Вид за окном категорически не радовал. На фоне соседних домов торчали обрезанные заботливыми коммунальными службами тополя, с которых уже пооблетела листва, сиротливо ёжились несколько ёлок, да какой-то мальчишка бесцельно пинал мячик на школьной площадке.

«Одна радость! Это не я должна просиживать в школе кучу времени!» – порадовалась Нина, которой страшно хотелось хоть чему-то порадоваться, видимо, из врождённого чувства противоречия.

Родительские собрания в этом году проводили срочно и почему-то вне привычного графика. Казалось бы… что могут сказать родителям в октябре месяце?

– Ну если бы это было только в школе ПП, я бы поняла! Крик «Спасите-помогите от Пашки и Полины» или что-то в этом роде… Но ведь у Мишки тоже назначили собрание, а ПП в Мишкиной школе точно не было, по крайней мере, я не слышала там о каких-то глобальных ужасах и разрушениях, – рассуждала Нина, советуясь с мужем, кто куда поедет. – Ты – к Мишке, а я – к ПП, благо мне их родители доверенности выписали.

– Жалко, что всё в один день! – покачал головой Владимир. – Лучше бы мне с тобой съездить… мало ли что… А ты у самих ПП спрашивала?

– Естественно! Уверяют, что они нынче тихие, примерные и вообще почти даже ничего не делали.

– Вот это-то больше всего и смущает! – вздохнул Владимир. – Чего это они? Так сидишь и прямо-таки переживаешь, а что это твои племянники затеяли, а?

– Может, на них так отъезд родителей подействовал? – несмело предположила Нина. – Хотя нет, вряд ли…

Так толком ничего и не придумав, они утвердили первоначальный план присутствия на собраниях, и теперь Нина рассматривала тоскливый школьный двор из окна кабинета второго этажа.

Классная у Пашки и Полины осмотрела собравшихся родителей, откашлялась и начала рассказывать, что собрала она их тут для информации о проведении некоего загадочного тестирования детей.

– Понимаете, это социально-психологическое тестирование школьников… оно добровольное, поэтому мне надо, чтобы вы расписались, что его разрешаете. Это такое анонимное, ой, то есть конфиденциальное психологическое тестирование, но результаты будут показаны ребёнку. Нет, родители тоже могут их потом узнать – надо будет заявление в администрацию школы написать.

– Так какое же оно конфиденциальное, если администрация будет знать результаты? – уточнил один из пап, сидящих в последних рядах.

– Ну мы же никому не скажем! – классная сделала большие глаза в знак возмущения.

– А зачем оно вообще надо? – заинтересовалась одна из мам.

– Чтобы отследить детей, которыми могут манипулировать, которые поддаются чужому влиянию, возможно, даже криминальному.

– Спасибо, не надо! Я и так про своего ребенка всё знаю, нам тесты не нужны, – пожала плечами мама, задавшая вопрос.

– Это вы так думаете! Все так думают! – снисходительно фыркнула классная. – Я сейчас позову школьного психолога, она как раз по нашему этажу бегает и вам объяснит, что вы не правы.

Родители живенько заинтересовались, а смартфон Нины брякнул сообщением от Владимира.

«Собрание по разрешению на какое-то тестирование! Я сказал, что отказываюсь – у Мишки есть собственный психолог, она его знает лет с трёх, правда, когда Мишка стал жить с бабушкой, её услуги Михе больше и не нужны. Но, если будет необходимость, он сходит к той, которая его знает, и пообщается с ней. А подпускать к своему ребенку непонятно каких спецов с непонятно какими тестами я не собираюсь!»

Нина только улыбнулась, порадовавшись, что повод для собраний был таким пустяковым, впрочем, через несколько минут она поняла, что была неправа.

Когда в класс вошла девушка, представившаяся школьным психологом, узнав, что кто-то не соглашается подписать разрешение на тестирование, с жаром бросилась в бой!

По её словам, выходило, что родители совсем не знают своих детей и мешают работе специалистов, да вот в прошлом году было три отказа, но все эти родители были абсолютно неправы!

