Ей-богу, я не знала, плакать мне или смеяться? Этот Дарч был совершенно невыносим, но, кажется, именно он сейчас изо всех сил спасал мою репутацию.

– Значит, вы подслушали наш разговор? – констатировала я.

– Конечно, – пожал плечами Дарч. – И знаете, леди, я ужасно рад, что вы отказали этому редкостному ублюдку!

Я моргнула. Чего-чего, но даже от «светлого» Дарча я не ожидала такой откровенности.

– Но как у вас оказались мои письма? Виллем… Не носил же он их с собой во время бала?

– Конечно, нет, – хмыкнул Дарч. – Он трепетно хранил их в домашнем сейфе. Полагаю, подобных памятных безделушек от влюбленных дамочек у него полным-полно. Вдруг пригодятся?

Слова, которые произносил дознаватель, мне были знакомы, но я с трудом понимала смысл сказанного.

Дарч просто вошел в дом Хокуна…

Открыл сейф…

Но Виллем – потомственный маг. Все его сейфы, сколько бы их ни было и что бы в них ни лежало, должны быть зачарованы!

– Но Виллем – маг! – я вскочила и закружила по комнате, как ранее Дарч. – Господи боже, вы не могли просто так вломиться к нему в дом!

– Ах, леди, великие маги прошлого знали, как превращаться в животных и летать, а нынешние только и умеют, что шантажировать влюбленных дамочек, – сообщил дознаватель с искренней печалью в голосе. – Что ни говори, мир мельчает, как и его чудеса.

Я остановилась напротив.

– Дарч, прекратите ломать комедию! Каким образом письма оказались у вас? Что вы сделали?

– О-о, не беспокойтесь обо мне, леди! – усмехнулся он. – Хокун будет молчать, как рыба, и не станет привлекать к этому делу имперский сыск. Ведь тогда ему придется рассказать, что именно он хранил в сейфе и для чего. Давайте лучше побеспокоимся о вас, Эвелинн…

С этими словами он вскочил, сгреб письма одной рукой, а меня – другой, и все это с такой скоростью, что я просто онемела.

– Где ваша кухня? – рявкнул он, становясь немного похожим на того Дарча, которого я знала раньше.

– В… в конце коридора, направо.

– Кухарка там живет?

– Нет, вечером она уходит.

– Ваш чуткий друг, Расмус, дома?

– Он отпросился на всю ночь, здесь только моя горничная…

Я тут же пожалела о сказанном. Дознаватель помутился рассудком, это совершенно ясно. Опасно оставаться с ним наедине!

Дарч что-то проворчал и потащил меня за собой.

В моей голове возникали картинки одна кошмарнее другой. В них фигурировали острые столовые проборы в качестве орудия преступления и я – в качестве жертвы.

Мы вошли на кухню. Отпустив меня, Дарч бросился к плите, заглянул в ее жерло и удовлетворенно кивнул.

– Идите сюда, – позвал он.

Оцепенев от ужаса, я подошла.

– Держите, – он сунул письма мне в руки и кивнул на плиту, – избавьтесь от них, пока они не попали еще к кому-нибудь.

Я непонимающе смотрела то на лавандовые конверты, то на пылающее лихорадочным румянцем лицо дознавателя.

– Да кидайте же! – прорычал он. – Мне пора уходить, но прежде я хочу убедиться, что вы сделали все правильно, а не сели проливать горькую слезу над неудавшимся браком.

Это был уже перебор. Мое сознание медленно, но неуклонно затягивал обморочный туман. Наверное, я потеряла бы сознание прямо там, если бы Дарч вдруг не схватил меня за плечи и не прижался горячими губами к моим…

От близкого аромата «Дыхания дракона» закружилась голова. Я не сопротивлялась, пока его губы осторожно, нежно пробовали мои на вкус, целовали, останавливались, будто пытались задержать мгновение. Травяной оттенок его дыхания навел меня на мысль, а не кармодонский ли самогон он использовал, чтобы напиться? И для чего пил? Неужели, для храбрости?

– Вы… вы нарушили закон ради меня? – прошептала я между поцелуями, становящимися все более горячими.

– Что вы сказали? – переспросил Дарч, отстраняясь и глядя на меня совершенно шальными глазами.

– Вы нарушили ради меня закон? – повторила я.

– Сожгите письма – и я вам отвечу, – прищурился он. – Ну же! Смелее! Сделайте Виллема Хокуна воспоминанием!

