Но вот он дошел, наконец, до самого верха лестницы. Отсюда по трем сторонам шли залы, где игрались партии турнира. Ласкер играл сегодня в главном зале. Миновав огромные латунные двери с украшениями, он попал в Большой зал музея. Здесь среди рифленых мраморных колонн уютно пристроились шахматные столики с полированными фигурками, часами и флажками. Вверху помещались демонстрационные доски. Они выглядели странно среди древних скульптур; казалось, что римский воин вот-вот покинет свой пьедестал и острием копья перенесет на два поля вперед белую пешку. Всюду разместились зрители. Внизу они покорно ждали начала битвы, стоя за красным канатом, наверху с балкона выглядывали из-за маленьких колонн.
Мраморный пол был покрыт коврами. Необходимая мера: организаторы убедились в первый день, что без ковров зрители, переходя из зала в зал, создают шум.
Противницей Ласкера в десятом туре была Вера Менчик. Редкостно одаренная чешка была бесспорно сильнейшей шахматисткой. Мало того, она смело вступала в состязания с лучшими гроссмейстерами-мужчинами и нередко со значительным успехом. Однако в Москве ей не везло - Менчик проиграла все девять первых партий. Ужасное начало расстроило обычно спокойную чешку, и она заметно нервничала, садясь за доску против Ласкера. Тот подбадривающе улыбнулся противнице.
Маленькое происшествие задержало начало тура. Директор музея подошел к столику, за которым сидела Менчик, и, обращаясь к ней, произнес:
- Дорогая миссис Менчик! Наш шахматный турнир играется в залах, где все напоминает о храбрости древних рыцарей. Это смельчаки мужчины. Мы рады приветствовать в стенах музея вас, отважную женщину, ведущую борьбу с лучшими шахматистами земного шара. Мы желаем вам самого большого, успеха в вашем смелом, ратном подвиге. Разрешите просить вас, дорогая миссис Менчик, принять на память об этих днях маленький подарок от работников музея.
Директор снял покрывало с небольшой статуэтки, и зрители увидели миниатюрную копию одной из лучших скульптур музея - «Борющихся ангелов» Пигалля. На глазах растроганной Менчик, принявшей подарок, блеснули слезы.
Ласкеру неприятно было выигрывать у милой противницы, да еще после пережитых ею приятных минут. Но что поделаешь! Турнирные законы жестоки. После девяти туров он отставал от Ботвинника на два очка, нужно было наверстывать упущенное. Тут не до жалости или рыцарской галантности. Все же экс-чемпион старался делать все возможное для того, чтобы облегчить задачу противницы. Каждый раз, когда Менчик думала над ходом, он поднимался со стула и уходил от столика. Так ей лучше: не будет смущать вид сидящего напротив противника, да и дым от сигары не потревожит.
Дела Менчик поначалу партии с Ласкером складывались неплохо. Она захватила инициативу, укрепилась пешками в центре и сохранила значительный пространственный перевес. Сильнейшая шахматистка мира делала все, что требовали шахматные законы. Не ее вина, что против Ласкера этого не всегда бывало достаточно. Прозорливый взгляд мудрейшего шахматного бойца сумел отыскать в простой на вид позиции возможность неожиданной контратаки. Нападение черных фигур застало Меячик врасплох: она растерялась, допустила серьезную ошибку и потеряла пешку. Хотя партия длилась до тридцать первого хода, Менчик все же пришлось сдаться.
Когда противники уже кончали разбирать возможные варианты, к столику подошел судья Николай Зубарев и сказал, что Капабланка сдал Ласкеру партию из предыдущего тура. Собравшиеся вокруг участники поздравили ветерана с такой замечательной победой.
- Вы умудряетесь в один вечер выигрывать по две партии, - раздался вдруг знакомый Ласкеру голос. Это был Крыленко. Руководитель советских шахматистов, улыбаясь, поздравил Ласкера с двумя завоеванными единицами.
Ласкер подумал, что это самый удобный момент для переговоров с Крыленко.
- Я хотел бы поговорить с вами, - обратился он к председателю исполбюро шахматной секции.
- Пожалуйста, в любую минуту, - охотно согласился Крыленко. - Может быть, пройдем в кабинет директора?
