— Послушайте, Жанна, все заставляет меня надеяться, что предприятие, которое я задумал, удастся. Но скажите мне, не стали ли вы теперь, когда прошло столько времени, относиться к смерти дочери несколько хладнокровнее? Ответьте мне как брату, не утешились ли вы хоть немного? Это небольшое довольство, которое я имел счастье вам доставить, не примирило ли оно вас с действительностью? Не думаете ли вы, что однажды настанет час, когда вы настолько свыкнетесь с мыслью об этой смерти, что она не будет уже мучить вас так жестоко? Вспомните, сколько вы видели горя, сколько слез пролили, но слезы высыхали и горе мало-помалу забывалось…

Женщина внимательно посмотрела на доктора и, покачав головой, проговорила:

— Вы не можете вернуть мне мою дочь.

— Напротив, я думаю, что могу.

— В таком случае, почему же вы допускаете мысль, что мать умершего ребенка может утешиться?

— Итак, вы все еще надеетесь?..

— Я до такой степени уверилась в том, что снова увижусь с Терезой, что, если вы ее не воскресите, я умру и мы все равно воссоединимся; только в этом случае не она ко мне вернется, а я переселюсь к ней.

— Хорошо, — произнес доктор, вставая.

— Послушайте, — взмолилась женщина, падая перед ним на колени, — заберите у меня все, что вы мне дали, прикажите мне рыть землю собственными руками, работать целыми ночами, сносить ужаснейшие страдания, умирать от голода и жажды, я сделаю все!.. Только верните мне мою Терезу.

— В таком случае молитесь Богу, потому как я считаю, что невозможно сделать больше, чем я уже сделал.

— И вы все еще надеетесь?

— Да.

В городе поговаривали, что Жанна беспрестанно молилась Богу до того самого дня, когда доктор Серван должен был вернуть к жизни ее дочь. Наконец этот день наступил.

VI

В то утро, на которое был назначен опыт, ожидаемый всеми с таким нетерпением, доктор Серван отправился к Жанне. Когда доктор вошел в комнату, мать Терезы так усердно молилась, что даже не услышала его шагов. Серван медленно подошел к женщине и с участием положил руку ей на плечо. Та вздрогнула и, узнав доктора, поцеловала его руку. С беспокойством глядя на него, она будто спрашивала: «Не за тем ли вы пришли, чтобы сказать, что не сможете оживить мою дочь?»

— Сядьте, — сказал доктор, взяв стул, — и выслушайте меня.

Та покорно присела, не произнося ни слова.

— Жанна, — продолжал доктор, — поверили ли вы моему обещанию?

— Да, — прошептала она, но услышала в вопросе некоторое сомнение.

— Верите ли вы в то, что я проявляю в вас искреннее участие и всей душой сочувствую вашему горю?

— Да.

— Уверены ли вы в том, что я не шутил с вами и употребил все усилия, чтобы вернуть вам Терезу?

— Да… Итак?

— Я хотел быть твердо уверен в этом, прежде чем мы отправимся на кладбище.

— Мы пойдем туда?

— Да.

Женщина облегченно вздохнула, и на ее губах заиграла улыбка.

— Зачем мне нужно было говорить то, что вам и так известно?

— Я хотел быть уверен, что вы меня простите, если я потерплю неудачу.

— Что вы такое говорите?!

— Через несколько минут я на ваших глазах совершу то, чего до сих пор никому еще не приходилось делать. Потому может статься, что я не сумею с этим справиться.

— Вы не вполне уверены в том, что воскресите Терезу?

— Я обещаю вам, что сделаю все возможное. Но я не готов отвечать вам за то, что Тереза будет жить, хотя и говорю вам твердо, чтобы вы надеялись.

— Однако вы мне обещали… — произнесла бедная мать, бледнея все больше по мере того, как ее покидала надежда, поддерживавшая ее в продолжение последних трех месяцев.

— Я могу сказать вам следующее: вероятность того, что мне все удастся, весьма велика, но на все воля Божья.

— О, вы мне не это говорили! — воскликнула Жанна и, опустив голову, разрыдалась.

