От приятных мыслей о своей родине его отвлек чих.
— Апчхи!
Прижав платок к своему длинному носу, Гоголь от души высморкался. Еще и простуду не хватало подхватить!
Автомобиль уже час несся то по одной дороге, то по другой. Гоголь постоянно проверял телефон, но тот молчал. Агенты прошаривали каждый камень в радиусе двухсот километров, но никаких ни Толстого, ни его сообщников никто не мог обнаружить.
Они как в воду канули!
— Терпение, — твердил себе Гоголь. — Как говорила маменька: терпи, казак, атаманом будешь… А если не будешь, то все равно терпи. Рано или поздно, его труп проплывет мимо…
Вот Гоголь и терпел. Рано или поздно их обнаружат. И тогда…
— Апчхи!
Вдруг телефон ожил — звонила разведка. Он тут же взял трубку.
— Слушаю… Нашли⁈ — и он улыбнулся. — Как далеко? В самом деле?.. А что там? Ага… Двигайтесь к точке и окружайте их. Берите всех. Я сказал ВСЕХ!
* * *
Рагу получилось на славу.
— Красота! — и Федор потянулся к котелку, за что тут же получил по лбу половником. — За что⁈
Толстой погрозил ему кулаком.
— За дело! Получишь последним, раз уж ты, Федя, помешал мне убить Петра Первого!
— Но я же… Да, понял я, понял, полож уже этот чертов половник!
Все уже расселись за столом — подальше от Федора с его последней «выжившей» закруткой. Выглядела она так, будто в ней находились чьи-то давно протухшие мозги.
Дверь в подвале оказалась заперта, а открывать ее прямо сейчас я особо и не рвался, если честно. Мало ли мне что ли незакрытых гештальтов? А тут еще одна загадка!
— И не говори. Старых целый список, — сказала Лора, показал мне целый список из пары сотен позиций. — И это только свежие.
Дункан присела за стол последней.
— Доча, руки мыла?
— Да, папа, мыла! — прошипела она. — И убери эту банку подальше, пожалуйста!
Мне положили первому. И не успел я взять ложку, как раздался голос Лоры:
— Миша, Булат вошел в наше воздушное пространство. Будет через пять…
Я закатил глаза. Ну самое время!
— Четыре…
Толстой же наполнял наши тарелки, приговаривая:
— Держи тарелку, Данила, крепче! А ты не тянись, индюк, — это он Федору, — все равно получишь свое последним!
— Три…
— А ты чего глаза опустил, Есенин? Стыдно? — бухтел Толстой как бабка. — Давай сюда свою тарелку! Ты-то руки мыл?
— Два…
— Ох, плохое время он выбрал, чтобы приземлиться, — сказал я, с тоской поглядывая на котелок в руках Толстого.
— Миша, ты чего нос повесил? Думаешь, я тебе бурду какую-то предлагаю? — покачал головой Лев Николаевич, наложив мне еще немного. Снаружи же еле-еле слышался вой «пикирующего» чудо-коня. — Ха, не знаешь ты Толстого! Пальчики оближешь, когда… Так, это что за звук⁈
Вдруг снаружи раздался грохот, да такой сильный, что дом буквально подскочил. Со стола все рухнуло на пол, вместе с самим столом, который перевернулся. Вся наша уборка пошла псу под хвост. Как и рагу, в общем-то. Свои порции удержал Толстой, и, как ни странно, Данила. Закрутка Федора, естественно, тоже не пострадала.
— Это что за?.. — и глаза Толстого вспыхнули как электросварка.
Все тут же бросились к оружию, а я поднял руки.
— Спокойно! Свои!
И в подтверждение этого открыл окно — в дом тут же залезла огромная лошадиная голова. Заняла она почти всю комнату.
— Сниф-сниф… Чем это у вас тут так вкусно пахнет? — спросил Булат, раздувая ноздри. Ответил ему грохот — охреневший Данила таки упустил свою тарелку.
— Рагу… — простонал он. И тут же получил подзатыльник от Толстого.
— Говорил же, крепче держи!
Мы вышли наружу, и Толстой, покачав головой, похлопал Булата по холке.
— Тебе, друг, не помешает колокольчик на шее. Или умение плавно снижаться.
Конь фыркнул.
А вот Дункан с Антоном смотрели на него во все глаза. Пришлось их наскоро познакомить, а то, глядишь, подумают, что умерли под метеоритом, а этот гигантский конь это какой-то демон из иного мира.