Последняя фраза стряхнула с меня оцепенение. Я вспомнила жестокую усмешку на губах Виллема, когда он произносил: «Бабушкино наследство делает тебя еще более привлекательной в моих глазах. Принадлежность к Кевинсам в сочетании с наследством Кевинсов – это беспроигрышная партия». Унизительные слова загремели в ушах, как колеса приближающегося на полной скорости онтиката. Не медля более ни секунды, я швырнула письма в жерло плиты, где их подхватил проснувшийся огонь. Глядя, как чернеют, съеживаются и превращаются в прах нежные девичьи мечты, я ощущала себя птицей, устремившейся в небеса из клетки. Меня не сломало время, проведенное в пансионе, и годы послушного приема таблеток, стирающих личность. Не сломает и Виллем Хокун!

Я следила за пламенем до тех пор, покуда оно не пожрало бумажное подношение. А когда подняла взгляд, обнаружила, что осталась одна. Дарч ушел, так и не ответив. И хотя ответ был мне известен, я хотела услышать это от него.

Надеясь догнать дознавателя, я побежала в кабинет, но и там было пусто. Лишь покачивающийся шнур да проникшая в комнату стылость указывали на то, что окно только что захлопнули.

Я в задумчивости потрогала пальцем припухшие губы. Виллем умел целовать, и я буквально плавилась в его объятиях. Демьен Дарч целовался по меньшей мере не хуже.

Запретив себе дальнейшие размышления, я вернулась в спальню. И только забравшись в постель поняла, как замерзла.

Всполохи света от фар проезжающего онтиката высветили призрачную фигуру в кресле у окна.

– Эвелинн, что это только что было? – ворчливо спросил дед, поблескивая макушкой.

– Ах, дедушка, я и сама не знаю, – пробормотала я.

И счастливо улыбнулась, ощущая, как тепло затягивает меня в крепкий и сладкий сон.

***

Мне снилась тетушка Агата. Она сидела на скамейке, задумчиво теребя обрывок веревки на шее. Я подходила к ней, каждой клеточкой тела впитывая покой старого парка поместья Воральберг, с благодарностью прислушиваясь к скрипу гравия под ногами и заранее радуясь встрече с тетушкой. Но, когда я подошла, призрак посмотрел на меня укоряюще и исчез, не сказав ни слова. Все, что мне оставалось – сесть на скамейку вместо него и закрыть глаза…

Меня разбудил полный энтузиазма голос Бреннона, зазвучавший из-за двери:

– Просыпайся, соня! Уже шесть часов утра.

– Ни за что! – пробормотала я. – Уходи, Брен, я хочу еще поспать.

– Тогда зачем просила Вель разбудить тебя в шесть? Утренний чай готов. Я голоден, как волк, и составлю тебе компанию за завтраком, если ты не против…

Громкий голос понемногу распутывал сеть сновидений, возвращая меня к реальности.

Хокун…

Письма…

Неожиданный визит Дарча!

– Скажи Вель, пусть накрывает на стол, – окончательно проснувшись, я села в кровати. – Мне нужно кое-что рассказать тебе.

– Жду с нетерпением! – послышалось из-за двери.

Когда я вошла в столовую, первое, что увидела – чашки с восхитительно золотыми листьями.

Ахнув, я бросилась к столу. Сервиз был точь-в-точь как тот, который уничтожили разбушевавшиеся призраки.

– Бреннон Расмус, ты знаешь, что я тебя обожаю? – серьезно сказала я, повернувшись к нему.

– Как и я тебя, Линн, – довольно усмехнулся он. – Но давай уже завтракать.

Я с подозрением посмотрела на него.

– Купил, честное благородное слово! – воскликнул секретарь, подходя к столу и отодвигая стул для меня. – Нашел на барахолке несколько дней назад. Сервиз просто ждал своего часа, чтобы поднять тебе настроение. Вель дала понять, ты вернулась с бала в расстроенных чувствах. Что случилось?

Подумав о горячих губах Демьена Дарча, я замешкалась с ответом.

– Линн? – с волнением в голосе спросил Расмус.

– Сейчас расскажу, – я помотала головой, отгоняя воспоминания, которые меня смущали, и села.

Бреннон действительно был голоден, но, когда я дошла до разговора с Виллемом, совершенно позабыл о еде. Несколько раз мой помощник порывался вскочить с искаженным от гнева и возмущения лицом. Мне приходилось замолкать, дабы дать ему время прийти в себя. Узнав о визите Дарча и о том, что он сотворил, Расмус так удивился, что попытался выпить чаю из давно опустевшей чашки.