– Нет, немного… Не крути башкой… Думаю, даже зашивать не придётся… Блин… Тебя Мэт так приложил, аж треск пошёл. Там выступ в стене, ты об него со всего маху долбанулся, когда он тебе в грудину пропнул. Я думал всё, конец тебе. Прям затылком…

– Мне? – посмотрел я на боксёра. – Это Мэту твоему конец.

Он нахмурился, а я снял с себя куртку. Она была заляпана бурыми пятнами, но не трагично. Ещё раз бросил взгляд в зеркало.

– Вот дерьмо! – не сдержавшись, выругался я.

Ручки тоненькие, как у цыплёнка. Мне надо было бежать, прятать Катю, Юлю, разбираться с генералом, с Никитосом… А тут такое… Блин… Точно, крыша протекла…

– Чего? – не понял Рожков. – Говорю же, не страшно. До свадьбы заживёт. Ты давай, домой топай, приведи себя в порядок, отоспись. Завтра, как новенький будешь.

– Башка болит, – поморщился я и начал замывать джинсовую куртку.

Покончив с курткой, отмотал туалетной бумаги и промокнул затылок. Кровь уже не текла, засохла.

– Давай, – неохотно предложил боксёр, – помогу.

Я наклонился над раковиной, а он аккуратно обмыл и промокнул рану.

– Ерунда, пустяки, короче, – удовлетворённо отметил он.

Я выпрямился и задрал майку. На груди чернела неслабая такая гематома.

– Зашибись у вас тут порядочки в школе, – заметил я. – Сажать надо конкретно.

– Не будь слабаком, и никакого буллинга тоже не будет. Это везде так. Не мы такие, жизнь такая.

– Отличная отмазка. Тебя звать-то как? Буллинг, в натуре… Слова-то какие придумали…

– Нет, Красивый, ты чё, не придуриваешься? Правда не помнишь нифига?

– Тут помню, тут не помню, – подмигнул я.

– Пипец какой-то, – махнул он рукой. – Илья, вообще-то.

– А меня?

– Слушай, заканчивай уже свой стёб дебильный. Я пошёл, короче.

Он развернулся и двинулся к двери.

– Илюха, – окликнул его я.

Он остановился, обернулся и настороженно посмотрел.

– Спасибо, братан.

– Да пошёл ты, Крас. Мы с тобой не друзья и уж тем более никакие не братаны. Что за слово, вообще? И не станем ни друзьями, ни братанами. Понял? Напоминаю, если ты вдруг забыл.

– Сурово, – хмыкнул я, и он вышел из туалета.

Ну, ладно, брателло, как скажешь… Я сунул руки в карманы. Из одного достал плоский брусок. Довольно тяжёлый… На пейджер не похоже, на мобильник тоже… Повертел в руках. С одной стороны был ободранный и облезлый пластик, а с другой – треснувшее стекло, похожее на экран. Оно вдруг засветилось. Точно экран. На нём появились маленькие цветные квадратики и кружочки… Прикольно…

Ладно, потом разберёмся. В другом кармане оказались ключи и свёрнутая банкнота. Пятьсот тысяч что ли? Я развернул. Да, она была похожа на пол-лимона, только нулей было всего два. Это как понимать-то? Бред какой-то. Билет, бляха, банка России. И вроде эта бумажка проще выглядела, но, одновременно, как-то солиднее… Хрень какая-то…

Я вздохнул. Пятьсот штук было бы, конечно, лучше, чем эта фальшивка… Ладно… Ключи выглядели совершенно обычными и, по большому счёту, бесполезными. Других трофеев я не обнаружил и снова подошёл к зеркалу.

– Ну что? – спросил я у своего отражения. – Что делать-то? Домой шагать? Типа, здравствуй, Катя, это я, Серёжа?

При мысли о Катюхе, из темноты сознания появился Никита. Его вчерашнее посещение засело в голове занозой. Гостинцы, вид Кати, колготки – всё вот это… Папку она ему отдала или он сам нашёл? Знал меня и понимал, где я могу спрятать, вот и нашёл. Я его тоже знал. Как облупленного. Мы же с ним…

А вот я сейчас прямиком к нему и двину! Точняк! В таком виде он меня не узнает, сто пудов. Губы расплылись в усмешке. Надо сначала зайти домой за стволом. Катюха на работе, ключей нет. Соседи на балкон левого пацанёнка не пустят. Бляха… Ладно, значит залезу по трубе. Я вон теперь какой лёгкий. И в форточку просочусь без вопросов.

