы заполнить образовавшуюся в жизни пустоту. Но тщетно, никто не мог заменить ему первую возлюбленную. Ни с одной из многочисленных подруг он не испытывал в постели того, что испытал сейчас от простого поцелуя с Трейси. Отчего так?
Ответ пришел сам собой, но молодой человек поспешно открестился от него. Дэниел не желал ничего знать о своих чувствах! Здесь и сейчас имелись более насущные проблемы, которые следовало решать. Он общается с Трейси только ради дочери, не больше и не меньше. А то, что некогда было меж ними, осталось в прошлом.
Однако еще один вопрос не давал Дэниелу покоя, как он ни стремился от него отделаться. Хорошо, что прошло, то прошло, но нельзя ли попробовать построить что-нибудь новое?
– Да, ни дочь, ни сослуживицы не заставали меня целующейся с мужчиной, – чопорно повторила Трейси.
– Значит, ты не приводишь своих поклонников домой?
– Поклонников? – Трейси горько усмехнулась. – У меня не было времени на то, чтобы заводить поклонников!
В общем-то у Дэниела тоже не было бы времени на интрижки, если бы он не пытался его изыскать. Он вспомнил, что в тот первый безумный год работал как проклятый, а кроме того, завершал учебу… Однако всегда изыскивал часок, чтобы встретиться с очередной девушкой. Без этого он просто не мог: сразу начинал думать о Трейси и страдать.
– Но ведь прошло семь лет, – заметил Дэниел тихо. – Не может быть, чтобы у тебя отсутствовала всякая личная жизнь.
– Конечно, у меня была личная жизнь. Она и сейчас есть. Моя личная жизнь – это Шейла.
– Я имею в виду другое. Неужели ты не встречалась с мужчинами?
– Встречалась. У Лоренса есть племянник Стив, он навещает дядю примерно раз в полгода. И всякий раз по приезде уговаривает меня отобедать с ним в ресторане. Однако, после того как во время первого же совместного обеда он полез ко мне целоваться, я предпочитаю общаться с ним только в присутствии Лоренса.
– И это все?
– Еще несколько раз я встречалась по деловым вопросам с Дюком Синклером, адвокатом. Он недавно женился на моей подруге Лорель. До этого, правда, делал попытки ухаживать за мной. Но я дала ему понять, что не желаю подобных отношений, и мы остались приятелями… Вот, пожалуй, и все мои романтические приключения за эти годы. Меня нельзя назвать рекордсменкой, не так ли? Наверняка у тебя их было куда больше после того, как ты расстался с Ханной.
Дэниел не особенно желал обсуждать свои «приключения», но он устал от постоянного упоминания Ханны.
– Сколько можно повторять, что между нами ничего не было? Да, мы знали друг друга с детства. У Ханны были такие же холодные и строгие родители, как у меня. Таким образом, мы оказались товарищами по несчастью. И все. Никакой романтики!
Трейси грустно кивнула…
– Никакой романтики, кроме помолвки…
– И это я тебе тоже объяснял сотни раз. Помолвку устроили в деловых целях наши родители. Нас с Ханной даже не предупредили.
Дэниел в отчаянии взъерошил свои светлые волосы. Он ужасно хотел, чтобы Трейси наконец поверила ему. Неужели это так трудно?
– Наверное, я слишком глупа для подобных вещей. Я не понимаю брака во имя деловых целей… Так же, как никогда не понимала, почему ты полюбил меня.
– Потому что ты была особенной. Да ты и сейчас такая! Потрясающе стойкая – и при этом нежная и удивительная.
Трейси рассмеялась, но это был горький смех. Ничего общего с беззаботным хохотом той девушки, которую Дэниел когда-то любил.
– Я не шучу, – серьезно сказал он. – Я знаю, каково тебе приходилось, пока был жив твой отец, но ты никогда не опускала рук. Когда люди говорили о нем в твоем присутствии, ты отвечала им тем самым взглядом.
– Каким взглядом?
– Твои глаза говорили: «Я ничего не могу поделать со своим отцом, но я – не он. Я самостоятельный человек, и попробуйте сказать, что я не пытаюсь вести себя наилучшим образом». Ты носила свою независимость и внутреннюю свободу, как королевскую мантию, и никто не мог лишить тебя ее.
Трейси смотрела мимо него.
– Никакая внутренняя свобода не меняла того факта, что я происхожу из самой презираемой в городе семьи. Все равно для всех я оставалась «дочкой пьяницы Мелоуна».
Дэниел взял ее за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза.
– Только не для тех, кто тебя знал. Для них ты была просто Трейси. Красивой, умной и доброй девушкой. И хотя многое изменилось, это осталось неизменным. Ты по-прежнему красива, умна и добра. Взять хотя бы то, что ты сделала для меня сегодня…
– Ничего подобного. Ты все сделал сам, – возразила она.
– Все равно спасибо.
– Всегда рада помочь.
Трейси явно чувствовала себя неловко от всех этих комплиментов, поэтому Дэниел предпочел сменить тему. В конце концов, сегодня у них был праздник: дочь впервые назвала его папой!
– Послушай, я хотел спросить тебя кое о чем…
Но он не успел договорить, потому что в этот миг дверь распахнулась и на пороге предстали три женщины. Они были разных возрастов, но их объединял яркий блеск глаз и нарядная одежда, по-видимому сшитая на заказ.
– Ну я же говорила, что у Трейси тут кавалер! – заявила старшая из трех, с высоко взбитыми седыми волосами.
Остальные заулыбались. Седая женщина выступила вперед.
– Здравствуйте, молодой человек, меня зовут Анджела. Анджела Линдсей. Мама всегда утверждала, что имя – это все, что во мне есть небесного. Моя матушка была настоящей леди, тихой и тактичной, и никогда не вела собственного дела. А я пошла в отца… Или, возможно, времена изменились и теперь женщине дозволяется быть самостоятельной без того, чтобы заслужить репутацию эмансипированной. А вы-то кто, мистер, если наша Трейси позволила вам себя поцеловать?
Боже, значит, Трейси была права и их видели целующимися! – ужаснулся Дэниел.
Вторая женщина, чуть помоложе, огненно-рыжая и гренадерского роста, смущенно кашлянула. Анджела тут же обернулась к ней.
– Познакомьтесь, эта красавица – Рита Гарланд. Она флористка. А третью зовут Лаванда, она работает в камере пыток.
– В камере пыток?
– Я потомственная дантистка, – недовольно отозвалась Лаванда, самая молодая из трех. Хочу сразу дать вам совет: не принимайте всерьез ничего из того, что скажет вам Анджела. Если она говорит, что на улице солнечно, смело надевайте калоши и берите зонтик.
