— Ола! Физкульт-привет глазам и ухам генерала Дугласа! — крикнул Лёха, не удержавшись от подколки.

Григорий Тхор обернулся, сверкнув на солнце двумя шпалами в петлицах, и вдруг расплылся в улыбке — широкой, искренней, по-русски бесхитростной. Через секунду он уже шагнул навстречу и полез обниматься так, будто они не дважды пересекались когда-то в Испании, а сидели рядом на горшках в одном детском саду.

Русская душа — странная штука: стоит увидеть знакомое лицо где-нибудь на краю света — и всё, уже кажется, что родные. Неважно, что знаешь о человеке всего-то прозвище да обрывок анекдота, услышанного сто лет назад. Главное — он не чужой. И вот уже протягиваешь руку, смеёшься, будто встретил двоюродного брата, а не попутчика с другой войны.

— Привет водоплавающим! Какими судьбами? Почему без аккордеона? — радостно крикнул Тхор, хлопнув Лёху по плечу. — А я уж думал, ты где-то между Альбасете и Картахеной в небе потерялся.

Лёха усмехнулся:

— Не дождётесь.

Из разговоров выяснилось, что Григорий Илларионович теперь не просто лётчик, а заведует всем местным перегонным царством.

— Готовность у нас по плану через две недели, — сказал Тхор, чиркнув спичкой и затягиваясь с видом человека, который точно знает, сколько им ещё требуется времени. — Болтаться тут без дела тебе, я думаю, не по нутру.

Лёха хмыкнул, сунул руки в карманы и глянул в небо, где лениво тянулись облака.

— Верно подмечено. У меня от безделья мотор с перебоями стучит и глохнет.

— Ну вот и славно. Расскажешь нашим ребятам, как оно там — на той стороне? Поделись опытом. В списках тебя, понятно, нет — раз уж ты отметился там. Но хочешь — возьму вторым номером со стрелком, ну и запасным пилотом, конечно.

Лёха усмехнулся, но мозг его уже прикидывал путь.

— Расскажу, конечно. Только ждать две недели, а потом лететь, скрючившись у ног стрелка в СБ, — это не совсем то, о чём я мечтал всю жизнь. А ещё какие-то варианты есть?

Тхор почесал затылок, будто собирался сказать что-то серьёзное, но в уголках губ мелькнула привычная ирония.

— Есть. Видишь вон того пузатого красавца из ГВФ? АНТ-9. Они уже неделю как тут на заводе ремонтируются. Вроде завтра перелетают на свой гражданский аэродром, а затем идут на Улан-Батор. А там уже китайцы на своих ТБ-3 летают чаще, чем к нам почтальон заходит. Если договоришься — через пару-тройку дней будешь уже в Ланьчжоу.

Лёха покосился в ту сторону, где под солнцем сверкала серебристая тушка пассажирского самолёта, который, казалось, выпал из другой эпохи. Пузатый, с верхним крылом, тремя небольшими моторами, с добродушной мордой и большим фонарём кабины — он почему-то напоминал Лёхе помесь Ю-52 и ещё не созданного Ан-2.

— Трёхколёсный велосипед!

— Илларионович, спасибо за наводку, увидимся, — сказал он, хлопнув товарища по плечу. — Пойду гражданский флот очаровывать!

Через пять минут наш герой нарисовался у престарелого пассажирского борта.

— Люди! Ау! Есть кто живой⁈

Из двери пассажирской кабины, чуть позади крыла, появился молодой пилот с лихим чубом и сияющей улыбкой.

— Орлов. Иван, — представился он, крепко пожав руку.

Рядом с самолётом, на промасленном чехле, стояли аккордеон, гитара и мандолина. Картина напоминала не аэродром, а гастрольную площадку перед выходом на сцену.

— Целый оркестр, — усмехнулся Лёха. — Гармошка, две балалайки, и обе неправильные.

— Это у вас, товарищ, медведь не только на ухо, но и на глаз наступил, — с достоинством парировал Орлов. — Гармошку от благородного аккордеона отличить не можете. Играть научитесь — заходите в наш хор имени Большого театра.

— Лучше возьмите до Улан-Батора, а я вам и на гармошке, и на балалайке сыграю! — не отставал Лёха.

— Если с погранцами договоритесь — милости просим.

Аккордеон был потёртый, меха шипели, но звучал он мягко, с хрипотцой, будто старый приятель. Лёха растянул меха, попробовал пару аккордов и усмехнулся:

— Замполитов нет? А то у меня, если есть — песни сбываются.

— Нет, чисто музыкальный состав, — сказал Орлов.

— Ну, тогда погнали!

Лёха был против воровства песен — даже из не написанного будущего. Если уж и пел что-то, то старался ни текстов, ни авторства не приписывать. Сейчас, перебирая меха старенького аккордеона, он тщетно пытался вспомнить хоть что-то подходящее — а в голову лез только Высоцкий и «Стюардесса по имени Жанна». Жанна, правда, никак не вписывалась в этот пыльный ангар и компанию мужиков в промасленных комбинезонах, с грязными руками и весёлыми лицами. Так что остался Высоцкий.

Он растянул меха, и из-под пальцев вылетели звуки, которых в этом мире ещё не существовало:

— Который раз лечу Москва — Одесса, Опять не выпускают самолёт…

— А вот прошла вся в синем стюардесса, как принцесса, Надёжная, как весь гражданский флот!

Голос Лёхи звучал неожиданно легко — с той самой хрипотцой и улыбкой, что остаётся, когда человек поёт не для сцены, а просто чтобы порадоваться.

— Отличная песня, товарищ! — раздалось за спиной. — Комиссар ЛИСа Потапенко.