— Чтобы победить горе, мало было одной надежды, — ответил доктор Серван, — ваше сердце не удовольствовалось бы ею, ему была необходима уверенность. Сегодня торжественный день, сегодня вы должны быть тверды, ведь вы ждали этого дня и верили, и сегодня я обязан вам признаться, что сомневаюсь в своем знании, подобно любому человеку, который что-то изобретает сам. Я обещаю вам, что ваша дочь улыбнется, я отвечаю вам, что она откроет глаза, чтобы взглянуть на вас, я клянусь, что она встанет из могилы и протянет к вам руки. Но помните, ни один человек прежде не был способен на такое. Я не могу ручаться, что жизнь, возвращенная Терезе на одно мгновение, продлится долго. Но, надеюсь, если вам придется вернуть земле то, что вы ей однажды уже отдали, вы меня не проклянете.

— Пойдемте же, — проговорила в ответ Жанна. — Я так крепко сожму ее в своих объятиях, что биение моего сердца заставит биться и ее сердце, и Бог, при виде моего счастья, оставит мне дочь.

— Пойдемте, — кивнул доктор.

Жанна обняла мальчика, игравшего на своей постели, и сказала ему:

— Сложи ручки и прочитай молитву, которой я тебя научила. Все готово к тому, чтобы принять ее, — продолжала она, уже обращаясь к доктору и показывая ему комнату Терезы, красиво убранную и надушенную.

— Пойдемте, — повторил Серван.

— Послушайте, — сказала Жанна, останавливая доктора на пороге, — вы видите, я на все решилась, жизнь моя зависит от того, что вот-вот должно произойти. Если опыт, который вы сегодня проведете, не удастся, могу ли я по крайней мере надеяться, что вы повторите попытку вернуть мне Терезу?

Доктор колебался.

— Отвечайте, — настаивала женщина. — Но помните: обманывая, вы убиваете меня.

— Этот опыт не повторится.

— Так пойдемте! — вскрикнула несчастная, и глаза ее лихорадочно заблестели.

— Жанна, — обратился доктор к бедной женщине, взяв ее за руку, — обещаете ли вы мне, что ни в каком случае не посягнете на свою жизнь, если опыт не удастся?

— Зачем же мне на нее посягать, если я знаю, что и без того умру?

— Если у меня не получится вернуть вам дочь, я хочу заставить вас забыть ее, — продолжал доктор, глядя на мать Терезы.

— О, у вас никогда не было детей! — воскликнула женщина. — Пойдемте же, пойдемте скорее!

— Жизнь определяется не только одними привязанностями. Вы еще не так стары, чтобы перестать надеяться на счастье. Вы будете моей сестрой.

Жанна, будто не услышав слов доктора, спросила:

— Вам нужно зайти домой?

— Нет. Ивариус ждет меня на кладбище.

— Тем лучше.

Несмотря на то что погода стояла сырая и холодная, крупные капли пота катились по лицу Жанны.

— Вы переселитесь ко мне, — продолжал доктор, — и мы с Ивариусом возьмем вас на попечение. Вы сами были несчастны, а потому вам будет приятно делать добро для других несчастных. Благодеяния, которые мы совершаем, утешают нас в величайшей печали. Я на двадцать пять лет старше вас. Когда я умру, вы с Ивариусом разделите мое наследство. Вот увидите, вы еще будете счастливы!

— Наконец-то мы пришли! — проговорила Жанна, не слушая доктора.

У ворот кладбища собралось много любопытных.

— Чего хотят эти люди? — спросила бедная женщина.

— Посмотреть.

— Справедливо, ведь для них это просто зрелище, подобное другим. Впрочем, отчаяние матери не такая уж редкость и не заслуживает внимания. Они будут мешать вам, доктор?

— Нет.

— Войдем же поскорее…

При виде доктора и Жанны толпа почтительно расступилась, а потом бросилась вслед за ними на кладбище, которое до прихода доктора было для всех закрыто. Только для одного Ивариуса сделали исключение.

Для жителей маленького городка это был важный день. Повсюду только и говорили, что об этом происшествии, и различные предположения, которые мы уже обозначили в одной из предыдущих глав, должны были теперь или подтвердиться, или оказаться неверными. Жители города С. не отличались особенной образованностью, и потому их гораздо больше занимал сам результат, нежели вопрос науки. Кроме того, из тщеславия они хотели говорить всем, что именно в их городе жил человек, сотворивший чудо; однако три четверти из тех, кто в первую очередь стал бы так говорить, ревностно желали, чтобы опыт не удался. Странно, заметим мы мимоходом, что на свете весьма мало людей, желающих успеха человеку, который замышляет великое дело. Достаточно вспомнить, в какой нищете жили и умирали многие великие новаторы.