– Одна мамаша всё чего-то боится, такая зажатая, закомплексованная, даже отказ писала на весу, скорчившись на банкетке в три погибели! Вторая сказала, что боится, что эти данные куда-то попадут и испортят будущее ребёнку, а третья – это и вовсе смешно! Там такая мама сложная, что понятно, отчего ребенок вечно себя ведёт как партизан на допросе. Вообще мне не хочет ничего говорить. А вы? Вот вы… вы – будете четвёртой! – обратилась она к маме, тихонько улыбающейся на протяжении всей этой речи. – Разве может не специалист анализировать поведение несовершеннолетнего?

– Может, конечно! – уверенно ответила любопытная мама.

– А я вам как дипломированный психолог, которого профессора международного уровня учили, ответственно заверяю: не может! Вот вы, вы, кто по профессии?

– Я? Психолог как раз. Нет, в школе я не работаю, а всего лишь в вузе преподаю… Правда, видимо, не в том, где вас учили «профессора международного уровня».

Облом был заметен невооружённым глазом, как цветовое пятно теста Роршаха.

– И всё равно… всё равно вы неправы! – зло прищурилась на доброжелательную оппонентку психолог. – Так не будете давать согласие?

– Конечно, нет.

Нина тоже не собиралась соглашаться на какое бы то ни было тестирование, просто потому что мама близняшек как раз была коллегой спорщиц и неоднократно говорила, что дети у неё развиты не нормально, а экстремально.

– Но с этим ничего не поделать – остаётся только терпеть… – флегматично вздыхала она.

Всплеск оживления после визита школьного психолога продлился недолго, и все снова погрузились в сонно-отстранённое состояние, равнодушно разглядывая многочисленные схемы и кадры презентации, посвященной тестированию, которую показывала на доске им классная руководительница.

Нина жалела, что пришла, косилась в окно, тосковала и тут случайно расслышала в непрерывном потоке шёпота за спиной:

– Нет, ты представляешь? Обещали, что собачка будет такая милая, забавная, как игрушечка, а она поиграла с Диночкой, поиграла, а потом стала прятаться под кровать, за кресло, короче, такая неконтактная, и на вид… Ну фу, просто! Шерсть полезла просто клочками! Я сегодня присмотрелась, а эта псина дурацкая вся в проплешинах!

–Лишай? – испуганно зашуршала собеседница Диночкиной мамы, явно отодвигаясь от неё.

– Нет, я сразу кинула фотки знакомой врачихе. Та сказала, что это не лишай, а дерматит какой-то. Надо корм подбирать, ещё чего-то там делать. А мне оно зачем? Дине с ней скучно, собака эта только и делает, что под кроватью сидит. Я, когда сюда шла, позвонила тётке, у которой мы её покупали, по поводу того, что она наврала, что щенок активный, здоровый. А тётка, представляешь, какая наглость, мне и говорит, что мол, мы сами всё испортили, что деньги она возвращать не собирается и обратно забирать её не будет!

– Ой, и что ты теперь делать будешь? Диночка же, наверное, не захочет, чтобы щенка отдали?

– Да она мне сама сказала, чтобы я её убрала… Дyрa эта, ну, Лаки, которая, сгрызла у Дины туфли.

Дальше последовало описание стоимости и марки туфель, гибель которых подписала щенку окончательный приговор.

Нина чуть подняла смартфон и незаметно сфотографировала собеседниц – оборачиваться было неловко. Одна – дорого одетая, с широкими бровями и сильно нарощенными ресницами, явно мама Дины, вторая, её знакомая, – подпевала, активно кивающая так, что даже фото получилось смазанным.

«Уууу, как всё запущено, – поморщилась Нина. – Ну будем надеяться, что несчастному щенку со следующими хозяевами повезёт больше».

Родительское собрание с неторопливостью сытого удава подходило к концу, когда в класс вошла учительница биологии.

Нина прищурилась…

У биологички и Поли в прошлом учебном году была война, неприкрытая и яростная. Военные действия начались практически случайно – Поля приболела и несколько дней на уроках отсутствовала. Электронный журнал сбоил, поэтому учителя сами отмечали, кто был на уроках.