— Перекосил, — прохрипел мастер виновато. — Рука дрогнула. В переплавку?

Это был десятый топор — если начнём выкидывать каждую ошибку, не успеем.

[Анализ: Деформация стенки проушины.]

[Решение: Осадка на оправке с локальным нагревом слабой зоны.]

— Нет, — я положил руку на потемневшую сталь. — Спасаем.

Закрыл глаза и сосредоточился — «Внутренний Горн» отозвался гулом. Направил сфокусированный луч жара через ладонь, в тонкую стенку. Металл мгновенно покраснел, потом пожелтел, став мягким, в то время как остальная часть топора оставалась тёмной и жёсткой.

— Оправку!

Бульдог, не задавая вопросов, вогнал в отверстие штырь.

— Бей! Сюда! — указал пальцем на перегретый участок.

Мастер ударил — металл, послушный молоту, поплыл, заполняя пустоту и выравниваясь. Стенка снова стала толстой.

— Давай дальше! — крикнул и побежал дальше.

Проблемы нарастали, как снежный ком.

Угленосы не справлялись — Финн и его команда старались изо всех сил, но их было мало, а горны ревели, пожирая топливо с невероятной скоростью. Финн метался между Ямой и цехом, чёрный как чёрт, с выпученными глазами.

— Кай! Уголь дрянь пошёл! — крикнул мне на бегу, опрокидывая тачку у Третьего ряда. — Звонкий кончился сверху! Приходится копать глубже, а там завалы!

— Копайте! — подбодрил я. — Берите всё, что звенит! Если надо — лезьте в глубину! Ульф! Помоги разгрести завал!

Детина, который до этого добросовестно патрулировал, сорвался с места — бычья сила там нужнее, чем здесь.

Через часа два сделали тридцать штук — это было много, но я выдыхался.

«Внутренний Горн», который поначалу казался бездонным, начал мелеть — черпал из него слишком щедро. Каждое «Огненное Касание», каждый «Импульс Кузнеца», которым правил кривые лезвия на холодную (БАМ! — и искривлённое лезвие выпрямлялось со звоном, пугая мастеров), — всё это стоило дорого.

На сороковом топоре меня накрыло.

Бежал к Четвёртой группе к закалочным ваннам — у бочки стоял молодой парень, готовый погрузить клинок в воду.

— Кай! Ждём Ци твою!

Подбежал, положил руку на клещи, привычно потянулся к резерву внутри и наткнулся на пустоту — горн опустошён, лишь жалкие угольки тлели на дне. Я вычерпал всё, и даже пополнение в процессе не помогало.

Паника кольнула сердце — если не волью Ци, закалка пройдёт как обычно. Топор будет хорошим, но не тем самым — Брандт увидит разницу.

— Жди! — хрипло выдохнул перед собой.

Развернулся к ближайшему рабочему горну — тот ревел, изрыгая пламя. Нужно экстренно заправиться.

Шагнул к огню, игнорируя жар, опаляющий брови. Глубокий вдох — я не просто дышал, а пил огонь, заталкивая раскалённую энергию жадными глотками. Это как глотать расплавленный свинец — меридианы, не привыкшие к такому, затрещали.

[Внимание! Экстренное поглощение!]

[Риск перегрева каналов: 40%.]

[Статус: Резерв восполнен на 15%.]

Хватит.

Шатаясь, отпрянул от горна. В глазах плясали круги, во рту чувствовался привкус пепла и крови.

— Давай! — схватил клещи парня.

Импульс!

Топор вспыхнул, вода взорвалась паром. Есть — сорок первый готов.

Но это был звон похоронного колокола — я не железный и не бесконечный.

Работа превратилась в адский марафон — уже не бегал, а метался, как загнанный зверь. «Кай, проушина!», «Кай, лезвие повело!», «Кай, уголь!», «Кай, закалка!».

Имя звучало в цеху чаще, чем удары молотов. Я был везде — правил, грел, вдохновлял.

— Мастер Гуннар! Левее бей, левее! Уходит металл!

— Финн! Где дуб⁈ Это что за труха⁈

— Парни, держите темп! Ещё немного!

Использовал Систему на износ — та работала без перерыва, подсвечивая дефекты ещё до того, как те становились фатальными.

На пятьдесят пятом топоре случилась катастрофа.

В третьем звене, где тянули шипы, у одного из кузнецов лопнули клещи. Раскалённая заготовка вылетела и ударила в ногу молотобойцу — запах палёного мяса и крик боли перекрыли шум цеха.