— Значит так, — сказал я, осмотрев всю компанию. — Раз Булат тут, он сможет перекинуть кого-нибудь на Сахалин. С документами. Но только одного.
Все переглянулись.
— Я пас, — сказал Антон, с замиранием сердца поглядев на коня, а затем и на звездное небо. — В самолетах меня всегда укачивает.
— Я тоже, — сказал Федор. — Никогда не умел ездить верхом.
Онегин покачал головой и скромно отошел в сторону. Толстой же посмотрел на Булата, а тот почему-то попятился.
— Нет, — сказал конь. — И не спрашивайте, почему.
Лев Николаевич фыркнул, но раскрывать «секреты прошлого» не стал.
Дункан с Данилой тоже отказались, а я не мог лететь, потому что иначе остальные не смогут выбраться из Империи. Что ж, пришлось бросать жребий. Я вытянул кулак с зажатыми спичками.
— Тянем! — и сунул его Дункан.
Оно и вытянула короткую спичку.
— Серьезно⁈
Я кивнул. Конечно, о том, что короткими были все спички, пришлось скромно умолчать.
— Видимо, тебе придется стать героем, — и я хлопнул ее по плечу. — К тому же ты говорила, что документ очень важен и ты должна передать его Романову лично в руки? Все же ее слышали?
Остальные закивали.
— Вот и лезь с ним на спину коню. Он доставит тебя на Сахалин за пару прыжков.
Конь охотно кивнул.
— Как? Прямо по небу?.. — и она с сомнением посмотрела на Булата.
— Ты сомневаешься во мне? — фыркнул конь. — Хочешь, чтобы я снова прыгнул?
— Нет! Но… Я боюсь высоты…
Мы все посмотрели на Дункан будто впервые ее увидели. Она вжала голову в плечи.
— Серьезно? — протянул я.
Мигом покраснев, она кивнула.
— Всегда ненавидела летать…
Булат снова фыркнул.
— Я тебе что, пегас⁈ Я не летаю, я прыгаю! Не успеешь сказать слово «овес», как окажешься на месте. Только оденьте ее потеплее.
Следующие двадцать минут мы переворачивали дом на предмет шуб, теплых штанов, носков и всего, что может согреть нашу героиню.
— О, помню эти портки! — кивнул Толстой, вытаскивая из кладовки какие-то латаные-перелатаные рейтузы. — Я в них еще мальцом бегал от ледяных великанов по Дикой Зоне. Золотое было время! Интересно, откуда они у Володи?..
И он встряхнул их с крыльца. В воздух поднялась целая туча пыли.
— Надевай! — и сунул их Дункан. — С начесом!
Та, конечно, надела — а за ними еще в три слоя штанов, свитеров, носков и две шубы с валенками — но без особого удовольствия. Довершили образ героини рукавички на веревочках, три толстенных шарфа и шапка-ушанка, привязанная пушистой шалью. А еще очки-авиаторы, которые нашел Федор.
— Интересно, откуда это у Володи?.. — задумался Толстой. — Или это Фанерова?
И вот Дункан была готова. Намотано на ней было столько, что она едва могла ходить.
— Я помогу! — и Толстой, взвалив эту «капустку» на плечо, потопал к коню. — Чего хнычешь, как маленькая! Так… — и он задумался, покрутив героиню так и эдак. — Где тут ноги?.. А вот!
Посадив Дункан на спину коню, Толстой похлопал в ладоши.
— Доченька, только держись крепче! — прыгал вокруг них Федор. — И дыши носом!
— Ну папа!
— Держись за гриву, дуреха! А то сдует ветром!
— И дыши носом!
Дункан вцепилась в коня как в спасательный круг. Набросив ей на плечо сумку с документами, я отошел на несколько шагов назад.
— Булат, доставишь ее на Сахалин, — сказал я. — Мы выберемся сами. Понял?
Конь кивнул.
— Думаю, второй раз мне сюда ход заказан, — сказал он. — Меня и так пытались сбить. К тому же я чуял как меня магически сканировали.
— Вот и не вылезай больше с Сахалина. Давай! Ася, держись!
— Держусь…
И присев, конь сорвался с места. Через секунду он превратился в точку в небе.
Я же обратился к Лоре:
— Нужно максимально блокировать любой след Булата. Не жалей Болванчика!
— Принято!
И за ним сорвались мои ПВО-детальки. Толстой еще провожал летящего по небу Булата, приставив ладонь ко лбу.