В этот момент она заметила Манфреда, который замер рядом с контейнером с бутылкой шампанского в руке.

– Ну и ну! А что делаете здесь вы? – спросила она и улыбнулась. – Вы тоже живете в этом квартале? Вот это совпадение! – Она потрепала собаку за загривок и, уже не обращая совершенно никакого внимания на Манфреда, начала открывать один бак контейнера за другим.

Манфред размышлял, наблюдая за ней. Она уже увидела его. Если он отнимет у нее сейчас деньги, Аннемари будет знать наверняка, кто это сделал. Значит, ему придется ее убить. Но стоит ли дело того? И как потом забрать пакет, если рядом собака?

– Ах, ты здесь! – раздался женский голос позади Манфреда. Поздно! – А мы стоим у двери подъезда и ждем тебя. – Манфред обернулся. Регина Раак! Ее еще не хватало. Что ей-то здесь надо? – О, Манфред! Вот так сюрприз! – Регина протянула ему руку, он слегка пожал ее. – Вы приехали вместе? – Регина перевела взгляд с Манфреда на Аннемари.

– Вот уж чего не знала, – засмеялась Аннемари. – Он живет здесь!

«Регине Раак известно, где я живу, – подумал Манфред. – Что-то сейчас будет!»

– Здесь? – Регина бросила на него непонимающий взгляд.

– Нет. – Он медленно опустил бутылку. – Признаться, я хотел сегодня после обеда отметить с фрау Розер нашу сделку, но она была занята, и я приехал сюда, потому что надо бы все-таки отпраздновать…

– Правда? – Регина подозрительно посмотрела на него.

– Да… – Манфред пожал плечами. – Но уж если совсем честно, вы мне просто очень понравились.

Цвет его лица не изменился при этих словах, чего нельзя сказать об Аннемари Розер. Такого с ней еще не случалось. Признание в чувствах возле мусорного контейнера.

– Но я же не звала вас, – заметила она.

– Я и сам не был уверен, что вы сразу же не выставите меня за порог. С одной стороны, я хотел удивить вас, с другой – сознаю, что делаю нечто необъяснимое. – Манфред потупил взор. – Но может, вы поймете меня?

– А может, ты хотел просто отнять у нее деньги? – Регина и Бобби внимательно и строго смотрели на него.

– Ты сошла с ума?! – воскликнул Манфред. – Зачем мне это делать? К тому же, – усмехнувшись, продолжил он, – тогда я должен был прийти с оружием, а не с шампанским!

– Оно хотя бы холодное? – Регина указала взглядом на бутылку.

– Теперь уже нет.

Аннемари откашлялась.

– Ну, тогда… – нерешительно проговорила она.

Бобби прижался к Регине, но не выпускал Манфреда из виду. Регина поглаживала его по мощной голове.

– Наша программа слегка изменится? – спросила она у Аннемари.

– Мы хотели немного погулять, – объяснила Аннемари в тот момент, когда Манфред сделал шаг назад.

– Я ни в коей мере не хочу нарушать ваши планы. – Он решительно протянул бутылку Аннемари. – Может, в другой раз. Вы охладите ее как следует. И выпейте вдвоем, как хорошие подруги. Аннемари поблагодарила его и кивнула:

– Да, потом…

Манфред поднял руки в знак прощания, повернулся и пошел к машине.

– Ну и каково твое мнение об этом! – осведомилась Регина, наблюдая, как Манфред садится в машину.

Аннемари прочитала этикетку на бутылке.

– Дорогой сорт. Я, честно сказать, такого никогда и не видела.