В туалет зашёл тощий зашуганный пацанчик, явно младше моего отражения. Он опасливо взглянул в мою сторону, но тут же успокоился, поняв, что от меня ждать неприятностей точно не стоит. Ну-ну. Вот и Никитос так пусть думает.

Я снова глянул в зеркало. Теперь на меня смотрел не ощипанный жалкий воробышек, а ощерившийся волчонок. Слабый, но отчаянный, тот, что не отступит и будет биться до конца.

Снаружи раздались голоса и смех. В туалет вдруг влетела растрёпанная девчонка. Её втолкнули, закрыли дверь и заржали. Дураки малолетние. Она оглянулась, увидела меня с доходягой, улыбнулась. Но улыбка получилось жалкой, а в глазах ясно читался испуг.

– Придурки! – крикнула она и толкнула дверь плечом. – Откройте!

Дверь естественно не поддалась. Зазвенел звонок.

– Открывайте, я сказала! – не сдавалась девочка.

– Глотова, минет сделаешь, тогда выпущу! – раздалось из-за двери.

– И мне!

– И мне!

Парни загоготали. Уроды. Девчонка покраснела.

– Чё ты молчишь? Всё равно ведь придётся сделать! Да нас трое всего!

– Четверо!

– Ты дебил, Назаров! – крикнула она. – Идиоты!

Дверь резко открылась и на пороге появился ухмыляющийся здоровяк, а за ним несколько шакалов.

– Давай, чё ты, у тебя и фамилия подходящая.

Все опять заржали.

– Мы не скажем никому.

– Да тебе самой понравится!

Рыхлый, щербатый, коротко стриженый здоровяк-переросток, который, вероятно, и был Назаровым, шагнул к ней и начал расстёгивать ремень.

– Давай сама, Глотова, всё равно же заставлю, – подмигнул он и растянул жирные губы в мерзкой улыбке.

Девчонка отступила и натолкнулась на меня.

– А ты чё, Крас, вылупился?! – оскалился Назаров. – Тоже хочешь? Не сегодня, понял? Сегодня Глотова сосёт!

Все снова засмеялись, а я отодвинул Глотову в сторону и шагнул навстречу этому уроду.

– Слышь, пончик, я тебе сейчас зубы в глотку вобью, – спокойно сказал я. – И после этого ты всю жизнь только сосать и сможешь. Как тебе такая перспектива?

Он мгновенно изменился в лице. Его толстая колбасная рожа налилась кровью, а глаза полезли из орбит. Видать кредит с дебетом в его тупой башке никак не хотели сходиться, потому что он конкретно завис, как компьютер у нас в управлении, соображая, должно быть, как именно обрушить на меня свою ярость. Физика у меня была, конечно, полный ноль, но с этим жиртрестом…

– Это что такое! – донёсся строгий и громкий женский голос из коридора. – А ну! Быстро разошлись! Назаров! Что опять такое?!

– Да сами смотрите, Юлия Андреевна, – плаксиво заныл он. – Чё опять Назаров-то? Я в туалет хочу, а тут эти вот… Петтингом занимаются.

Он показал на меня пальцем и попятился назад. Зайдя за учительницу и убедившись, что она его не видит, он тут же сделал свирепое лицо и провёл ребром ладони по горлу.

– Краснов! – с ужасом воскликнула учительница. – Глотова! Это что такое?! Мильнер, а ты-то как в это влип?

– Я… – замотал головой пугливый пацанчик, – я… они…

– Краснов! Ты на кого похож, вообще? Посмотри на себя! Мало того, что учиться не хочешь, ещё и драться начал? Ты понимаешь, что тебя отчислят из школы? Хоть немного мозгов у тебя есть, чтобы понять эту мысль? Это несложно, подумай! А ты Глотова? Это уж ни в какие ворота! С мальчиками в мужском туалете! Ты понимаешь, что у учителей чаша терпения уже переполнена? Я сейчас сообщу твоему классному руководителю и директору школы. Пусть вызывают родителей и разбираются с тобой. Что, Краснов? Что ты смотришь, будто в первый раз меня увидел?! Краснов!

А я действительно смотрел на эту женщину во все глаза. На вид ей было лет пятьдесят. В неплохой форме, довольно стройная и подтянутая. Наверное, занималась физкультурой. Недешёвый костюм сидел идеально и делал её элегантной. Невысокая, без седины, с аккуратной стрижкой и неброским макияжем, лицо практически без морщин. Нет, не двадцатилетняя девчушка, конечно, но и не оплывшая и обабившаяся тётя Мотя. Это было поразительно. Совершенно поразительно. И невероятно…

– Салихова? – спросил я, нахмурившись.

– Что?! – она округлила глаза и уставилась на меня, как на инопланетянина.