Цепь встала. Мужики побросали молоты, кинулись к нему.

Я подскочил к раненому — ожог сильный, но не смертельный. Кость цела.

— Несите его к Гансу! Ульф! — нашёл взглядом вернувшегося гиганта, который стоял растерянный с тачкой угля. — Бросай тачку! Вставай на его место! — Ты бил, когда делали первый. Ты помнишь!

Шестьдесят. Шестьдесят один…

Я уже не чувствовал своего тела — был просто трубой, через которую текла Ци и огонь. Делал экстренный забор у каждого второго горна, сжигая себя изнутри — кожа стала горячей и сухой, а глаза, наверное, светились в темноте.

Шестьдесят пять.

Мы сложили их в штабель — шестьдесят пять идеальных топоров, каждый из которых нёс искру силы. Мужики видели, что мне не очень хорошо, но молчали.

— Дальше — прохрипел я, опираясь на наковальню, чтобы не упасть. — Ещё немного, мужики…

[ВНИМАНИЕ! Критическое истощение резерва.]

[Перегрузка меридианов: 92%.]

[ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: Немедленно прекратить принудительную циркуляцию Ци!]

[Риск: Термический ожог внутренних органов, разрушение «Внутреннего Горна», полная потеря способности к культивации.]

Синие буквы вспыхивали перед глазами сигналом тревоги.

Вот же дерьмо… Только шестьдесят пять топоров, а я уже пуст — сухой, как выжженная трава. Как создать ещё тридцать четрые настолько же отличных орудий, если не осталось Ци?

Мысль билась в черепной коробке, как перепуганная птица в клетке, на которую наставили ружьё.

— Да на тебе уже лица нет, парень! — прогудел кто-то рядом.

Ко мне подошёл один из кузнецов Второй группы — мужик с круглыми глазами и мокрыми чёрными волосами, прилипшими к черепу.

Чувствовал, как пот не просто течёт, а льётся с меня, пропитав одежду насквозь, превратив в мокрую тряпку.

Работа потихоньку вставала. Стук молотов затихал, сменяясь тревожным шёпотом.

— Не, выдохся пацан… Всё, спёкся, — донёсся тихий, но отчётливый голос. — Слишком много на себя взял. Надорвался.

Может, и вправду? Может, слишком поверил в себя? Решил перевернуть каменный мир за одну смену?

В памяти всплыл тот самый день, тот пожар — вдруг понял, что тогда погиб ровно по той же причине — гордыня, желание спасти всех, когда даже мои парни кричали в рацию: «Уходи! Сейчас всё к хренам рухнет!». А я полез и рухнуло, хоть и успел вытащить того пацана.

Опустил голову, глядя в каменный пол, на который струился пот, смешиваясь с пылью.

— Эй, пацан… — тяжёлая рука легла на плечо. Узнал голос старика Гуннара. — Тебе бы отдохнуть. Присесть, может, а? Ты дрожишь весь.

Лицо действительно сводило мелкой судорогой. С трудом поднял голову — десятки пар глаз смотрели на меня — в них была смесь сочувствия, жалости и лёгкого разочарования.

Или показалось? Может, спутал его с собственным страхом? Может, мужики сами так загорелись идеей сделать невозможное, утереть нос Брандту, а теперь понимали, что сказка кончилась? Что чудо-мальчик сломался, и дальше так продолжаться не может?

Видел, как кузнецы грузно вздыхали, опуская плечи — надежда уходила из их глаз.

Я с трудом разогнулся, не выдержав, тяжело осел на наковальню — сил стоять не было. Жадно хватал ртом раскалённый воздух, но тот не приносил облегчения.

— Кай устал… — раздался печальный бас Ульфа где-то слева.

Перевёл на того затуманенный взгляд — здоровяк стоял, опустив кувалду, и смотрел с чистым состраданием.

— Похоже, что так, старина… — прошептал едва слышно. — Похоже, что так.

В цеху повисла тишина — стук молотов смолк, слышались сухие хлопки огня в горнах да гудение механических мехов, равнодушное к моей неудаче.

— ДА ЧЕГО ВЫ РАСКИСЛИ, КАК БАБЫ НА ПОХОРОНАХ, МУЖИКИ⁈

Громоподобный окрик разорвал тишину.

Все как по команде обернулись — это был Бульдог. Мужчина вышел вперёд, а глаза, обычно потухшие и усталые, горели новым огнём. Лысая голова блестела от пота, толстые брови нависли над глазами.