– Не начинай, – скривилась Мара. – Сейчас заведешься про наркотики и незащищенный секс.

– Про секс пусть с тобой психолог разбирается. У нее осталось две недели испытательного срока. А я про детей толкую. У четверых наших есть дети. Трое моих девок, сын Абакара, девчонка у летчика и двое внуков у химика. Так? – повысил он голос.

Садовник Елисей, подняв глаза к потолку, вероятно, вспоминал свои грехи молодости. Дездемона отвела взгляд. Мара смотрела на Виктора Лушко с удивлением.

– Так! – выждав с минуту, утвердительно изрек хозяин. – Мы четверо друг на друга детей переписали. Если что случается, выжившие растят сирот, как своих. И бумаги заготовили соответственные по опекунству. Так что этот самый принц Тимурка, считай, уже мой сын. Могу я иметь виды на его дальнейшую судьбу? То-то! – уверенно закончил он.

Рано утром, пока шофер готовил машину, Зойка пробралась в спальню отца и оседлала его живот. Виктор Филимонович, повредив в одной из спасательных операций что-то в позвоночнике, спал на полу на раскатанном матраце. Он замычал, когда Зоя постучала по его животу пятками, потом заметил, просыпаясь:

– А еще жаловалась, что уроки по конному спорту тебе не прут.

– Не прут, – кивнула Зоя. – У меня ноги для лошади коротковаты. Инструктор сказал, пусть отец купит пони.

– А ты что? – совсем проснулся Виктор Филимонович.

– А я сказала, что скорее ты ему венок купишь.

Виктор Филимонович, сдержав улыбку, скинул девчонку с живота и сел.

– Грубо, – заметил он. – Плачу, плачу за твое образование, а ты разговариваешь, как пацанка.

– Он все равно не понял. Он поляк. В Литве много поляков.

– Поляк… Стремена подтягивала?

– А что толку? – вздохнула Зоя. – Обидно. За каждую провинность в интернате меня, по твоему хотению, кстати, заставляют чистить конюшню. Ладно бы я хоть удовольствие от верховой езды получала, а то – пони!..

– Я могу поговорить с директрисой.

– Не надо! – поспешно воспротивилась Зойка.

– Что, суровая она у вас?

– Она нормальная, только слишком заботливая. Лезет не в свои дела.

– Какие такие не свои? – заинтересовался Виктор Филимонович.

– Она завела картотеку на родителей. Всех поделила на виды, подвиды, ну и вообще…

– А поподробней? Что за досье? По деньгам, по делам, по должности?

– Нет. По своим ощущениям.

– И какие у нее насчет меня могут быть ощущения? – удивился Виктор Лушко. – Виделись пару раз, когда я вас в колледж устраивал.

– Ей этого хватило. Она классифицировала тебя в желтую папку.

– И что плохого – быть в желтой папке? Чего это ты приуныла?

– Да ничего плохого, вторая степень риска, – тоскливо отозвалась Зойка, жалея, что завела этот разговор. – В общих чертах – недостаток образования, личностная переоценка, тщеславие, самоуверенность, непредсказуемость…

– Есть у меня такое дело, как недостаток образования, – согласился Виктор Лушко, не сочтя все остальное, перечисленное Зойкой, недостатками. – А тебе кто дозволил рыться в чужих папках?

– Я не рылась.

– Ладно. Хватит о бабских загибах говорить. Давай по делу. Чего пришла спозаранку?

– Я подумала… Я тут подумала, за кого ты можешь через три года выдать меня замуж? И хочу сразу сказать – за чурку не пойду.

Виктор Филимонович встал, подтянул повыше резинку семейных трусов и так странно посмотрел на дочь, что та нервно вскочила и отошла подальше.

– Это ты так обзываешь моего друга, моего кровного брата – Абакара? Чуркой?!

– Я… Я подумала, что у него есть сын, и ты захочешь…

– Его сын – мой сын! И кровь у него царская.

– Но он же узбек, а в Узбекистане царей…

– Он потомок Александра Македонского! – закричал Виктор Филимонович. – Самого Македонского! Ты смеешь называть Македонского чуркой? Молчишь?

– При чем здесь Македонский? – пролепетала Зоя.

– Историю учить надо! Александр Македонский был женат на узбечке! От ее детей пошла ветвь Абакара!

– Да я учу, – пробормотала Зоя, задумалась и выдала на свой страх и риск: – Не было тогда еще узбеков, когда Македонский…

– Конечно, не было, вижу, что кое-чему тебя в этом евроколледже научили! Какую область завоевал Македонский в том месте, где сейчас бывшая советская Азия? Говори немедленно!