Выразительно взглянув на Марту, Ласкер последовал за Крыленко. Это была интересная пара. Оба маленькие, коренастые, но какие различные по виду! Величественный, осанистый экс-чемпион мира и подвижный темпераментный большевик. Густая седая шевелюра Ласкера как-то еще заметнее выделялась рядом с бритой головой народного комиссара. Костюм не шел Крыленко, ему явно был лучше военный френч.
- Я вас слушаю, доктор, - повернулся Крыленко к эксчемпиону мира, когда они уселись в удобных креслах в кабинете директора музея.
Ласкер некоторое время выжидал, слегка смущаясь, затем: начал разговор вопросом:
- Вы ведь знаете, что происходит на моей родине?
По его серьезному тону, по тому, как нервничал этот обычно выдержанный и спокойный человек, Крыленко понял, что разговор пойдет о чем-то серьезном.
- Я был вынужден уехать из Берлина, - тихо продолжал Ласкер. - Мои друзья тоже покидают Германию. Уехали Эйнштейн, Стефая Цвейг. Евреям становится все тяжелее уживаться с новым режимом Гитлера.
- Да, - многозначительно произнес Крыленко, внимательно глядя на собеседника умными зелеными глазами. - И что же вы решили?
- Я хотел бы просить разрешения поселиться в вашей стране, - твердо произнес Ласкер.
- Надолго?
- Навсегда, - ответил Ласкер. - Или, по крайней мере, до тех пор, пока не кончится этот ужас.
Некоторое время Крыленко молчал. Затем сказал:
- Я должен доложить правительству. Вы понимаете, что один я этот вопрос не могу решить. Но думаю, что он будет решен положительно. Ваша жена тоже, полагаю, останется в СССР?
- Конечно.
- Шахматная организация Советского Союза будет рада иметь своим гостем такого выдающегося шахматиста, - промолвил Крыленко.
Ласкер замахал рукой - к чему комплименты! Затем он продолжал:
- Спасибо. Вы должны извинить меня, но у меня есть еще одна просьба к вам. Видите ли, я не хотел бы ограничить свою деятельность одними шахматами. Нет, - поспешил поправиться Ласкер, боясь, что Крыленко не так его поймет, - я буду делать для шахмат все, что в моих силах, но мне хотелось бы вместе с тем продолжать мои работы в области математики и, может быть, философии. Хотя, - улыбнулся Ласкер, - наша философия отлична от вашей.
- И что я должен для этого сделать? - с готовностью отозвался Крыленко.
- Если можно, переговорить с Академией наук. Я уже беседовал там с математиками.
- Хорошо, - согласился Крыленко. - Завтра же позвоню Карпинскому. И как вы намереваетесь действовать дальше? Останетесь сразу в Москве?
- Нет, я должен на некоторое время съездить в Амстердам, - ответил Ласкер. - Нужно устроить кое-какие свои дела. Вы понимаете, я должен быть осторожен.
- Это ваше дело, - не стал ни о чем расспрашивать Крыленко. - Мы постараемся сделать все возможнее, чтобы вам помочь.
Некоторое время длилось молчание. Затем Крыленко сказал:
- Вот что я хотел бы вам предложить. Оставайтесь после турнира на месяц у нас. Поедете с женой на Кавказ, отдохнете. Все расходы мы берем на себя. А потом отправитесь в Амстердам.
- Большое спасибо, - поблагодарил Ласкер. - Я давно мечтал побывать на Кавказе. Марта будет счастлива.
- Решено, - по-военному коротко заключил Крыленко. - Что касается дальнейшего, я могу предложить вам такой вариант. В будущем году в Москве состоится еще один международный турнир. На десять человек в два круга. Мы сегодня как раз решили это на исполбюро. Приглашаем вас, Капабланку, Флора, Эйве. Вы можете приехать на турнир и совсем остаться в Москве. За это время успеете сделать ваши дела, да и мы будем иметь время подготовиться и принять вас как следует. К тому же договориться с Академией наук.
- Отлично. В каком месяце вы предполагаете проводить турнир?
- В апреле - мае.
- А Алехина вы думаете пригласить?