Гнев Манфреда выплескивался через край, когда он заводил машину. И надо было этой потаскухе, этой разрушительнице чужих семей появиться на его пути! Этой дуре, которая ничего путного в своей жизни не сделала. Он быстро тронулся с места. С каким удовольствием Манфред разбил бы по бутылке шампанского об ее голову и о голову этого чудовища, которое Регина притащила с собой. Вот уж точно, ничего бы от этого в их головах не изменилось. И что теперь? Ему пришлось ретироваться! Он, Манфред Бушельмейер, ростом сто семьдесят восемь сантиметров, весом восемьдесят восемь килограммов, директор крупнейшего супермаркета, успешный предприниматель, мужчина, полный сил, должен бежать прочь от двух женщин. В следующий момент он почувствовал сильнейший удар и услышал скрежет металла. Его бросило вперед, ремень безопасности впился ему в грудь и отбросил на спинку сиденья. Манфред больно ударился затылком о подголовник. Не понимая, что произошло, он находился в прострации и сидел некоторое время с закрытыми глазами. Затем начал приходить в себя. Оказывается, он въехал в затормозивший впереди автомобиль. Не заметил ни машину, ни светофор. Как же так, в этом квартале тоже есть светофор на пешеходном переходе? Да он никому здесь не нужен! Ярость снова начала закипать в нем. Манфред вышел и направился к стоящей впереди машине. Опять двадцать пять! Женщина за рулем! Уезжать было бы верхом глупости. Он начал что-то кричать ей через открытое окно, но дама не реагировала на его крик. Она взяла сотовый телефон, набрала номер, сказала что-то в трубку и потом вышла. Дама примерно возраста Манфреда, с короткими черными волосами, в джинсах и жакете.

– Полиция сейчас приедет, – заявила она, невозмутимо осматривая повреждения. На асфальте валялись осколки фар, капот машины Манфреда полностью смят, багажник машины, в которую он въехал, тоже серьезно поврежден.

– Похоже, сегодня не ваш день? – заметила она с издевкой.

Марион уже дома. Она ничего не хотела делать. Она не имела понятия, где Гюнтер. В душе ее страх и гнев. Дурные предчувствия охватили Марион, но она не могла сформулировать их. И с мыслями она тоже не могла собраться. До сих пор Марион четко и ясно представляла стоящие перед ней задачи, она была рядом с Гюнтером, опекала мужа, жила для него, делила с ним все проблемы, возникавшие у него на работе, заботилась о том, чтобы он, выходя из дома, всегда выглядел соответственно занимаемому в обществе положению, содержала дом в образцовом порядке, готовила. Марион довольствовалась ролью хорошей жены, имеющей, однако, свои принципы. Женское счастье состоит в том, чтобы помочь состояться мужу. Так воспитали ее в родительском доме, и именно такие отношения были между ее родителями. Марион всегда следовала родительским наказам: ее муж добился успеха, выглядит до сих пор прекрасно, в хорошей форме. Она была этим счастлива. На что еще можно надеяться?

Она вложила душу, чтобы подготовить и организовать юбилей Гюнтера. Это было всего четырнадцать дней назад, и за такое короткое время все развалилось в ее жизни; кажется, она потеряла точку опоры и не знала, для чего и зачем жить.

Марион сидела в большом кресле, и взгляд ее блуждал по стенам большой гостиной. А стоит ли вообще жить, спросила она себя, но, не успев углубиться в эти размышления, поднялась. Она воспитана на строгих принципах Католической церкви, и думать так – страшный грех. Рассуждать о себе самой – все равно, что обнаженной рассматривать себя в зеркале. Вспомнив исповедальное зеркало из детства, Марион открыла шкафчик, где хранились самые дорогие и изысканные напитки, и достала бутылку коньяка. Ничего подобного в это время она себе никогда раньше не позволяла.

Гюнтер удостоверился, что фундамент для его новой жизни стабилен, можно начинать строительство. Если на следующей неделе этот господин из Лихтенштейна приедет заверять сделку, пусть Марион радуется и тому, что он, Гюнтер, даст ей хоть что-то в качестве возмещения ущерба. С голоду она не помрет. Крепко пожав руку Клаусу, он сразу из машины позвонил Линде.

– С завтрашнего дня начнется новая жизнь, – сообщил Гюнтер, едва она сняла трубку.

– Как ты это себе представляешь? – поинтересовалась она.

– С завтрашнего дня весь мир у наших ног!

– Я по-прежнему ничего не понимаю.

Он рассмеялся:

– Ты все увидишь сама. Сегодня вечером я забью последний гвоздь. Ставь охлаждаться шампусик! – Поцеловав трубку, Гюнтер отключился.

Линда снова начала ходить по квартире. С тех пор как Гюнтер вторгся в ее жизнь, она не узнавала себя. Она что, двуликая? Или дошла до того, что готова изменить своим принципам?