Зоя закрыла глаза, сосредотачиваясь. Она напряглась, сжала веки. На верхней губе выступили капельки пота. Наконец, рассерженно топнув, она открыла глаза и с яростью выкрикнула:

– Ты сам не знаешь!

– Я не знаю?!

– Не знаешь! Ты забыл. Не можешь вспомнить!

Потом, глядя, как отец забегал по комнате, длинно выдохнула, еще раз закрыла глаза и успела выставить руку перед ним до того, как он размахнулся кожаной плеткой.

– Согдиана! Эта область называлась тогда Согдиана. В том месте, где сейчас Азия и часть Афганистана…

– Правильно, – опустил плетку Виктор Филимонович. – Значит, женщина Македонского была согдианкой. Так? Так, я спрашиваю?!

– Так… – прошептала Зоя.

– А по расчету сегодняшних старейшин ее потомки имели смешанную узбекско-таджикскую кровь, но узбекской было больше!

– Ладно, – устало отмахнулась Зоя и без сил опустилась на матрац.

– Так кто есть мой друг и брат Абакар?

– Потомок Александра Македонского, – пробормотала Зоя.

– А его сын Тамерлан? Говори!

– Тоже… потомок.

– Потомок царя Македонского, то есть – принц! Уяснила?

– Уяснила… Только в те времена в Македонии слова «царь» не существовало, – для справедливости пробормотала Зоя себе под нос.

– А теперь говори, зачем пришла.

– Попрощаться… – пожала плечами Зоя.

– Я тебя чуть не выпорол, но ведь не выпорол же, поэтому мы расстанемся по-хорошему, – разложил все по полочкам отец. – Собралась?

Зоя кивнула.

– Тогда выйди отсюда и дай мне собраться. У тебя дорога дальняя, а у меня – еще дальше.

– Ты хотя бы летишь на самолете, а нам до Вильнюса на поезде тащиться.

– Откуда ты знаешь, что я лечу на самолете? – застыл Виктор Филимонович, строго соблюдавший дома обет молчания по поводу своей работы и направления поездок.

– А как еще можно попасть в Венесуэлу, – пробормотала Зоя, чувствуя, что говорит лишнее, но остановиться не могла.

– И как же? – прошептал отец.

– На самолете… До Каракаса…

Виктор Филимонович стал отступать назад, пока икры его ног не уперлись в кресло. Тогда он сел, не спуская глаз с девчонки.

– Может быть, ты даже знаешь, зачем я туда лечу? – вкрадчиво поинтересовался он.

– Да я все думаю, думаю… Зачем ты туда летишь? Там все в порядке, никаких катаклизмов. А ты думаешь, что там завтра будет наводнение. Мне совершенно непонятно, почему ты так думаешь.

– Ты знаешь, о чем я думаю?..

– Иногда. Я уже говорила, что умею читать мысли.

– Вот как. Значит, ты можешь читать мои мысли?

– Не всегда, а только…

– И о чем я сейчас думаю? – перебил ее Виктор Филимонович, поднимаясь.

Резко развернувшись, Зоя бросилась к двери, и, скатившись по лестнице на первый этаж, забежала в столовую и залезла под стол, ухватившись там за лодыжку Дездемоны, – и все это за четыре секунды.

Дездемона наклонилась и заглянула под стол. Ее рыжие вьющиеся волосы, выбившиеся из-под косынки, слегка шевелились от сквозняка, к лицу от неудобной позы прилила кровь, и оно стало красным.

– Ну? Что еще замыслила? Покажи руки, – потребовала Дездемона.

– Я не понимаю, – прошептала Зоя, но руки примерно вытянула. – Я просматриваю все сводки метеослужбы. Я даже переписываюсь по Интернету с австралийцем и канадцем, они работают на специальных станциях. Никаких наводнений!

– Оладьи будешь?

Зоя выбралась из-под стола.

– Ты что, хочешь замуж? – спросила Дездемона, подвигая к ней тарелку с оладьями и ягоды со сметаной.

– Не знаю, – честно ответила Зоя.

– А зачем тогда отцу голову морочишь?

– Ты, Дездемона, дремучая – жуть! Откуда я знаю, чего буду хотеть через три года? Я закончу досрочно образование, выйду замуж в тринадцать, в пятнадцать – разведусь! А что? Все разводятся. То, на что у многих уходит полжизни, у меня будет пройденным этапом к совершеннолетию.